Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По стране прокатилась волна погромов, схожих с событиями конца июля 1914-го. Начальник Костромского уголовно-розыскного бюро 31 октября (13 ноября) 1917 года взывал к прокурору окружного суда о необходимости полного уничтожения всех запасов алкоголя в винном складе: «В городе среди всех слоев населения идет усиленная агитация разгрома его, поддерживаемая и крестьянами соседних волостей. Думаю, что могущая пролиться при этом кровь дороже вылитого и уничтоженного своевременно спирта. Если запасы водки и спирта не будут уничтожены, не даю никакого ручательства за спокойствие в городе, и возможно в самом ближайшем будущем повторение в Костроме ужасов Галича, Ярославля и других городов»[262]. Несколькими днями ранее известия о погромах в Галиче и Буе крайне встревожили губернского комиссара Временного правительства С. Нацаренуса, стучавшегося в Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов с вопросом: хватит ли сил для предотвращения беспорядков в Костроме?[263]
«Немецкий кайзер ералаш тем пробавлялся, что из склянницы пивцом забавлялся. Эй, ералаш, ералаш! Придет тебе шабаш». Лубок периода Первой мировой войны
В Саранске охранять казенный винный склад взялись солдаты и офицеры гарнизона, и 7 (20) декабря революционный штаб благодарил их за участие, однако уберечь склад от пожара не удалось[264]. Почти наверняка это был поджог. Ревком в Екатеринбурге принял решение превентивно уничтожить запасы спирта — надо сказать, огромные, 9 тысяч ведер, — попросту вылив его. Вдоль русла этого ручья из огненной воды были расставлены красногвардейцы, и первая их смена совладала с собой, когда в полночь с 4 (17) на 5 (18) ноября спирт хлынул из Засухина ключа. Вторая же смена не удержалась и напилась допьяна. К утру запах распространился по округе, к охране ручья и пруда подключились милиционеры и солдаты, но помешать страждущим жителям не могли. Люди черпали и уносили с собой целые бадьи разбавленного спирта, особо предприимчивые начинали торговать им прямо на месте, а то и с колес: «Известен случай, когда один екатеринбургский водовоз наполнял свою бочку спиртовой смесью и, разъезжая по улицам, успешно торговал ею по рублю за ведро. Во второй рейс, когда крепость смеси уже упала, он, как честный торговец, продавал его по полтине»[265]. Горожане неудержимо хмелели, начинались безобразия, и гремели шальные выстрелы. Ревком вновь нашел решение и на сей раз не прогадал — после открытия плотин раствор быстро смыло долой.
Впрочем, обстановка в столице была гораздо сложнее. Петроград после Октябрьской революции погрузился в пьяные беспорядки, что неудивительно при около 700 одних лишь частных винных складах в городе. У них выставлялась вооруженная охрана, 5 (18) ноября 1917 года Ленин обращался к населению с призывом пресекать выходки захмелевших хулиганов и поддерживать строгий революционный порядок. Однако на деле установить его позволили только уничтожение запасов спиртного в столице в конце ноября, закрытие всех производств, запрет торговли алкоголем и, наконец, введение осадного положения в Петрограде 6 (19) декабря 1917-го. Огонь винтовок и броневики в итоге привели погромщиков в чувство.
Море крови и вина
24 (11) июля 1916 года, вскоре после прибытия 2-й Особой пехотной бригады во Францию, генерал-майор М. К. Дитерихс жаловался в письме Алексееву, что после восторженной встречи с ними стали обходиться куда беспардоннее. Хлеб был гнилым, воды не хватало даже для мытья рук, и в сильную жару приходилось давиться вином и пивом[266]. Справедливости ради, союзников в России тоже потчевали. Сотрудник французской военной миссии Пьер Паскаль записал в дневнике 30 (17) апреля 1916 года: «Генерал [Жанен] и полковник [Лавернь] были приглашены русскими в Семеново, или порт Мурманск на Кольском побережье. Много пили, несмотря на [ «сухой»] закон»[267].
Впрочем, то были частные мнения, а как в армиях союзников и противников России обстояли дела с выпивкой в действительности?
В Великобритании «сухой закон» введен не был, хотя за него ратовал сам Дэвид Ллойд Джордж, известный трезвенник. Добровольцы пополняли ряды армии Его Величества мирно, без гуляний и погромов, ознаменовавших российскую мобилизацию. Напутствовавший солдат фельдмаршал Горацио Китченер предостерегал их от искушений женщинами и вином. Сам король Георг V подал пример всей нации, 30 (17) марта 1915 года отказавшись от спиртного до победного исхода войны[268]. Однако первой же студеной зимой 1914–1915 годов командование Британских экспедиционных сил на Европейском театре военных действий задумалось о включении рома в рацион войск. Первоначальная норма с 2,5 жидкой унции (71 миллилитр) дважды в неделю выросла до ежедневной выдачи солдатам в траншеях. Мнения врачей на сей счет разделились. Выдающийся британский хирург Виктор Хорсли доказывал, что алкоголь вместо мнимого согревания лишь навредит войскам, пагубно сказываясь даже на меткости их стрельбы. Другие медики полагали, что стимулирующий эффект употребления рома перевесит все прочие минусы. Немало военных поддерживали эту точку зрения, даже после войны будучи убеждены, что выиграли ее в том числе благодаря двойным порциям рома и кофе. Как бы то ни было, полковые врачи широко применяли алкоголь для снятия стресса и облегчения симптомов контузии у солдат. В ряде случаев британские фронтовики пристращались к спиртному[269].
Статистика приговоров военно-полевых судов в британской армии демонстрирует пик связанных с пьянством правонарушений, приходящийся на октябрь 1915 — сентябрь 1916 годов.
Таблица № 6[270]
Эти данные едва ли полны, и на их основании сложно делать выводы об интенсивности подобных преступлений на 100 000 человек, особенно после введения в Великобритании призыва на воинскую службу. Тем не менее в первые послевоенные годы эта деформация потребовала вмешательства государства в торговлю алкогольными напитками. Цены на них серьезно выросли, как и позволяющий публичное распитие возраст — с 14 до 18 лет.
С 1914 года в «Туманном Альбионе» появились в продаже и карманные наборы со шприцами, наборами игл и кокаином в порошке либо опиумом в таблетках. В прессе их именовали «полезными презентами для друзей на фронте». Те, изнуренные военными буднями, не преминули воспользоваться новинкой в качестве допинга. Аптеки спекулировали наркотиками на ура, а приторговывавшие ими проститутки ухитрялись совмещать выгодное с приятным. Вскоре газеты забили тревогу, подчеркивая иллюзорность тонизирующего эффекта от зелья и тяжесть последствий увлечения им. Едва ли не основной канал поставок наркотиков в метрополию до 1914 года
