«Второй войны я не выдержу...» Тайный дневник 1941-1945 гг. - Лаврентий Берия

Пишу сразу после того, как вернулся от товарища Сталина. Устал, но спать не могу. Чувствую, Коба собирается навалить на меня еще что-то. Это разговор неспроста, он что-то задумывает. Он и Вячеслава не хочет обидеть, и хочет, чтобы мы с Георгием в одну сторону тянули, но чувствую, что расчёт у него главный на меня. Он прав. Той школы, что я прошел, никто не прошел.

Попробую заснуть. Завтра придется поездить с Никитиным и Щербаковым[206] по заводам, посмотреть, что они могут.

Сообщили, сегодня погиб Хоменко.[207] На переднем крае, при обстреле, осколком сразу насмерть. Это у чекистов уже третья большая потеря. Саджая,[208] Ракутин,[209] а теперь Василий… Год в год с Алексеем.

Теряем кадры. Вечная ему слава. Я бы Хоменко дал Героя, но кто напишет представление? Жалко. А так не дадут.

По агентурным данным из Лондона и Нью-Йорка союзники должны высадиться в Нормандии в марте 1944 г.[210] Для проведения операции хотят выделить 100 дивизий. Хорошие данные перед встречей. Коба сомневается, может дезинформация? Может, подбрасывают нам перед встречей. Поручил еще раз посоображать Всеволоду с его аппаратом и все перепроверить. Дело серьезное.[211]

По сводкам в Америке ежегодно выпускают 100 тысяч летчиков. Орава бездельников. Мы мальчишек сажаем на самолеты, толком учить нет времени, а они каждый год 100 тысяч бугаев, и ни х…я не воюют. Надо сказать Кобе, пусть им в морду ткнет.

С 28/XI по 1/XII-43 г. в Тегеране проходила конференция руководителей СССР, США и Великобритании. Хотя охрана правительства и вообще высшего руководства всегда были прерогативой органов государственной безопасности (в то время — НКГБ во главе с наркомом В.H. Меркуловым), Л.П. Берия как нарком внутренних дел СССР и член ГКО нёс общую ответственность за безопасность проведения Тегеранской конференции и все остальные спецмероприятия в ходе её.

Резо[212] доложил, что там[213] все готово. Всеволод готов само собой. Сергей тоже.[214] Общее руководство за мной. Беру с собой Наума[215] и Серго.[216] Поездка Серго согласована с Кобой. Ответственности такой не было, все под контроль не возьмешь. И все равно рассчитываю за поездку отдохнуть. В дороге высплюсь. Южным воздухом подышу. И горным воздухом обязательно.

Вернулся из Тегерана и закрутился, завертелся. Хорошо еще, что шеф не вызывает вот уже неделю. Был раз у него, ужинали. И все. Он сейчас отдыхает и думает. Это бывает все чаще. Понять можно, теперь мы — величина. Надо задумываться о том, что будет после войны. Недаром товарищ Сталин… (Фраза не окончена. — С.К.)

Вспомнил Баку. Это было хорошее время. Жил бедно, приходилось тянуть маму, сестру, а всё равно жил без забот. Молодой был. Простой лаваш ел как сахар. Вкусно ел! И все у меня с Баку связано, все там началось, и там продолжалось. Так хочется поплавать в море. Хотя бы в Каспийском. А если бы до Сочи добраться!

Когда кончится эта война, черт ее знает. Но ясно, что за будущий год не кончится. Но второй фронт они, му…аки, откроют. Прижимает.

Сегодня товарищ Сталин впервые собрал совещание у себя. Долго говорили, сидели кроме меня Вячеслав и Георгий, а так заходили, выходили. Генштаб доложил обстановку. В Крыму мы застряли, немцы на Украине пытаются наступать в направлении на Киев. Вчера освободили Черкассы.

Скоро день рождения Кобы. Сразу предупредил, что никаких поздравлений и вообще он никого 21 не примет.[217] Хочет побыть один.

Неожиданно Коба пригласил к себе. Я, Вячеслав, Георгий, Лазарь, Анастас. И Жданов был. Коба был грустный, пил вино, немного пел, Анастас подпевал, а я промолчал. Кобе исполнилось 64 года. Уже старик. Мне на двадцать лет меньше. Но когда я впервые увидел Кобу, ему было примерно столько, сколько мне сейчас. Но разве можно сравнить?

Он был орел, жизнь из него била, все время смеялся. Шутил, никогда не унывал. А я…

До войны был ничего, а сейчас смотрю в зеркало, грустная картина.

Что делает война.

Сегодня Коба никого не принимал, а час говорил с нами тремя. Он, Вячеслав, Георгий и я. На вчерашнего совсем не похож, но и не такой, как всегда. Не то что помягче, но, не знаю, как сказать. Говорили о состоянии Тыла, о Втором Фронте, о настроении людей. Он сказал, что устали мы, но впереди еще много работы. Рассказал о беседе с Бенешем. Тот хитрец, и нашим и вашим, но с Кобой говорил откровенно — жизнь заставляет.

Я так понял, что Коба больше всех рассчитывает на меня и Георгия, и еще на Жданова. Вячеслав больше политик. А оперативной хватки у него никогда не было. Да и политик он часто слабый. Полета нет.

Коба сказал, что Союзники весной Второй Фронт не откроют, он это понял в Тегеране. Сказал: «Раньше лета не начнут».

Посмотрим.[218]

Год кончился. Вчера ближе к полночи у товарища Сталина подняли тост за Новый год и за его награждение.[219] Прямо в Кремле. Из Киева приехал Мыкыта поздравить и доложить. Умеет он приехать вовремя. И умеет понравиться, черт. Как улыбнется, и не хочешь, а как-то добреешь к нему. Умеет. И товарищ Сталин заулыбался тоже. Да и приятно. Киев и Харьков пока наши главные достижения по освобожденным городам. Коба так и сказал.

Мыкыта привез фотографии. Много разрушено.

Днепрогэс с прорваной (так в тексте. — С.К.) плотиной. Как хорошо, что до Тбилиси мы их не допустили.

Новый год встречу с Нино и Серго. Никого видеть не хочется. Глаза закроешь, а перед тобой лица, лица, лица. И телефоны.

Устал.

Побегать бы сейчас по полю, мячик погонять, как когда-то. Шеф сказал, что толстею, а я ему. (Запись оборвана. — С.К.)

1944 год

Провели операцию по калмыкам.[220] Ненадежный народ, надо переселить, от греха подальше. Коба сказал, что еще будем переселять. Нам возможные базы для немецких диверсий ни к чему. Хватит, научены. Пока руки доходят, надо сделать.

Золотой парень Амо. Позвонил, говорит, Лаврентий Павлович, не смог поздравить с Новым Годом, поздравляю с старым Новым Годом. Обещаю что и в этом году волжане Новый Год встретят досрочно.

Я говорю, дорогой, я тебя тоже поздравляю с Звездой еще раз. Заслужил, носи. Жалко, второй не положено.[221] И давай, земляк орудий побольше. Чтобы салют был так салют. Смеется, говорит, так точно, салютнем по первое число. До Берлина.