Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4 - Вадим Валерьевич Булаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но… – непроизвольно повторил Серёга.
– Но примерно там, или рядышком, жили два брата. Один постарше, второй помладше. Их все Рваными звали. Фамилия это или кличка – не представляю, имена никто за давностью и не вспомнит… А у тебя ещё конфетка есть?
Напарник определённо наглел. Пришлось отвечать ему резко.
– Не заслужил.
– Заслужу, – блеснул он очками. – Мой собутыльник помладше обоих братьев был, однако запомнил их очень хорошо.
– Почему?
– О-о-о! Там грандиознейший скандал случился. Старший с почтальоншей молоденькой сбежал, а та деньги на работе перед скачком тиснула. Вроде как не нашли. На всех кухнях народ судачил. Милиция ходила, опрашивала… А знаешь, в каком году? В 1972-ом! Наши на зимней Олимпиаде первое место по наградам взяли, а потом теракт в Мюнхене случился – все газеты писали! Мужик и запомнил – очень за биатлонистов с лыжниками болел! – торжественно провозгласил Антон и уставился на коллегу с таким видом, будто эта дата объясняла абсолютно всё.
Объясняла она действительно многое.
– Подозреваешь, те лохмотья от платья сбежавшей?.. – погрузившись в себя, рассуждал Серёга. – Вполне… вполне… И сроки относительно совпадают… Деньги, почта… Сколько могли похитить?
– По-разному, – призрак посерьёзнел, прекратил дурачиться. – Если пенсии разносила – до десяти тысяч только она могла получить. Банкоматов ведь не было. На дом приносили. Если имела доступ к сейфу начальницы – то… много. Недаром в мои времена почты на особом контроле стояли. Сигнализации регулярно проверялись, патрульные обязательно неподалёку крутились. Малейшая сработка – и всем стадом обязаны были нестись на сигнал… Наравне со сберкассой считалось… И добавлю: крупные суммы почтальонши редко с собой брали, побаивались. Уродов всегда хватало, да и даты разноса пенсий знала каждая собака. Дни не менялись. Но если человек решил украсть, то он украдёт. Аксиома!
– Предлагаешь Рваных искать?
– Не то чтобы предлагаю… Оно как-то само к ним выводит.
Вдали на тротуаре нарисовался капитан Женя. В гражданском, хмурый, с толстой, потёртой на углах папкой для бумаг под мышкой.
– Исчезни! – сквозь зубы скомандовал Иванов.
Что, зачем, и почему – Антону объяснять не требовалось. Не маленький.
– Я пообщаюсь с полицейским, – скороговоркой шептал инспектор. – Ты подожди. Может случиться, что допросить с Печатью потребуется, вместо детектора лжи.
Пустота за плечом тихо прошелестела:
– На него грешишь?
– Посмотрим…
***
В кабинете с момента последнего Серёгиного визита ничего не изменилось, разве что гора макулатуры на столе подросла. В остальном – зацементировашаяся пыль по углам, затоптанный половик при входе, типовые МВД-шные плакаты и графики приёмов и дежурств на стенах.
С порога пожелав кабинету провалиться куда подальше, капитан прошёл на своё рабочее место, уселся на рассохшийся, видавший виды стул, не пытаясь изображать заинтересованность ранним визитом коллеги.
Взглянув на часы, гость брякнул:
– Женя, скажи, ты зачем кости скоммуниздил?
Если Иванов и намеревался огорошить участкового, то у него ничего не вышло. Тот остался невозмутим. Молча переложил бумаги на столе, чиркнул ручкой на чьём-то объяснении. Медленно поднял глаза, в которых явственно читалось: «Ты идиот?».
– Какие кости?
– Человеческие. Из теплового… этого… забыл название. Где бомж жил.
– И откуда они там взялись?
Poker face, с которым капитан произносил каждый слог, начал продавливать непоколебимую уверенность инспектора в своей правоте. Сидит, ручку не бросил – в специальный стаканчик поставил, пальцы в замок скрестил, смотрит как на больного. Ну хоть к телефону не тянется, чтобы «жёлтую» бригаду вызвать – и на том спасибо.
Однако отступать поздно. Участкового на причастность к пропаже скелета бомжа Иванов примерял не без оснований. Косвенных факторов у него имелось в достатке: между смертью Калиниченко от нежити и их с Антоном визитом прошло около трёх часов – срок совсем небольшой; в этот промежуток там, неподалёку, как раз был этот самый Женя, выходивший по заявлению пузана посмотреть на обгаженную краской дверь. На такие мысли инспектора натолкнул тот самый щекастый кляузник, замеченный зоркой домовой за курением на балконе девятиэтажки. Сходу выстроилась незамысловатая логическая связь…
До конца Сергей уверен не был, конечно, но сомнения зародились.
Кто мог узнать и организовать вывоз останков в столь короткий срок? Неустановленный знаток некромантии? Опереточно, роялями в кустах попахивает… Нежить ведь сознательно никто не натравливал – сама на дохлятинку припёрлась. Без посторонней помощи.
Даже ежу предельно ясно – настолько фантастических совпадений не бывает, чтобы и проведшая сотню лет взаперти тварь наружу вырвалась, и чёрный колдун неподалёку гулять изволил, и бомж в собственной берлоге сидел, а не помойки инспектировал.
Ну и другие догадки имелись, прибережённые до поры…
– Лежали. А теперь не лежат, – в тон собеседнику ответил Иванов. – Перечислю: череп, кости, позвонки. Свежак. Будто только что с бойни.
– Ты больной. Сам понимаешь, чего мелешь?
– За моё умственное здоровье не переживай. Я в норме. И к тебе пришёл не от нечего делать. Толстяка помнишь, которому я подзатыльник дал?
– Допустим.
– У него окна на заднюю часть дома выходят. И любит он покурить в них, чтобы в квартире табачищем не вонять. Я это к чему – мордастый видел, как ты в кусты за гаражами лез, – инспектор сознательно не стал уточнять, до или после визита по заявлению происходили описываемые события. Потому что не знал и опасался проколоться в мелочах.
Участковый держался молодцом, посматривая на визитёра снисходительно-ласково.
– Слабовато для предъявы.
– Согласен, на одном жалобщике далеко не уедешь. Погоди, обосную по всем правилам… Для ясности: наша с тобой болтовня не записывается, личных претензий у меня к тебе нет. Но я должен знать – что случилось с костями… Можешь продолжать и дальше из себя мальчика-колокольчика корчить – без проблем, будем говорить по-другому. Официально. С бумагами, с подписями, через начальство. Допускаю, ты не расколешься, продолжишь ничего не знать и не помнить. Но я не отстану, хочешь – верь, хочешь – нет… Вцеплюсь похлеще бультерьера тебе в холку. Сомневаешься – давай проверим, у кого упрямства больше… Во избежание ненужной возни я снова предлагаю недоразумение закрыть здесь и сейчас, не вынося ситуацию на всеобщее обозрение. Без писанины и свидетелей… Я покурю на воздухе, а ты подумай.
Дальше продолжать молоть языком Сергей не видел смысла. Женя не тот парень, который способен испугаться угроз или высоких кабинетов – по физиономии видно. Пусть думает.
Выйдя на улицу, он закрыл за собой двери и извлёк сигарету. Напарник, вернувшийся в свою материальную форму, вопросительно вздёрнул брови. Лёгкое покачивание головой ему сообщило: «Нет. Рано. Ждём».
Оставив право решения за другом, Швец в очередной раз привалился к облюбованному тополю и занялся дымными колечками.
– Зайди, – из глубины донёсся приглушённый дверным полотном голос капитана.
Окурок ткнулся в край урны, напоследок сердито роняя искорки, вывалил из бумаги коричневое нутро, став пожаробезопасным. Убедившись, что бычок не дымит, Иванов переместил его к остальному мусору и направился обратно, в опорный пункт.
Женя уже не сидел за столом, а смотрел в окно, подойдя к нему почти вплотную и упёршись руками в сероватый подоконник.
– Чьи это останки?
– Калиниченко.
– Как он погиб?
– Извини, не скажу.
– Понимаю… Я каждый день по два раза в тех окрестностях прогуливался. Вчера, и позавчера. И сейчас, перед службой кружок накинул, зашёл. Никого… Странно.
– Не лезь куда не просят, – от чистого сердца посоветовал Серёга. – Не по твоему ведомству покойничек. Ответь, куда спрятал останки?
Женя его, казалось, не слышал, продолжая спрашивать:
– И как ты догадался, что это я? Пузатый видеть не мог. Там угол обзора не позволяет, если только не по пояс высовываться из ближних окон, да и разбитый гараж мешает. Я проверял…
– Опыт, сын ошибок трудных… Ты на земле давно работаешь и мимо бомжатника не пройдёшь. Физически не сможешь. Обязательно нос сунешь узнать, что у них и как. Эта публика беспокойная, что угодно отчебучить может в любой момент, их любой адекватный полицейский всегда на карандаше держит… Об остальном я тебе говорил. Выходил по заявлению, был рядом, увидел останки, обалдел, ликвидировал своими силами. Подозреваю и о причинах.
Заинтригованный капитан повернулся вполоборота:
– Вываливай.
Улыбнувшись, Иванов поделился:
– У тебя на земле за последний квартал сколько тяжких? Поножовщины, телесные, хулиганки?
Местный шериф ощерился. Ход мыслей собеседника ему стал понятен сразу.
– Чуть больше, чем до хрена. Район рабочий, пьющий, от всего не рядом.
