Упавшая с небес, или Жить страстями приятно - Юлия Шилова

– Ну и чем ты ее накормила?

– Конечно, смесью, чем же еще…

Я подошла к корзине и тихонько приподняла марлю. Малышка мирно покапывала. Рядом с ней лежала бутылочка со смесью, закутанная в салфетку, в ногах – уже распакованная пачка памперсов.

– Вот и памперс новый надела, – продолжала оправдываться подруга. – Она еще навалила целую кучу. Девчонка растет прямо на глазах. Ходит по большому, как хороший мужичок.

– Сам ты мужичок, – рассмеялась я и протянула руки к корзине.

– Ты чего?

– Ничего. В конце концов, это мой ребенок, я хочу сама ее нести. Послушай, а к тебе братки на хвост не сели?

– Они вообще не обратили на меня никакого внимания.

– Это хорошо. А то я уже подумала…

– И что ты подумала?

– Я подумала, что ты меня продала.

– Дура, ты, дура. Ничего ты так и не поняла.

– Поняла. Еще как поняла, – счастливо улыбнулась я, прижимая корзину к груди.

– И что же ты поняла?

– Я поняла то, что ты настоящая подруга и что я очень сильно тебя люблю.

– А еще?

– А еще, что я беру все свои слова обратно. Все до единого. Клянусь. И прошу у тебя прощения за то, что в тебе усомнилась. Ей-богу, прости.

– Прощаю. – Галина слегка приобняла меня за плечи и прошептала: – Знаешь, когда мы с Динулькой приедем к тебе, я сделаю все возможное, чтобы вернуть все на свои места. Я верю, настанет время, когда стану для тебя не только подругой, но и самым настоящим другом, а может быть, и кем-то более близким.

– Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. – Я совершенно успокоилась и подмигнула не сводящему с нас глаз американцу.

– А это что за супермен? – ревниво спросила Галина.

– Это Сэм.

– Какой еще Сэм?

– Самый обыкновенный. Я с ним познакомилась, пока ждала твоего возвращения.

– Хорошенькое дело! Получается, тебя вообще ни на минуту оставить нельзя. Пока я кормила голодного ребенка, подмывала ее и меняла памперс, ты не теряла времени даром и завела интрижку?

– Это не интрижка, а разговор по душам. Я уверена, что Сэм не понял и половины из того, что я ему рассказала. У него же свой американский ум, которым он никогда не постигнет русскую душу.

– И нечего ему ее постигать. Твоя душа должна быть открыта только для меня. А для всех других это должны быть самые настоящие потемки.

– Господи, Галька, какая же ты ревнивая…

– С тобой разве возможно быть не ревнивой? – тихонько рассмеялась она, стрельнула на американца взглядом, полным ненависти, и, взяв меня за руку, направилась к выходу.

Галина остановила такси, сказала одно-единственное слово: «Аэропорт» и протянула таксисту какую-то купюру.

– Пора прощаться. До отправления самолета осталось не уж так много времени. – На глазах у нее навернулись слезы.

– Галя, ты это серьезно? А как же Динка?

– Давай корзинку мне. Теперь о малышке буду заботиться я.

– Спасибо тебе.

– Ну не только я… А еще женщина, о которой я рассказывала. Ну что ты стоишь, как умалишенная? Время идет. Деньги капают. Таксист счетчик включил. Мы же уже с тобой тысячу раз все обговорили. Опоздаешь на самолет.

Я стояла как вкопанная, вцепившись в корзину:

– Галина, а может, мы всё переиграем?

– Что именно?

– Я же сказала – всё.

– Говори прямо! Что ты ходишь вокруг да около! – Галина заметно занервничала.

– Я и говорю. Поедем в аэропорт, сдадим мой билет, а две недели я поживу у этой женщины вместе с дочерью?

– Ольга, но я уже просто устала тебе объяснять, что это очень опасно. Ты даже не представляешь, насколько опасна твоя затея. Если остаешься, ты поставишь под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь своей маленькой девочки. Сейчас ты думаешь только о себе и о своей боли, но совершенно не думаешь о ребенке. Это эгоизм. Понимаешь, самый настоящий материнский эгоизм!

Я бросилась на шею подруги, она крепко меня обняла.

– Ладно, прекрати, а то уже вся улица смотрит, – шепнула Галина. – Садись в машину. Счастливого пути. Деньги и ключи от квартиры у тебя. За дочь не переживай. Она в надежных руках, – сказала она, забирая корзину.

– Господи, но почему же так быстро? Я хочу еще побыть с ней…

– У тебя впереди целая жизнь. Тебе нужно девочку на ноги поставить, а это нелегкое дело. Ты должна быть терпеливой, мудрой, рассудительной женщиной. И немедленно прекрати плакать. Ты вызываешь подозрение. К нам может подойти полицейский и поинтересоваться, что происходит и что там у нас в корзине. Никаких документов на ребенка нет! Нас могут арестовать. Само по себе подозрительно, что ты не держишь ее в коляске, а носишь в корзине.

– Ты только ее береги! – сказала я, с мольбой глядя на Галину. – Слышишь, береги. Никому не давай в обиду.

– Можешь быть уверена. Не дам.

Когда такси тронулось, я высунулась по пояс в окно и закричала:

– Галочка! Как зеницу ока! Ты мне поклялась! Помни про женскую солидарность! Учти, мне без нее не жить! Понимаешь, не жить!

– Все будет хорошо! – донеслось до меня.

Высокая женщина с мужиковатыми повадками становилась все меньше и меньше, а вскоре исчезла совсем.

Глава 17

В аэропорту я быстро прошла регистрацию и направилась в зал вылета. Сев в свободное кресло, я посидела в нем несколько минут и поняла, что не могу находиться на месте. Я прошла вместе с другими пассажирами в галерею и огляделась.

Неожиданно появилась до боли знакомая иномарка. Из машины вышел Лев и помахал мне рукой.

– Привет! – крикнул он.

– Привет, – едва смогла выговорить я.

– А я тебя везде ищу!

– Зачем?

– Как это – зачем? Хотел тебе подарить роскошный букет и пожелать удачного полета. Видишь, погода наладилась, солнышко вышло. Значит, самолеты будут летать, ничто тебе не помешает.

Лев полез в машину, достал цветы, размахнулся что было сил, и закинул букет на балкон. Я наклонилась и осторожно его подняла. Красивая, блестящая упаковка и странное соединение несовместимых цветов – розы, тюльпаны, мимозы и полевые цветы.

– Красивые? – спросил Лев, не переставая улыбаться.

– Чрезвычайно, – буркнула я. – С чего такое внимание к моей персоне?

– Чтобы у тебя остались хорошие воспоминания об Америке!

Я смотрела на сияющее лицо Льва и не могла понять, чему он так радуется? В его поведении было что-то странное. Это настораживало. Объявили вылет на Москву.

– Твой рейс объявили, слышала?

– Слышала. Сейчас пойду.

– Удачного тебе полета! Флаг в руки и барабанные палочки на шею!

– Придурок! – крикнула я. – Сволочь! Ничего, тебя еще бог накажет. По тебе давным-давно тюрьма плачет!

Лев заржал, словно лошадь, и даже покраснел от смеха.

– Идиот! – вновь крикнула я.

– У меня для тебя маленький сюрприз! – хохотнул он, открывая заднюю дверцу машины.

То, что я увидела, повергло меня в шок. Из машины вышла… стукачка, которую Галина с Диной похоронили в лесу. Схватившись за перила, я уставилась на нее, словно на привидение. Выглядела она намного хуже, чем раньше.

Землистый цвет лица, черные круги вокруг глаз.

– Ты?! – с трудом выдавила я. Глядя на стукачку с ужасом, я, как утопающая, хватала воздух ртом. – Откуда ты взялась? Ты же покойница! Тебе же нужно лежать в могиле!

– Сама лэжи в свой могила, – глухо проговорила стукачка.

Она как-то неестественно помахала мне рукой, наклонилась к машине и достала плетеную корзину, из которой доносился громкий детский крик. Стукачка злорадно скривила губы.

Меня затрясло так, что я едва устояла на ногах.

– Закрой рот, мертвая американская дура! – пробормотала я, словно в бреду.

Я не хотела верить, что в корзине лежит моя маленькая беззащитная дочь… Мое, данное богом, чудо… Мое настоящее и будущее. Может, это просто похожая корзина, а в ней чужой ребенок? По-другому просто не может быть… Ведь на свете существуют настоящая дружба и женская солидарность. Но один из братков, которого я раньше видела с Львом, вытолкнул из машины Галину. Она стояла ни жива ни мертва и боялась посмотреть на меня.

– Галина, а ты сука! Господи, какая же ты тварь! – закричала я так, что чуть было не оглохла сама от собственного же пронзительного крика.

Она подняла голову, и наши взгляды встретилась.

– Дрянь! Ах ты, сука драная! Неужели ты меня продала?! Как ты могла?! Хитрое продажное ничтожество! Как у тебя хватило совести?!

Я разрыдалась. Мне не верилось, что все это происходит на самом деле. Братки, Галина и мертвая стукачка, держащая корзину с моей дочерью… Словно это не реальность, а какое-то ужасное наваждение, которое скоро исчезнет, растает в воздухе, потому что у меня еще осталось немного здравого рассудка.

– Динка, Динка! – кричала я и билась в истерике. – Доченька моя родная!

Под мои вопли мои мучители быстро сели в машину и рванули прочь. Я застонала и прыгнула с балкона вниз. Второй этаж оказался не таким уж высоким, и я слегка вывихнула левую ногу.

Я не чувствовала боли… Только страшную пустоту… Черную, пугающую пустоту. Я сидела на асфальте, почему-то прижимая к груди букет, и не переставая выкрикивала имя дочери. Тут же появились полицейский, врач и два работника аэропорта. Они помогли мне подняться, взволнованно говорили о чем-то, но я ведь не знаю английского.