Осенние детективные истории - Татьяна Сергеевна Шахматова

Все шло замечательно. До поры до времени. А потом — бац! И начались сбои.

— Это ты косячишь, Феликс! Твой промах! — грозила она ему пальцем и наказывала рублем. — Так нельзя! Это опасно!

Он понимал. Старался. Но снова допускал промахи.

— Я устал, — сообщил он ей вчера. — Я хочу выйти.

— Хочешь, но не можешь. — Она провела острым ногтем по его груди, добралась им до артерии на шее, больно надавила. — Ты выйдешь, Феликс, когда я скажу.

— Но я не могу больше! Не могу им всем врать! Я уже из доктора превращаюсь в какого-то брачного афериста!

— Ты никому не давал обещания жениться. Разве нет?

Это было правдой. Это никогда не входило в их планы.

— Но она влюбилась! Она потеряла от меня голову. И собралась об этом сказать своему мужу.

— Вот дура! — выпалила она и вскочила с кровати. — Какая же дура! Теперь я понимаю ее мужа, который…

— Который спал с тобой? — закончил Федор за нее.

— Допустим, спал со мной, и что?

Она вылезла из постели, потянулась, удовлетворенная улыбка не сходила с ее лица.

— А то! — Федор откинул одеяло. Свесил ноги на пол. — Ты моими руками хочешь отомстить ему! Не можешь простить, что он не ушел из семьи?

Она промолчала, медленно прохаживаясь по просторной спальне с самым настоящим, встроенным в угол, камином, эркером и балконом. Квартира его матери была чуть больше этой спальни. А та квартира, которую он себе позволил теперь, была даже меньше в размерах.

— Мы все за всё платим, Феликс, — проговорила она, останавливаясь у окна и обнимая себя — голую — за плечи. — За ошибки, за подлость, за счастье. Он заплатит за подлость. Я заплатила в свое время за счастье, которое он мне дарил. Я поверила ему. А он…

— А он просто решил остаться в семье, чтобы его ребенок не сошел с ума. В чем преступление?

Ее кожа матово светилась в свете сумерек. Застывшая фигура с заброшенными на плечи руками напомнила ему лишенное коры погибшее дерево. Федору вдруг сделалось страшно. Путь, который они выбрали, вел в никуда. Путь, который она выбрала для него.

— Эля, я ухожу. — Он потянулся за джинсами, которые валялись рядом с кроватью. — Прости, но дальше без меня.

— Ты меня бросаешь? — тихим несчастным голосом произнесла она.

Он думал минуту, не больше. И ответил утвердительно.

— Да. Так больше продолжаться не может. Я устал от той грязи, в которой ты купаешь людей моими руками.

— Это не так! Это неправда. Я помогаю им оттуда выбираться, милый. О чем ты?

Она повернулась, раскинула руки и пошла на него: голая, с растрепанными распущенными волосами. Даже в темноте он ощутил, каким безумством горят ее глаза. Как у ведьмы из старой детской сказки, которую он всегда боялся.

— Сначала ты им туда помогаешь попасть, — возразил он, ловко увернувшись от ее рук. — А потом помогаешь выбраться. Не бесплатно.

— С каких это пор тебя это перестало устраивать, Феликс? — Элеонора села на краешек кровати, приняв самую соблазнительную позу из всех, с которыми он был знаком. — Ты получаешь за это…

— Я понял, Эля! Но я ухожу. Я не могу больше. Устал. Всему есть предел. Предел моей душевной черствости иссяк. Все.

— И? Что ты намерен делать? — Ее голос стал слабым, почти детским. — Доделай хотя бы последнее дело. И…

— Нет. Я не могу так с ней. Она влюбилась, кажется, по-настоящему. Я не могу уничтожать ее. Она ни при чем! Ты пыталась наказать ее мужа, наставив ему рога не без моей помощи. А наказанной будет она. Кто за это тебе заплатит?! Где материальная выгода? Дурак я! Понял поздно, чего ты на самом деле добиваешься.

Она молчала недолго. Заговорила прежним мягким, вкрадчивым голосом, как обычно говорила с клиентами.

— Не стану спорить. Это было моим личным делом. Моей личной местью. Но ты за это получишь деньги, малыш. Я лично тебе заплачу. Прошу только: доведи все до конца.

— До какого конца, Эля?! Какого конца ты ждешь?!

— Я хочу, чтобы она его бросила.

Он отчетливо услышал, как скрипнули ее зубы. И опешил. Да она сама безумна!

— Серьезно? — Он сел рядом с ней на кровати, тронул за голое плечо. — Она должна его бросить и уйти к кому? Ко мне? Ты с ума сошла, Эля! Я же не могу быть с ней. Я ее не люблю. Когда я скажу ей об этом, это разобьет ей сердце.

— Плевать, — певуче отозвалась она. — Главное, это разобьет сердце ему! Кажется… Кажется, он снова увлекся ею — своей женой. Ему нравится, как она стала выглядеть, как смеяться. Он даже перестал в офисе торчать допоздна. И выходные старается проводить дома. Когда он узнает, что все прекрасные перемены в ней не ради него, а…

— А мальчик? Ты о нем подумала? Что будет с ним? — Федор отшатнулся, резкими движениями натягивая через голову тонкий джемпер. — Такой второй травмы он не переживет.

— Мальчик? — Она запрокинула голову и рассмеялась. — Напрасно ты о нем тревожишься, Феликс. С ним все будет нормально. Я наблюдала его, не кто-нибудь. И могу с уверенностью сказать: он очень сильный. Он выдержит и этот удар судьбы.

— Удар? Судьбы? Ты о чем вообще? Что еще ты задумала?

Подозрения страшными картинками промчались перед глазами. Что-то такое уже было в ее практике. Когда-то давно, до него. О чем-то шептались медсестры в ординаторской, когда он только-только устроился в их клинику. Какая-то девушка покончила с собой, не пережив предательства родителей или любимого. Или не пережила чего-то еще.

Что-то было…

Федор оделся и пошел в прихожую.

Все! В этой квартире он в последний раз. Никогда и ни за что он больше не соприкоснется с ее методами зарабатывать на доверчивых клиентах.

— Уходишь?

Она стояла перед ним в халате нежнейшего шелка, наброшенном на голое тело. Цвет халата был тем же, что цвет осенней листвы за окном. Казалось, она стоит в облаке из опавших листьев, ласкающем ее безупречную кожу. Но почему-то не казалась ему красивой, как прежде.

Опасной. Она стала для него опасной.

— Смотри не пожалей, Феликс. — Странная улыбка чуть тронула ее губы. — Меня нельзя бросать.

— Ты мне угрожаешь?! — вытаращился он. — И меня собралась шантажировать? Эля… Не хочу тебя разочаровывать, но у тебя ничего не выйдет. Все твои задания я фиксировал на диктофон.

— Сволочь… — прошипела она, совсем не выражая никаких чувств. Просто прошипела, как потревоженная змея.

— Может