Альбион и тайна времени - Лариса Васильева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Застучали копыта. Конница Гарольда…
Копыта стучали слишком звонко — по земле так не стучат — это была мостовая, отлично замощенная лондонская мостовая. Я бросилась к окну: белобрысый всадник в кепке цвета хаки неторопливо удалялся на каурой в сторону Риджент-парка.
Спустя два часа после того, как он проехал, я была уже в Гастингсе.
Поле гастингской битвы — просторная, окаймленная холмами долина. Прежде на холмах росли деревья андеридского леса. Годы и события вырубили их, и стало угадываться вдали море, откуда некогда пришли нормандские корабли. Волнуясь, поднималась я на холм Сенлак, к аббатству Святого Мартина, построенному Вильгельмом в честь своей победы на месте, где пал Гарольд.
Почему я волновалась? Зачем это русскому человеку волноваться в связи с фактом чужой истории, да еще случившимся девять веков назад?
История — это и увлекательное чтение, с годами я стала предпочитать исторические исследования художественным книгам: сюжеты истории богаче придуманных — не зря Шекспир ворочал историческими личностями и их жизнями — в истории, если читать ее долго и глубоко, всегда заложены ответы на многие сегодняшние вопросы и еще, для меня это последнее — главное, — я всегда ощущаю невидимую связь времен так, словно в какой-то неблизкой жизни была участницей всех событий. Порой это чувство обостряется — и кажется мне — «я на свете пять жизней чужих прожила». Однажды я заговорила об этом своем чувстве со старым ученым историком. Он добродушно и понятливо усмехнулся:
— Ничего удивительного, это кровь говорит — вы ведь не на пустом месте выросли — за вами века.
Потянула я нитку из клубочка английской истории, § привел меня клубочек… к себе же домой. Помните ли вы эпоху Владимира Мономаха? Этот князь помимо всего прочего был знаменит своими семейными связями едва ли не со всеми властвующими домами Европы. Он-то и женился на дочери Гарольда Годвина, которую звали Джитой.
Я сижу на камне среди развалин аббатства. Листья плюща и ползучие розы полузакрыли серые камни. В руках у меня книга английского историка Грина, И оживает холм Сенлак:
«Ранним октябрьским утром Вильгельм повел свои войска по возвышенности от Гастингса к устью Тельгема. С этого места увидели нормандцы английскую армию, тесно построенную за окопами и частоколом на высотах Сенлака. Ее правый фланг был прикрыт болотом, а левый, самую опасную часть позиции, защищали телохранители Гарольда в полном вооружении и с громадными секирами… Остальная позиция была занята густыми толпами полувооруженных крестьян, собравшихся по призыву Гарольда для борьбы с врагами.
Своих рыцарей Вильгельм направил на центр этой грозной позиции, а фланги велел атаковать французским и бретонским наемникам. Атака нормандской пехоты открыла сражение: впереди пехоты ехал менестрель Тайлефер, бросая в воздух и ловя свой меч и распевая песнь о Роланде. Он первый из нормандцев нанес удар — первый и пал.
Тщетно пытались нормандцы овладеть крепкой изгородью, из-за которой сыпались дротики и удары секир и слышались дикие крики: «Вон! Вон!»
За отражением пехоты последовало отражение конницы. Несколько раз водил Вильгельм войско к роковой изгороди. Весь боевой пыл, клокотавший в его нормандской крови, вся беззаветная храбрость соединились в этот день с хладнокровием, стойкостью и неистощимой находчивостью.
Бретонцы с левого фланга попали в болото и пришли в расстройство: паника охватила все войско, когда разнесся слух, что герцог Вильгельм убит. «Я жив! — закричал он, сдернув с головы шлем. — Я жив и с божьей помощью одержу еще победу!»
Взбешенный неудачей Вильгельм ринулся прямо на королевский штандарт, его сбили с коня, но он своей тяжелой палицей сразил брата короля Гирта. Выбитый опять из седла, он своею рукою поверг на землю всадника, не согласившегося уступить ему коня. Среди грохота и шума битвы он видит бегство части своей армии, останавливает ее и пользуется этим для победы. Хотя частокол был порван его бешеной атакой, но стена из щитов, стоявших за ним воинов, все еще удерживала нормандцев; тогда притворным бегством Вильгельм выманил часть англичан из их неприступной позиции, затем обратился против пришедших в беспорядок преследователей, прорвался сквозь покинутые линии и овладел центром позиции. Тем временем французы и бретонцы удачно поднялись на флангах.
В три часа дня холм был взят. В шесть битва еще кипела вокруг штандарта, и дружинники Гарольда стойко бились на том месте, где впоследствии был воздвигнут главный алтарь Аббатства Битвы.
Наконец герцог выдвинул вперед стрелков, и тучи их стрел сильно разредили густые массы, столпившиеся вокруг короля; при закате солнца стрела поразила в правый глаз самого Гарольда; он пал среди знамен, и битва закончилась отчаянной схваткой над его трупом. Ночь прикрыла бегство англичан. Завоеватель расставил свою палатку на том самом месте, где пал Гарольд, и «сел есть и пить среди трупов».
Это был конец и начало. Битва при Гастингсе для истории Британии важна не менее, чем для нас битва на Куликовом поле, хотя поводы их совершенно разные.
После Гастингса аборигены этого острова, привыкшие прежде к чужеземным вторжениям, до сегодняшнего дня не видели в своей стране неприятельского лагеря.
Набирая с веками силу, эти островитяне зато сами распространились по миру.
К вечеру тучи над долиной разбрелись, заголубело небо. Солнце садилось в море. Вот блеснул последний луч, последний луч Гарольда. Быстро темнело. В полумраке забелели тонкие туманцы. И возникло поле битвы. Дымно. Душно. Шорохи и стоны.
Как знать, по какой дороге пошли бы отношения России и Англии, не случись битвы при Гастингсе, не умри Гарольд на поле боя. Мало, конечно, поводов предполагать идиллию в этих отношениях в том несвершившемся варианте, а все же мысль человеческая ищет и надеется, а вот если бы, тогда бы!
Смех и шепот зашевелили кусты Сенлака — две девочки забрели в развалины. Они, наверно, были ученицами школы, выросшей здесь на холме. Вспыхнул фонарь у входа в ресторан, построенный невдалеке от развалин на том месте, где монахи аббатства некогда раздавали подаяния нищим и паломникам. Вспыхнул фонарь и рассеялись все мои видения. Ресторан называется «Отдых пилигримов». Моторизованные пилигримы и впрямь любят это место — возвращаясь вечером с пляжей Гастингса, удобно завернуть сюда на ужин. И романтичное место. Весьма.
Прошла неделя — настало воскресенье. И снова утреннее цоканье копыт: тот же всадник на той же лошади удалялся в сторону Риджент-парка. Несколько месяцев по воскресеньям провожала я его незамеченная. Но однажды лошадь взбрыкнула прямо перед моими окнами, всадник повозился с нею, успокоил, поднял голову, увидел меня в окне. Взгляды встретились. Я махнула ему рукой — он ответил. С тех пор это повторялось каждое воскресенье.