Присутствие. Дурнушка. Ты мне больше не нужна - Артур Миллер

— Езжай медленно, — сказал Питер. — Долго эта штука не выдержит. Очень медленно!

Вся группа полезла в «лендровер». Левин стряхнул со спины Питера налипшую землю. Мужчина с пистолетом подсадил женщину в красном платье, подтолкнув ее пониже спины. Он продолжал все это время подобострастно кивать Питеру, а тот вернул ему его платок и ткнул пальцем в пистолет у него на поясе.

— Зачем он вам тут понадобился?

— Из леса начали появляться разные нехорошие люди.

— А войск разве тут нету? Или жандармерии?

Мужчина откинул назад голову, беззвучно засмеявшись.

Потом отдал честь и полез в «лендровер» и сел там позади женщины.

Они поехали дальше. Питер молчал и, кажется, злился. Левину было жаль его испачканной рубашки, это ведь была его затея — ехать сюда, затея, видимо, совершенно бессмысленная, принимая во внимание хотя бы гнусность окружавшего их пустынного пейзажа.

— Странная вещь, что он отдал вам веревку бесплатно, — сказал он, стараясь как-то ободрить Питера. И рассказал ему о том, как тридцать лет назад почти в этом же месте их выручил человек, давший им взаймы аккумулятор.

— Ну и что тут такого? — спросил Питер.

— Не знаю, просто это как-то необычно. Или здесь это обычное явление — помогать таким образом незнакомым людям?

Питер с минуту размышлял.

— Не думаю. Я вообще не понимаю, что иной раз движет людьми. Наверное, ему просто захотелось поступить именно так.

Левину пришло в голову, что и сам Питер остановился, чтобы помочь починить машину, без мысли о какой-то награде за свои труды. Ему стало стыдно, потом он почувствовал себя полным глупцом, когда безуспешно пытался понять сидящего рядом с ним человека, точно так же, как он не мог понять всадника, сделавшего им такой подарок, или водителя того грузовика тридцать лет назад. Возможно, самым поразительным было отсутствие у Питера какой-либо сентиментальности или сочувствия людям, которым он помогал. Когда он разговаривал с водителем, в голосе его явно звучало нечто, очень близкое к презрению. Тогда зачем он со всем этим связался?

Теперь по обе стороны дороги начали попадаться чахлые сосны, а между ними виднелись бесчисленные пеньки. В этих местах на дороге еще сохранилось асфальтовое покрытие. Питер посмотрел на Левина:

— Видимо, скоро приедем. Вы тут что-нибудь узнаете?

— Они жили в домике в стороне от дороги. Недалеко от офиса здешнего управляющего, если я правильно помню. Это было где-то справа, но теперь трудно узнать места, столько деревьев спилили.

— Мне кажется, чуть дальше впереди офис. Может, у них что-то узнаем.

Но тут Левин увидел груду белесых камней возле грунтовой дороги, уходящей вправо.

— Здесь! — выкрикнул он, и Питер свернул на узкую дорогу. И там, в сотне ярдов впереди, стоял этот домик.

— Впервые я увидел его тридцать три года назад, — сказал Левин. Питер подъехал к крыльцу. Сетка на двери была порвана, дверь распахнута настежь, окна разбиты, и все здесь казалось мрачным, заброшенным. Левин вылез из машины и забрался на веранду, ответившую ему пустым эхом шагов. Питер последовал за ним. Левин остановился, огляделся вокруг, увидел по-прежнему валяющийся во дворе хлам, разросшиеся сорняки, засохшие кусты. Такого он не ожидал; перед его глазами все еще стоял образ Дагласа, склонившегося над своими синьками и громко требующего чаю, и его жены в розовой блузке и с рукой на перевязи. Они стремились вырваться из привычной среды, хотели отправиться за моря, показывать местным кино, а по ночам валяться на палубе, любуясь звездами. Потом возникла эта идея со скипидаром, попытка стать нужными, старающимися иметь значение, вес. Он прошел в гостиную. Четыре распадающиеся на части книги по-прежнему стояли на каминной полке, а из самого камина торчали два полуобгоревших, давно превратившихся в уголь полена. Фисгармония стояла все там же, прислоненная к стене. Жена Дагласа пригласила его тогда поиграть; сейчас он никак не мог понять, откуда ей было известно, что он играет. Он подошел к инструменту. Шаги эхом отдавались в комнате. Накладки из слоновой кости с клавиш были содраны. Он сел на ящик и стал качать ногой мехи, но подгнившее устройство издавало хрип. Он опять вспомнил, как она вошла, в своей розовой блузке, прикрывая левой рукой сломанную правую. Он оглянулся вокруг. Комната была такой, какой он ее помнил; красть здесь было нечего, а их мечты и мысли исчезли вместе с ними. Они хотели быть полезными, именно эта мысль, решил он, двигала ими, да и Винсентом тоже, но в конечном итоге получилось нечто совсем другое.

— У меня такое ощущение, что этот куб еще можно найти. Мы тогда поехали к нему именно отсюда, — сказал Левин, когда они вышли. Питер, кажется, несколько оттаял.

— Здесь и тогда все так было? — спросил он. Его как будто тоже захватила романтика поиска, и это ему нравилось; Левин решил, что больше всего в этом деле его привлекла его полная бесприбыльность, это было нечто вроде естественного сочувствия с привкусом романтики. Может, это потому, подумалось Левину, что его собственная мать решила завести себе другого мужчину, заменив им его отца.

Наверное, подобно самому Левину, Питер как будто жил одновременно в двух измерениях, словно занеся ногу над пропастью, отыскивая облако, на которое мог бы ступить.

Питер вывел машину на мощеную дорогу и медленно поехал дальше; Левин внимательно оглядывал придорожные заросли кустов и вьющихся растений, высматривая знакомые приметы. Когда они добрались до альпийского шале, в котором размещался офис управляющего, Питер замедлил ход, но здесь не было припарковано ни одного автомобиля, и, видимо, внутри тоже никого не было.

— В любом случае мне бы не хотелось обращаться в правительственные учреждения, — сказал Левин. Впервые с момента смерти Адели он так явственно ощутил ее отсутствие. Она была нужна ему сейчас, чтобы сидела здесь, в этой машине, он ясно видел ее перед собой, такой, какой она была в свои двадцать, за сорок лет до смерти, живая, в расцвете сил, обнимающая его полными руками.

«Кажется, я тоже ищу нечто, навсегда потерянное», — подумал он. Эта мысль как будто объяснила ему причины его возвращения в эти края. И заставила его улыбнуться: «Значит, это ее я пытаюсь отыскать?» Он чуть не произнес это вслух, но потом ему пришла и другая мысль: «Что ж, неплохая причина, ничуть не хуже, чем любая другая».

Они проехали еще с полмили. Когда Левин сказал, что не помнит, чтобы перегонный куб был так далеко от офиса, они остановились и тут же услышали визг бензопилы, раздавшийся неподалеку. Они вышли из машины и обнаружили узкую тропинку, протоптанную в кустах, и, пройдя по ней немного, наткнулись на четверых мужчин, обрубавших ветки с поваленного дерева. Рядом, на поляне, были свалены в кучу уже очищенные стволы. Мужчины при виде чужаков тут же перестали рубить и уставились на них в ожидании — что-то им скажут эти blancs. Все они были молоды, лет по двадцать, за исключением одного, седого, согнутого и старого мужчины в рваном пальто. В одной руке у него болталось мачете, а другой он держался за палку, служившую ему тростью. Он пытался справиться с одышкой. К нему Питер и подошел. Прикоснувшись ладонью к кепочке, он обратился с довольно официальным, спокойным приветствием. И спросил, давно ли тот работает в здешних местах. Старик ответил — давно, всю жизнь. Остальные молча смотрели на пришельцев, по-прежнему держась настороже.

— Тут когда-то был один blanc, жил в бунгало с женой и двумя детьми, у него была такая машина, чтоб делать скипидар. Слыхал о таком?

— Я на него работал, — ответил старик. — Когда еще молодой был.

— А эта машина еще цела?

— Она вон там стоит. — Старик ткнул пальцем в том направлении, откуда пришли Питер и Левин.

И они поехали назад по асфальтированной дороге. Старик, которого звали Октавус, сидел между ними. Мачете он зажал между ногами острием вниз. У него были маленькие глазки и плоское лицо, исходивший от него кисло-затхлый запах заполнил кабину.

— От него воняет, как от куска ржавого железа, если оно вообще пахнет, — обратился Питер к Левину. И спросил старика: — Папаша, мы приближаемся или удаляемся?

— Pres, pres[27]. — Старик указал вперед.

— Это pres может означать еще пару миль, — сказал Питер. И тут старик начал тыкать пальцем в сторону кустов и прокаркал:

— V'la, v'la![28] — и засмеялся, словно они играли в какую-то игру.

Сгорбленный и неуклюжий, Октавус должен был скользя передвинуться по сиденью, чтобы вылезти из кабины, и шлепнулся на землю, подобно выброшенной доске. Питер подхватил его под локоть, когда тот неуверенными шагами двинулся в заросли, раздвигая ветки своим мачете и прикрывая ладонью лицо. Он идет так, как будто раздвигает волны, подумал Левин. Колючие вьюнки цеплялись за их рубашки и штаны, словно защищая это место от вторжения. Левин, который шел сзади, почувствовал, что задыхается, и вспомнил, что они забрались на приличную высоту. Или, может, это давно ожидаемый сердечный приступ? Пытаясь справиться с дыханием, он вспомнил Джимми П. с его сломанным носом, который тут же начинал сопеть, стоило ему чуть-чуть напрячься. Это напомнило ему о том, что Джимми, должно быть, уже лет двадцать как умер. А что произошло с жалкой верой Джимми в этих русских, во врожденные добродетели и достоинства рабочего класса и в неизбежное развертывание истории в направлении благотворного социализма? Столь глубокая вера почти заслуживала обретения форм и объемов, достаточных для того, чтобы ее погребли в земле; по этому поводу можно даже устроить общенациональный выходной день, чтобы люди получили возможность навестить свои былые заблуждения, свои отмершие убеждения. Это просто смешно, насколько легче было пережить исчезновение Джимми с этого света по сравнению с уходом этой его страсти, этой странной смеси любви и ненависти, какую она собой являла! Что может больше лишать силы духа, нежели потеря преданности идее, за которой слышатся затихающие шаги людей, которых ты вел к ложным целям? Или, может быть, имеется какая-то иная причина всех подобных страстных устремлений? На это у него ответа не было.