Женская логика – смертельное оружие - Диля Еникеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через десять минут они сидели в такси, еще через полчаса стояли у входа. Увидев привычную очередь, Серафима приуныла. А новый знакомый, приложив палец к губам, весело подмигнул, попросил пять минут подождать, внедрился в толпу, не обращая внимания на недовольные возгласы, сделал какой-то знак швейцару, и тот мгновенно открыл дверь, пропуская парня внутрь. Вскоре Гоша выглянул, поманил Симу, и девушка, не чуя под собой ног от счастья, влетела в вестибюль.
- Как тебе это удалось? — замирая от восхищения, прошептала она, когда официант усадил их за свободный столик.
- Уметь надо! — самодовольно отозвался Гоша.
В общем, сразил ее наповал. По сравнению с двадцатидвухлетним красавцем Георгием Новицким, семнадцатилетние сокурсники, еще не избавившиеся от юношеских прыщей, казались Серафиме недозрелыми юнцами. Разве можно сравнить их и Гошу!
Девушка безоглядно влюбилась и не стала брать в голову, что он ее обманул, — парень не имел никакого отношения к кинематографу. Это была его первая ложь, потом было еще много-много лжи, но Серафима не придала этому значения ни в день их знакомства, ни в последующие годы, легко находя убедительные оправдания любимому Гошеньке. Тем более, что тот обманывал виртуозно, а будучи пойман, обезоруживал ее признанием, представив свое вранье как невинный розыгрыш. В первый вечер он выкрутился так:
- Ты произвела на меня сильное впечатление, и я придумал первое, что пришло в голову, лишь бы ты остановилась и обратила на меня внимание.
Это звучало почти как признание в любви, и Сима совсем растаяла. Да и что такого особенного он сказал! — все парни хотят произвести впечатление на девушку. Серафима даже не задумывалась о том, что другие ребята потом открывают свое истинное лицо, а ее любимый умеет казаться таким, каким его хотят видеть. “Он лучше всех, он самый-самый, и я его люблю!” — вот ломовые аргументы, которыми юная девушка мотивирует свои взаимоотношения с возлюбленным и непоколебима в своей убежденности, даже если возникают трения. Кому-то эти “аргументы” кажутся наивными (“Да чем же он так хорош? — недоумевают взрослые. — Парень как парень, слова доброго не стоит — ветер в голове, порхает по жизни как мотылек”), но влюбленные логики не приемлют.
Ни тогда, ни потом Серафиме не пришло в голову, что ее возлюбленный всегда получает то, что хочет, неважно, каким способом, что он всегда БЕРЕТ и никогда НЕ ДАЕТ. Будь Сима более опытной и не столь влюбленной, она бы поняла, что Георгий Новицкий — обаятельный эгоист. Далеко не все себялюбцы демонстрируют откровенно наплевательское отношение к другим людям, мол, все мне-мне-мне, а вы — как хотите. Есть и такие, кто вырвет чужой кусок с милой улыбкой, а окружающие будут пребывать в уверенности, что это в порядке вещей, а то и по собственной воле отдадут ему все — ведь это милейший человек! Такие эгоистичные обаяшки для человека мягкого, интеллигентного, а тем паче любящего, — как паук для мухи. Вот так и получилось, что влюбленная Серафима Харитонова попалась в паутину эгоцентричного красавца Георгия Новицкого.
Сима напрочь забыла про учебу, прогуливала лекции и семинары, чтобы уединиться с обожаемым бойфрендом в комнате общежития, когда хозяева уходили на занятия. У общительного Гоши были десятки друзей-приятелей, ключи от их комнат и квартиры родителей. До учебы ли, когда бурлят страсти и играют гормоны! Старшекурсник Гоша, будучи на преддипломной практике, мог бы подстроиться под график первокурсницы Симы, чтобы та не пропускала занятия. Но не пожелал. Это ведь НЕ ЕГО ПРОБЛЕМА.
Даже когда девушка завалила первый экзамен в зимнюю сессию, это не остудило ее жарких чувств. “Не беда, пересдам”, - решила она, убегая из дома на очередное свидание. После второго неуда Сима призадумалась. Стипендия ей уже так и так не светила, но появился шанс вылететь из института… Собрав волю в кулак, девушка отказалась от свиданий и засела за учебники. Но освоить за три дня то, что другие изучали семестр, оказалось не так-то просто. Остальные предметы Серафима вытянула лишь на троечки, но, тем не менее, вздохнула с облегчением. Наконец-то сессия закончилась, и впереди каникулы — светлая мечта каждого студента. Ура!
И вдруг любимый папа с улыбкой говорит:
- Покажи-ка свою зачетку, доченька, похвастайся пятерками.
Сима мялась, пыталась соврать, что ее зачетка в деканате, но не помогло. Злосчастная книжечка была извлечена из дареной любящими родителями сумки, а затем последовала немая сцена. Папу едва удар не хватил, а маму пришлось отпаивать валокордином. Придя в себя, родители потребовали немедленно явить виновника неуспехов дочери.
Гоша согласился предстать пред суровые очи родителей девушки и явился нарядный, с букетом цветов. Галантно поцеловав Симиной маме руку, он непринужденно заговорил, но то, что так впечатлило Серафиму, не произвело никакого эффекта на ее родителей. Как раз наоборот — мнение у них сложилось крайне отрицательное.
- Фанфарон! — грохотал папа, когда избранник дочери ушел. — Пустышка! Ни капли серьезности! Может только языком молоть.
- Нахал и бабник, — вторила ему мама. — У него даже взгляд неприятный — наглый, самоуверенный. Он намного старше Симочки и заморочил нашей девочке голову.
Сима пыталась их переубедить, рыдала, упрекала: они консервативны, уже забыли, что значит любовь, у них отсталое мышление, — не помогло.
- Этот легкомысленный шалопай тебе не подходит, — вынес окончательный вердикт папа.
- Поматросит и бросит, — внесла свою лепту мама.
Итог дружной обструкции, которой родители подвергли Гошу, был закономерен. Дочери поставили ультиматум: никаких свиданий — в институт и домой, за учебники. Сима смирилась, решив, что вначале ликвидирует неуды, а потом родители смягчатся. Экзамены она пересдала, но родители решения не изменили. С любимым девушка виделась урывками, но все же виделась — опять убегала с лекций.
И вот наконец долгожданное совершеннолетие. Серафима не сомневалась, что Гоша сразу сделает ей предложение, — а что еще может думать восемнадцатилетняя девушка, раз у них такая любовь?! Только белая фата, флердоранж и марш Мендельсона, — никак не иначе.
Георгий Новицкий сознавал, что жениться придется, — через год у него распределение. Зашлют куда-нибудь на стройку века, на БАМ, например, — и меси там грязь резиновыми сапогами. Само собой, ему хотелось остаться в Москве, а женатику это проще. Гоша не горел желанием немедленно лишиться свободы, но, разумеется, умолчал о том, что намерен приурочить свадьбу к окончанию института, а пока побыть в необременительном холостяцком статусе.
- Давай отложим это знаменательное событие на год, — предложил он невесте. — Нам и так хорошо.
- Ничего хорошего, — возразила Сима. — Предки меня уже замучили. Надоело врать и скрываться.
Гоша вздохнул и согласился.
Счастливая Серафима оповестила родителей о том, что вскоре им предстоит носить высокое звание тестя и тещи. Однако потенциальных тестя и тещу эта новость почему-то не обрадовала. Выяснив, что дочь их не послушалась, родители пришли в негодование.
- Мы же говорили, что этот шалопай тебе не подходит! — хватался за голову папа.
- Он тебя бросит с ребенком, — подпевала мама.
Но Серафима упрямо стояла на своем — свадьба, и точка!
Папа предпринял определенные шаги: выяснил, кто родители потенциального жениха, и выдвинул новый аргумент:
- Сима, твой Георгий — еврей! — В его устах это звучало как обвинение.
- Ну и что? — удивилась Серафима. В их семье раньше антисемитских настроений не наблюдалось, и папин довод показался ей смехотворным.
- Да разве ты не понимаешь! — вмешалась мама. — Все евреи сидят на чемоданах и ждут не дождутся вызова в Израиль.
- Гоша не собирается эмигрировать, — возражала Сима.
- Соберется, если его родители снимутся с места!
- Но без меня он не поедет, — сопротивлялась дочь.
- Еще как поедет! — заявил ее отец с невесть откуда взявшейся убежденностью. — Русские жены в Израиле не нужны.
- Или возьмет с собой, а там разведется и женится на богатой еврейке, — вновь вступила мама. — Большинство смешанных браков распадается. И останешься ты в чужой стране, без гражданства, без профессии, без средств.
Так далеко в будущее восемнадцатилетняя девушка не заглядывала. Тягостный разговор продолжался несколько часов, но стороны остались при своем мнении.