Без Вечного Синего Неба. Очерки нашей истории - Мурад Аджи

Будто нет моря, хотя оно рядом. Не чувствуются и горы, над ними тот же раскаленный воздух. Серые горы тянулись от края до края, насколько хватало глаз. То здесь, то там от шоссе отворачивали проселки. Унылая картина, безрадостная, взору зацепиться не за что.

Несколько раз шоссе подходило к каналу – тягучей и серой казалась вода. Канал идет из Самура, горной реки, отделяющей Азербайджан от Дагестана. Эта река, как грустно сказал лезгинский поэт, в XIX веке отделила лезгин от… лезгин. Поэтому теперь есть азербайджанские лезгины, есть дагестанские. И вроде бы ничто не говорит об их различиях, а они существуют. Различия и сходства надо уметь искать, осторожно присматриваясь к ним, чувствуя их.

Вот, например, на шоссе нет ни указателя, ни таблички, говорящей, что ты въезжаешь на земли лезгин, а разница чувствуется. Куда-то отступила испепеляющая полупустыня: на склонах гор появились террасы – там зеленеют деревья. Около дороги – тополя, с каждым километром зеленая изгородь все выше и гуще. Потом показываются пашни, сады, тоже в зеленой изгороди. Оживает, поднимается природа, придавленная бешеным солнцем… Неожиданно начинается Лезгистан.

Больше часа дорога ведет по зеленой стране: дома утопают в зелени, земля купается в довольстве. Потом, уже за Самуром, рыжая полупустыня вновь лисицей подкрадывается к шоссе… Тогда, на шоссе, и появилось у меня желание написать о лезгинах, удивительно трудолюбивом народе, о котором ходит столько несправедливых анекдотов и баек. А плохих народов не бывает…

И вот я – в Гусарах, в районном центре на севере Азербайджана.

Здесь живут только лезги. Нет, не только! В городе полно загорелых солдат в линялых панамах. Солдаты здесь как свои. И всегда были «как свои», что и не удивительно, когда вчитаешься в слово: ГУ-СА-РЫ. Правда, название это смягчают, произнося «Кусары». А смягчай не смягчай, от истории не уйти: «…для содержания в покорности местного населения, угрожавшего постоянно безопасности Кубы», – как написано в старинной книге, покорители Кавказа возвели укрепление, где с тех пор проживает гарнизон. Куба – это город на караванном пути, он неподалеку, бывшая столица Кубинского ханства, его русская армия заняла одним из первых.

Гусары и городком-то тогда не называли – штаб-квартирою… Что делать, на войне как на войне. В той жестокой Кавказской войне не было ни дня мира, поэтому и потребовались Гусары, где поселили гусарский полк, а не институт благородных девиц. Тогда появились другие укрепленные линии, иначе не удержать бы России завоеванный Кавказ.

Ныне городок меньше всего похож на крепость. Разрослись улицы, по склону горы потянулись дома. Очень красивый, зеленый городок Гусары. Таким он запомнился мне, почти игрушечным, рядом с горами и со временем. Здесь я увидел дом, рядом камень, на котором высечен знакомый профиль – Михаил Юрьевич Лермонтов, мой любимый поэт.

Какая неожиданная встреча. Оказывается, здесь он проходил службу и был невольным летописцем событий тех лет. Вот почему сжимается сердце, когда открываю «Измаил-бея», где поэт рассказал о быте лезгин, об их вольном духе, об их мирной жизни, в которую

Как хищный зверь, в смиренную обительВрывается штыками победитель:Он убивает старцев и детей,Невинных дев и юных матерейЛаскает он кровавою рукою,Но жены гор не с женскою душою!За поцелуем вслед звучит кинжал,Отпрянул русский – захрипел —и пал!

Для меня эти строки интересны не столько своей исторической достоверностью, сколько этнографической несостоятельностью. Именно так мне показалось. Почему? Да потому что я встречался с десятками лезгин, но не смог бы описать лезгинское лицо, объяснить тип народа: одни люди тут похожи больше на арабов, другие – на персов, третьи – на греков, у четвертых явно выраженные кипчакские черты лица. Встречались даже негроиды… Словом, невиданное этническое богатство. Выходит, смешение кровей было активным?!

Значит, лезгинские женщины вовсе не недотроги, как показалось Лермонтову?!

Лишь позже, копаясь в библиотеке, я начал, наконец, понимать, в чем моя ошибка. И стала вырисовываться иная картина! Нет, лезгинские женщины ни при чем, они по-прежнему, чисты и безупречны, прав Лермонтов, сказав об их «неженской» преданной душе.

Оказывается, в 30-х годах XX века в высоких кабинетах не боги, а кремлевские комиссары, возомнившие себя богами, «сотворили» народы СССР. Новые нации пекли, как лепешки на базаре. Из проживающих в Азербайджане сделали азербайджанцев. Из народов Грузии – грузин. Тогда в обиход вошло нелепое словообразование: «лица кавказской национальности».

Лезгины – творение тех лет. Десять народов – лезгины, табасараны, рутульцы, агулы, цахуры, аргинцы, удины, крызы, будухцы, хеналыкцы – стали советскими лезгинами. Все на одно лицо, вернее, без оного, прочими среди прочих.

Правда, в 1946 году хозяева высоких кабинетов в Москве спохватились. Правителей напугала многочисленность лезгин, и они, как от куска мяса, от «новой» нации отрезали табасаранов, рутульцев. Теперь лезгины не перевешивали в торговле за власть…

Нет народа – нет проблем. Маленький народ – маленькие проблемы.

Но историю, как и этнографию, не переиначишь даже в самом высоком кабинете. Нынешние конфликты на национальной почве, как мне думается, и есть расплата за те этнические «творения» Москвы, о которых теперь стыдливо умалчивают.

Напомню, в царской России проживало 196 народов, а в Советском Союзе их осталось, как говорят, более 100. За что же истребили остальных?..

Одним из первых ученых-этнографов на Кавказе был исследователь XIX века барон П. К. Услар. Он даже получил почетное прозвище Колумба кавказской лингвистики за «изумительные по точности исследования» (так отмечали современники). Не вдаваясь в подробности, отмечу лишь, на берегах Самура Услар выделил народ, говорящий на кюринском языке. Соседями кюринцев были: рутульцы, цахуры, агульцы, табасараны, ахтинцы, адербейджанские турки (сохраняю написание тех лет. – М. А.) и другие народы.

Но… – и здесь самое интересное для этнографа! – я цитирую: «Население, говорящее по-кюрински, не имеет ни для себя, ни для своего языка одного общего имени». Это в XIX-то веке!

Далее выясняется, слово «кюринцы» условно, оно взято для удобства описания. Автор отмечает: «Иногда кюринцы прилагают к себе название лезгин, заимствованное ими у окрестного тюркского населения». И тут же следует предостережение: оказывается, словом «лезгин» пользоваться в этнографических работах нельзя, потому что так русские называли всех дагестанских горцев.

Прежде лезгины делились на хашалы, что значит «род», «семья». Жениться считалось лучше на девушке своего хашала, браки с «посторонними» не поощрялись. Так что ни о каком смешении кровей не могло быть речи. За чистотой кровей следили! Кстати, и хоронили тоже хашалами – у каждого свое место на кладбище… Все это я рассказываю, чтобы подчеркнуть замкнутый образ жизни кавказских горцев, что было характерным для всех горских народов мира.

Поэтому-то Кавказ издревле славен многоязычием. И оно не смущало. Больше того, воспринималось как должное – как сами горы, укрытые снегами, как небо, распахнутое над головой. Иначе Кавказ не Кавказ. (Был один общий язык и один свой, домашний, так и жили.)

Зачем же кому-то понадобилось из гор делать равнину?

…Еще когда река Самур называлась Албаном, было государство Кавказская Албания. Его жители отличались удивительной смелостью. Такова еще одна древняя традиция лезгин, дошедшая до нас по книгам того времени: народ-воин. К слову сказать, за исключительную порядочность, бесстрашие и высокое воинское искусство лучших из лучших лезгин в XIX веке приглашали в Санкт-Петербург в Собственный Его Величества конвой Государя Императора.

Для историков и археологов те времена могли стать кладом, полным неожиданных открытий. Тем более что серьезных раскопок ни в земле, ни во времени здесь никто не проводил. К сожалению…

От Гусаров до Самура близко, дорога идет через сады и пашни, на пашнях то здесь, то там ореховые деревья с пышной кроной, ни пяди брошенной земли, вся на учете. Довольно часты селения. Дома, как правило, двухэтажные, вокруг второго этажа опоясаны балконами, иные из которых со стеклами, иные – без, но все с покатой крышей. Такова традиционная мода в лезгинской архитектуре.

Дорога хоть и шла по горам, но гор не чувствовалось. Небольшие подъемы, мягкие спуски. Здесь – плоскогорье. Дикая природа заметна, пожалуй, вблизи рек, ручьев. Она сохранилась, насколько возможно сохраниться в этом рукотворном крае.

– У нас всегда было так, – сказал Рамиз-мюалим, мой добрый попутчик.

Он взялся показать мне прежний, а не современный Лезгистан, чтобы я увидел и понял, как здорово изменилась жизнь советских лезгин, ведь в любом путешествии важна точка отсчета пути. Этой точкой для меня должен стать Тагирджал, древний аул, куда мы и ехали.