Теория и практика использования медицинских знаний в гражданском судопроизводстве России - Александр Мохов

Необходимо также отметить и тот факт, что «забота» о сохранении в тайне информации о частной жизни лица не должна пониматься как «закрытость» процесса, нарушение принципа гласности в российском правосудии. Здесь должны «срабатывать» общие правила и изъятия из них. Перечень случаев, закрепленный законодателем и допускающий слушание дел в закрытом судебном заседании, является исчерпывающим и не может толковаться расширительно. В противном случае появляется еще одна «лазейка» к созданию закрытого режима работы судов, что не способствует вынесению законных и обоснованных актов правосудия[230].

Нельзя не затронуть и такой аспект, как право пациента (клиента) на информацию о состоянии своего здоровья, прогнозе заболевания и т. п.

Изменение роли врача не может сказаться на изменении роли пациента в принятии решения относительно медицинского вмешательства с учетом возможных его последствий. В ряде стран мира авторитет пациента был поддержан развитием этической и правовой доктрины информированного согласия и изменением концепции взаимоотношений врач – пациент.

Доктрина информированного согласия пациента основывалась на определенном уровне развития этических теорий (прежде всего представителями кантианской и утилитаристской школ), когда о «правильности» деяния судят либо по их соответствию этическим правилам, либо по последствиям. Следуя данным подходам, можно привести аргументы как «за», так и «против». Например, проведение двухэтапного скрининга[231] в России у беременных женщин согласно утилитаристской теории оправдано необходимостью снижения детской смертности, вызванной врожденными аномалиями развития, наследственными заболеваниями. Это повышает информированность женщины и позволяет ей принять более взвешенное решение относительно сохранения беременности. Против скрининга приводится такой аргумент, что возможное причинение вреда женщине или плоду при проведении скрининга не может быть соизмеримо с пользой для многих. Согласно кантианскому подходу, мы должны активно пропагандировать скрининг беременных. Апелляция же к правам человека преподносит нам аргументы против этого исследования. Можно привести и другие примеры, но важно подчеркнуть, что и тот и другой подходы не дают возможности решить эту этическую проблему. Она может быть разрешена только путем правового урегулирования, установлением дозволений или запретов. Однако в этой связи следует отметить, что вопрос о соотношении морального, этического и правового регулирования медицинской деятельности не может быть простым. Связано это, в первую очередь, с тем, что реализация потенциальных возможностей законов и их отдельных правовых норм возможна только тогда, когда право не оторвано от человека и общества, от «внутреннего состояния духа человека».

В настоящее время на основе анализа ряда законодательных актов можно сделать вывод о том, что концепция информированного согласия пациента получила закрепление[232]. В связи с этим возникает закономерный вопрос: является ли пациент (больной) носителем специальных знаний или информации медицинского характера?

На первую часть вопроса следует дать отрицательный ответ. Пациент (в дальнейшем субъект гражданского процесса) чаще всего не обладает профессиональными знаниями, достаточными для полного, объективного исследования, анализа и сообщения суду достоверной информации. Сложнее обстоит дело в случае, когда субъект процесса (истец или ответчик) обладает такого рода знаниями, скажем, является врачом, причем той же специализации, которая требуется, например, для производства экспертизы по делу. В такой ситуации в общежитейском понимании сторона обладает определенными знаниями, однако, как мы отмечали, специальные знания – это, во-первых, профессиональные знания, во-вторых, – знания, вовлеченные в процесс в порядке, определенном законом. ГПК же не допускает смешения процессуальных функций. По этой же причине судья, обладающий знаниями в медицине (имеющий медицинское образование), не может обойтись без заключения эксперта в случае, если таковое необходимо. Кроме того, лицо, участвующее в деле и, одновременно, обладающее медицинскими знаниями, является лицом заинтересованным в исходе дела, следовательно, одни факты им будут представляться в более выгодном для него свете, а другие – умалчиваться. Необходимо также учитывать глубокую степень специализации, дифференциации различных специальностей, в силу которой, даже в рамках одной специальности, существуют «узкие» места, направления. К этому можно также добавить необходимость знания помимо своей специальности процессуальных основ такого рода деятельности, а также наличие подготовки в соответствующем экспертном учреждении.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Вопросы философии. – 1986. – № 3. – С. 101.

2

Лейст О. Э. Три концепции права // Советское государство и право. – 1991. – № 12. – С. 3–11.

3

Козлихин И. Ю. Позитивизм и естественное право // Государство и право. – 2000. – № 3. – С.5.

4

Побежимова Н. И. Проблемы развития юридического образования на современном этапе // Пути развития юридической науки и образования в XXI веке: Сборник статей научно-практической конференции 25–26 октября 2001 г. – Волгоград, 2002. – С. 20.

5

Керимов Д. А. Социология и правоведение // Государство и право. – 1999. – № 8. – С. 84.

6

Боботов С. В. Проблемы личности и права в освещении буржуазных исследователей // Социология права. Вып. 1. – Вильнюс, 1970. – С. 241.

7

Чефранов В. А. Философские проблемы правосознания: Автореф. дис… докт. филос. наук. – Харьков, 1983. – С. 21.

8

Иванов С. А. Судебные постановления как источник трудового права // Судебная практика как источник права. – М., 1997; Витрук Н. В. Конституционный Суд Российской Федерации и законотворчество // Современное состояние российского законодательства и его систематизация. – Москва; Тула, 1999; Смирное Л. В. Деятельность судов Российской Федерации как источник права // Журнал российского права. – 2001. – № 3, и др.

9

Анисимов П. В. Проблема правопонимания в теории права и прав человека // Пути развития российской юридической науки и образования в XXI веке: Тезисы докладов научно-практической конференции. – Волгоград, 2001. – С. 162.

10

Яковлев В. На очереди – обеспечение доступности и повышение качества правосудия // Российская юстиция. – 2001. – № 11. – С. 10.

11

Пункты «ж» и «з» ст. 19 ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О милиции"» от 31 марта 1999 г. № 68-ФЗ; ст. 16 ФЗ «Об органах Федеральной службы безопасности в Российской Федерации» (с изм. от 30 декабря 1999 г., 7 ноября 2000 г., 30 декабря 2001 г.) от 3 апреля 1995 г. № 40-ФЗ; ст. 12 Закона РФ «О федеральных органах налоговой полиции» (с изм. от 17 декабря 1995 г., 7 ноября 2000 г., 30 декабря 2001 г.) от 24 июня 1993 г. № 5238-1 и другие.

12

Подпункт «а» п. 3 ст. 81 Трудового кодекса РФ.

13

Косарев А. И. Римское право. – М., 1986. – С. 128.

14

Салогубова Е. В. Римский гражданский процесс. – М., 1997. – С. 16.

15

Малышев К. И. Курс гражданского судопроизводства. Т. 1. – СПб., 1876. – С. 301–306.

16

Морозов В. П. Правовые взгляды и учреждения при социализме. – М., 1967. – С. 3.

17

Суханов Е. А. Введение // Новицкий И. Б. Римское право. – М., 1993. – С. 3.

18

Волков В. Н. Судебная психиатрия: Курс лекций. – М., 1998. – С. 11.

19

Рулан Н. Юридическая антропология: Учебник для вузов / Пер. с франц.; отв. ред. B. C. Нерсесянц. – М., 2000. – С. 165.

20

Брайен Л. Пытки и наказания / Пер. с англ. А. Н. Фельдшерова. – Смоленск, 1997. – С. 30.

21

Смирнов В. П. История состязательности в науке российского уголовно-процессуального права // История государства и права. – 2001. – № 4. – С. 31.