Окончательный диагноз - Ирина Градова

Роберт уже ждал меня.

– Ну, я рад снова тебя видеть, – сказал он, подвигаясь поближе, но я отодвинула стул так, чтобы сидеть напротив и его не касаться.

– Ты в курсе, что приехала жена Шилова из Москвы? – спросил он.

– Ты знаешь? – удивилась я.

– Да как не знать, коли она торчит здесь с утра до вечера!

– Марина – в больнице?

– А как же! – усмехнулся Роберт. – Ходит кругами, как львица вокруг стада антилоп.

– Я хочу с тобой поговорить вовсе не о Шилове и его жене, – прервала я. – Меня интересует другое.

– Все, что захочешь, – мягко произнес Роберт, накрывая мою руку своей.

– Зачем ты все это делаешь – банк, компьютер? – спросила я, вырываясь, но стараясь сделать это как можно незаметнее, чтобы на нас не обратили внимание.

Лицо у Роберта вытянулось.

– Ты, мать, бредишь, что ли? Какой такой компьютер?

– Не притворяйся! – разозлилась я. – Зачем ты перевел на мой счет деньги и прислал этот дорогущий ноутбук, а? Подкупить меня пытаешься?

С минуту Роберт озадаченно молчал. Потом ответил:

– Слушай, я понятия не имею, о чем ты говоришь: я не переводил тебе никаких денег и о ноутбуке впервые слышу. Можешь мне не верить, но я ничего такого не делал. Да и зачем?

– Да затем, что ты боишься, как бы я чего лишнего не сболтнула кому не надо!

– Ты? – его тон прозвучал издевательски. – Да что ты можешь рассказать?

– Ну, например, об анализе, который ты подменил.

– Значит, ты читала папку? – тихо пробормотал Роберт. – Черт, зачем тебе это понадобилось, Агния?!

– Или, скажем, о протезе «СПАН», который каким-то волшебным образом оказался поставлен погибшей пациентке вместо «Зиммера»? – словно не слыша его вопроса, продолжала я.

Роберт посмотрел мне прямо в глаза, и я увидела в его расширенных зрачках, почти сливающихся с темно-коричневой радужной оболочкой, сигнал опасности.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Агния, – сказал он. – С протезом вышла ошибка, признаю, но я уже все объяснил Шилову, и он меня правильно понял. Я ставил «СПАН» нескольким пациентам за плату, а в той суматохе, которая царила в отделении перед приходом нового зава, я вполне мог ошибиться! В любом случае ничего страшного бы не произошло, не позаботься твое любимое отделение о том, чтобы обеспечить Васильевой плавный переход из палаты реанимации на тот свет! Помнишь, что написано в заключении медэксперта? Обширная ТЭЛА. Даже тебе должно быть ясно, что тип протеза не имеет к этому никакого отношения!

– Возможно, и так, – вынуждена была согласиться я. – Но ты подменил анализы Васильевой…

– Ну и что? К этому прицепиться невозможно!

– Только в том случае, если у Васильевой не было склонности к повышенному тромбообразованию, – заметила я жестко. – Если анализ показал бы значение выше 142 %…

– Если бы да кабы! – оборвал меня Роберт. – Никто об этом никогда не узнает. Признай, ведь ты совсем не уверена в том, что у Розы Васильевой были проблемы с тромбами? Вполне возможно, что ее анализ не показал бы ничего сверхъестественного, даже если бы его и провели, как положено. Ну да, я замотался: когда у тебя по четыре-пять операций ежедневно, да еще и приходится выполнять чужие обязанности – ты ведь припоминаешь, что я исполнял обязанности зава отделением, потому что Шилов тогда еще не появился, – не захочешь, а допустишь оплошность. Но гибель пациентки в любом случае наступила в результате небрежности со стороны твоего, матушка, отделения!

– Может, и моего, но не моей лично! – парировала я. – Меня в тот вечер в больнице не было, припоминаешь?

– Да, этого греха на тебе нет, – согласился Роберт. – Но есть и другие, не забывай об этом! Главный хочет замять это дело, и ему невыгодно, чтобы его команда придерживалась разных точек зрения на проблему. Если меня тронут, то я потащу за собой всех – и Гошку, и тебя, и кое-кого еще – не сомневайся! Они знают об этом и не рыпаются, а вот твой настрой, дорогуша, мне не нравится. Чего тебе надо? Хочешь остаться чистенькой? После того, как принимала от меня приятные пухлые конвертики с купюрами?

– Я ни у кого не просила денег! – попыталась оправдаться я. – Ты говорил, что пациенты сами…

– Как же, сами! – перебил меня Роберт, и лицо его покраснело от прилившей крови. – Черта с два тебе кто-то что-то даст сам! Ты отлично устроилась, мать: не тебе приходилось выцарапывать гроши из клиентов, но ты никогда не уходила домой обиженной. Кто плакался мне о своей горькой доле, о долгах мужа, которые тебе приходится выплачивать? И разве я не сделал все, чтобы тебе помочь, поддержать – не только морально, но и материально? Я всего добился в этой жизни сам и не позволю никому разрушить построенное мной за долгие годы! Твой Шилов родился с серебряной ложкой во рту: с таким папашей, как у него, вообще не приходится беспокоиться – самая лучшая школа, потом мединститут, ординатура у светила, диссертация, бесчисленные монографии, вторая диссертация… Кстати, спроси у Шилова, почему он сбежал из Москвы, бросив все – и в том числе недоделанную докторскую диссертацию?

– Диссертацию можно делать где угодно, – сказала я. – Но я что-то не понимаю, к чему ты ведешь?

– К тому, мать, что, как нас учили в Меде, «у каждого хирурга есть свое кладбище»! И у Шилова оно не меньше, чем у меня, а то и больше! Спроси у него, что случилось с его пациенткой Ингой Савостьяновой?

– Я ни о чем не собираюсь спрашивать Шилова, – твердо сказала я, хотя, не скрою, слова Роберта меня задели. – Это меня не касается. А в отношении Розы Васильевой…

– А что с ней? – невинно пожал плечами Роберт. – Если ты не станешь болтать, то никто ни о чем не узнает. Но, заметь, даже если ты откроешь рот – чего я тебе очень не советую делать, – доказать, что пациентка умерла из-за несделанного анализа на протромбин, невозможно: посмертно его не проведешь, потому что время упущено, а в карте Васильевой отсутствует информация о повышенной свертываемости крови.

– Конечно, отсутствует! – воскликнула я. – Ты ведь прекрасно знаешь, Роза сама хвасталась, что обладает хорошим здоровьем, и даже карточку в поликлинике завела только после того, как стала мучиться ногами.

– Вот и делай выводы, – спокойно сказал Роберт. – Кому нужна твоя правда? Что ты хочешь доказать?

Я и сама не знала, чего хочу. Нет, знала! Я точно знала, что мечтаю проснуться и обнаружить, что ничего этого не было – ни моих отношений с Робертом, ни денег, которые я принимала от него, ни разу не задавшись вопросом, насколько «добровольными» являлись пожертвования пациентов, ни, самое главное, смерти Розы Васильевой. И только одно я не хотела изменить – то, что случилось между мной и Олегом. От этих воспоминаний я ни в коем случае не хотела бы отказываться, хотя они и причиняют сильную боль.

Разговор с Робертом измотал меня гораздо больше, чем операции: я чувствовала себя совершенно измученной. Я не собиралась бороться ни с ним, ни с системой: кто я, в конце концов, такая? Все идет, как идет, как и должно идти, и не мне менять жизнь!

Но мне не суждено было расслабиться, потому что, едва я вышла за двери больницы, как оказалась лицом к лицу с Мариной Шиловой.

– А я вас жду, Агния! – приветливо сказала она. – Надеялась увидеться в отделении, но мне сказали, что в ближайшее время вы там не появитесь, вот и пришлось караулить на улице.

Вот уж чего я никак не могла ожидать, так это того, что жена Олега, оказывается, сгорает от желания меня видеть!

– Вы что-то хотели? – подавляя вздох, спросила я.

– Мне бы поговорить, – почти робко, с вопросительной интонацией в голосе произнесла Марина. – Давайте пойдем куда-нибудь, посидим – разумеется, я все оплачу…

– Не говорите глупости! – воскликнула я.

– Нет, – возразила она, – это ведь моя идея. Я понимаю, что вы устали. У вас тяжелая работа – по Олегу знаю, но мне действительно очень нужно кое-что вам рассказать.

– Хорошо, – согласилась я. – Здесь напротив есть небольшой суши-бар.

– Отлично! – хлопнула в ладоши Марина. – Обожаю японскую кухню – Олег приучил.

Меня уже начинало раздражать, что в каждой произнесенной фразе жена Олега упоминает его имя, но я только покрепче сжала зубы и сделала вид, что ничего не замечаю. Признаюсь, мне казалось, что Марина делает это специально, чтобы продемонстрировать, насколько глубока ее связь с Шиловым.

В суши-баре народу было немного – будний день все-таки. Мы выбрали столик у окна и сели. Марина явно хорошо знала японскую кухню: она сразу же сделала заказ, едва взглянув на меню. Я же колебалась, не зная, что здесь можно есть. По правде сказать, я всегда с недоверием относилась к сырой рыбе и не представляла, как вообще к ней подступиться. Зная, что морепродукты сохраняют свежесть лишь в течение нескольких часов – в лучшему случае, одних суток, – я боялась притрагиваться к ним. В конце концов, мы живем не на берегу океана!