Окончательный диагноз - Ирина Градова

– А почему ты спрашиваешь меня? Поинтересуйся у Роберта, ведь я же не хирург-ортопед! Для меня что «Зиммер», что «СПАН» – одна малина, понимаешь?

– Я уже разговаривал с Караевым. Он зол на меня из-за отстранения, но я просто не мог поступить иначе… Он говорит что-то невразумительное – мол, перепутал. Чтобы такой спец – и перепутал? Ни за что не поверю! И потом, протезы не лежат навалом у нас на складе, их каждый раз заказывают комплектом. Откуда, спрашивается, у Роберта взялся протез другой фирмы?

– Замена протеза могла повлиять на исход операции? – спросила я, судорожно сглотнув.

– Нет, – покачал головой Олег. – Это как раз значения не имеет, но – сам факт!

– То есть, – продолжала гнуть свою линию я, – Васильева все равно умерла бы, поставил ли бы Роберт «Зиммер» или «СПАН»?

– Да.

Не знаю, почему, но я почувствовала огромное облегчение. Однако Олег тут же снова вернул меня в состояние стресса.

– И еще меня волнуют анализы пациентки, – сказал он.

– Что-то не так?

– Да в том-то и дело, что все так! – развел руками Олег. – Ни малейшего намека на повышенную свертываемость крови… Если верить Багдасаряну, то причиной смерти стала массированная ТЭЛА, но анализы, предоставленные Робертом, в полном порядке!

– Но ведь Багдасарян сказал, что все могло произойти и без видимых причин, – заметила я. – Ты же и сам знаешь, это случается…

– Не слишком ли много случайностей? В общем, мне это не нравится, и я не удивлюсь, если адвокат, нанятый Васильевыми, нароет что-нибудь. Так что, если ты что-то знаешь, лучше скажи сейчас.

– Ничего я не знаю, – ответила я. – Во всяком случае, ничего такого, что могло бы объяснить смерть Розы Васильевой.

– Ладно, не злись, – примирительно сказал Олег, накрывая мою ладонь, лежащую на столе, своей. Его рука была жесткой и теплой, и я не упустила случая переплести свои пальцы с его. – Просто нам всем сейчас придется нелегко, и надо быть ко всему готовыми. Я не собираюсь афишировать эту нелепость с протезом – в конце концов, это не имеет отношения к смерти пациентки, но, боюсь, за нас возьмутся всерьез, и тогда объяснений не избежать. Роберту придется выдумать что-то правдоподобное, потому что даже я не верю в то, что он ошибся. Моей задачей является защищать своих людей, и Роберт, как это мне ни неприятно, тоже к ним относится, но я могу делать это лишь до тех пор, пока не сомневаюсь в их правоте. Я не стану покрывать Караева, если окажется, что он что-то недоговаривает. И тебе не советую, – добавил он, крепко держа мои пальцы в своих.

Меня трясло до конца ужина, и я с трудом заставила себя закинуть в рот пару ложек салата. Зато выпила больше обычного. Голова стала тяжелой, но, по крайней мере, мне немного полегчало.

Утром я получила извещение о денежном переводе и никак не могла взять в толк, что с ним делать. В обеденный перерыв, накинув шубу, я перебежала через дорогу в ближайшее отделение сбербанка. Я сунула извещение в окошко, и усталая девушка спросила меня монотонным, как у православного священнослужителя, голосом:

– Какую сумму будете снимать?

– А сколько там? – поинтересовалась я.

Девушка полезла в компьютер.

– Восемьдесят пять тысяч, – ответила она. – Так сколько?

– Погодите, а можно выяснить, кто перевел деньги на мой счет?

– К сожалению, нет, – покачала она головой. – Информация отсутствует – вероятно, отправитель пожелал остаться неизвестным. Вы будете снимать деньги или нет?

– Нет, – ответила я и отошла от окошка.

Как это понимать? У меня нет богатых родственников, и никто не мог отвалить мне такую сумму за здорово живешь! Почему отправитель не назвался? Может, произошла какая-то ошибка? Мама рассказывала, что одной из ее приятельниц однажды перечислили огромную пенсию. Старушка решила, что это – та самая долгожданная прибавка, обещанная по телевизору президентом, и на радостях накупила бытовой техники. А потом выяснилось, что произошел сбой в компьютерной системе банка, и деньги перевели на счет бабули, хотя предназначались они другому адресату. Банк потребовал вернуть деньги. Возможно, я вляпалась в такую же историю. Тогда ни в коем случае нельзя трогать эту сумму, ведь в любой момент ошибка может обнаружиться!

Все еще пребывая в задумчивости, я едва избежала «лобового» столкновения с Павлом в коридоре, ведущем на наше отделение.

– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила я вместо приветствия.

– На самом деле, Агния Кирилловна, я шел с вами поговорить, – неловко переминаясь с ноги на ногу, сказал парень. – Можно?

Я взглянула на часы: до операции с Шиловым оставалось около сорока минут, и я вполне могла уделить ординатору Роберта немного времени.

– Дело в том, – начал Павел, когда мы устроились за одним из столиков в пустом буфете на первом этаже, – что я попросил о переводе в другую больницу.

– Уходишь? – изумилась я. – Мне казалось, что тебе нравится у нас работать.

– В том-то и дело! После того, что произошло между мной и Олегом Валентиновичем… Понимаете, как я мог оставаться? Роберт Альбертович одобрил мое решение, между прочим!

Еще бы он не одобрил! В свете происходящего Роберту только на руку, если бы один из тех, кто невольно выдал его махинации с инъекциями синовиальной жидкости, оказался подальше от нашей больницы.

– Ну а я-то чем могу помочь? – спросила я. – Если ты уже принял решение…

– Я передумал! – быстро сказал Павел и посмотрел на меня глазами больной собаки. Глаза у него… В общем, мальчик мне всегда нравился, и сходство с Дэном еще больше способствовало возникновению теплых чувств по отношению к молодому ординатору. – Видите ли, с тех пор как Роберта Альбертовича отстранили от операций, я несколько раз ассистировал Шилову.

– Неужели? И что случилось такого, повлиявшего на твое решение?

– Шилов – классный хирург, – ответил парень. – Наверное, самый лучший из всех, кого я знаю. Он так работает… Знаете, как… скульптор, что ли? Если, конечно, можно сравнивать. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу стать таким же, как он, а для этого мне просто необходимо остаться здесь, понимаете?

Мне приятно было услышать оценку работы Олега от того, кто и в самом деле знал в этом толк.

– Шилов относится к тебе предвзято? – спросила я. – После того скандала?

– Да нет, я не заметил, – пожал плечами Павел. – Он даже дал мне «порулить»… В смысле, Роберт Альбертович никогда не допускал меня непосредственно к работе, а Олег Валентинович дал попробовать, что это такое… Но я ума не приложу, что делать с моей просьбой о переводе?

– Отзови ее, – посоветовала я. – Скажи, что передумал, – это нормально.

– Вы так считаете? – с надеждой в голосе спросил он.

– Разумеется, даже и думать нечего!

– Но я уже сказал Роберту Альбертовичу, что ухожу…

– Послушай меня, Паша, – сказала я твердо. – Это твоя жизнь и твоя карьера. Если ты полагаешь, что можешь многому научиться у Шилова, то никто не может тебе в этом помешать, и даже Роберт Альбертович не имеет права указывать, что делать и чего не делать, усек?

– Все сочтут меня невротиком, принимающим решения и тут же их меняющим, – тоскливо произнес Павел.

– А ты наплюй, – посоветовала я. – Когда получишь лицензию на эндопротезирование, сможешь ответить им действием. Караев никогда не подпустил бы тебя к работе, а Шилов, судя по всему, видит, что у тебя талант.

– Вы действительно так считаете, Агния Кирилловна?

– Ну, я же не хирург и вряд ли могу судить о том, насколько ты хорош, но я тоже врач, и мне кажется, у тебя есть потенциал, Паша. Рядом с тобой должен находиться такой наставник, который вытащит из тебя все самое лучшее. Думаю, Олег Валентинович – тот самый человек. Если он не настаивает на твоем уходе, значит, готов простить былые ошибки, а ты уж не будь дураком и воспользуйся шансом!

– Вы… вы – самый лучший анестезиолог в этой больнице! – расплывшись в облегченной улыбке, воскликнул Павел. – Да что там – в больнице, во всем Питере нет никого лучше вас…

– Ну, раз ты действительно так считаешь, – осторожно прервала я его излияния, – то мне нужна консультация.

– Консультация? Моя?

– Да, твоя. Скажи-ка мне, Паша, чем отличаются эндопротезы «СПАН» и «Зиммер»?

Павел удивленно посмотрел на меня: он явно не ожидал, что я могу интересоваться вещами, не имеющими никакого отношения к моей специальности.

– Ну, во-первых, «СПАН» – отечественный протез, – сказал он, не задавая вопросов. – В основном он уходит на экспорт в страны бывшего Союза, а наша медицина предпочитает пользоваться проверенными иностранными марками. «Зиммер» как раз из их числа. Эта фирма стала родоначальником эндопротезирования и до сих пор, как говорится, впереди планеты всей.

– Предположим, у тебя имеется выбор – поставить пациенту «СПАН» или «Зиммер», – сказала я. – Что бы ты выбрал?