Чудо десяти дней. Две возможности. - Эллери Куин

— Да, они были христианами, сынок. Но я не знаю, какой конфессии.

— И ты говоришь, что они умерли?

— Да.

— А как они умерли?

— Видишь ли… сынок. Я думаю, Салли права. — Дидрих внезапно встал. — Мы уже слишком долго об этом рассуждаем.

— Как они умерли?

Глаза Уолферта заблестели. Он хищно смотрел то на Дидриха, то на Говарда, и его взгляды были острыми и злобными.

— Через десять лет после того, как они подкинули тебя к моему дому, у них на ферме вспыхнул пожар. И они оба сгорели в огне. — Дидрих устало потер голову. — Мне и правда жаль, сынок. С моей стороны это было глупо.

Сверкающие зрачки Говарда заворожили Эллери. Ему вдруг пришло в голову, что он может стать свидетелем начала очередного приступа амнезии, и эта мысль подействовала ему на нервы.

Он поспешил на помощь:

— Говард, конечно, это волнующая тема, и я тебя понимаю. Но Салли только что верно сказала — все вышло к лучшему.

Говард даже не взглянул на него.

— И от них ничего не осталось, отец? Может быть, старая фотография или еще что-нибудь?

— Сынок…

— Ну отвечай же мне, черт возьми!

Говард пошатываясь поднялся на ноги. Его настойчивость напугала Дидриха. Салли ободряюще сжала руку мужа, не отводя глаз от Говарда.

— Ну что же, что же… После пожара, сынок, какой-то родственник твоей матери приехал на похороны и забрал с собой немногие вещи, не поврежденные огнем. А сама ферма давно была заложена.

— Какой родственник? Кто он? Где мне его найти?

— Он исчез без следа, Говард. И вскоре уехал оттуда. У агентства нет сведений о его местонахождении.

— Ясно, — откликнулся Говард. А потом неторопливо, низким голосом спросил: — И где они похоронены?

— А вот это я могу тебе сказать, сынок, — без промедления ответил Дидрих. — Их похоронили на кладбище Фиделити, неподалеку от Райтсвилла. Две могилы рядом и один скромный памятник. Ну, как насчет кофе, Салли? — прогудел он. — Я бы выпил чашечку-другую, да и Говард…

Но Говард уже был на полпути к себе в студию. Он шел, широко открыв глаза, подняв руки и спотыкаясь.

До них донеслись его нетвердые шаги по лестнице.

А немного погодя они услышали громкий хлопок двери на верхнем этаже особняка.

Салли до того ушла в себя, что Эллери подумал: к ней теперь не подступишься.

Она упрекнула мужа:

— Дидс, ты дал ему крайне неудачный совет! К чему было откровенничать? Ты ведь знаешь, что Говарду опасно малейшее эмоциональное напряжение. А если бы с ним что-то случилось?

— Но, дорогая, — с горечью произнес Дидрих. — Я полагал, что правда ему не повредит. Он всегда так мечтал это выяснить.

— Ты хотя бы мог обсудить все со мной, чуть пораньше!

— Мне жаль, дорогая.

— Жаль! Ты видел его лицо?

Он с недоумением посмотрел на жену:

— Салли, я тебя не понимаю. Ты же сама думала, что, если Говард узнает, ему станет легче…

«Салли, вы вышли замуж за умного человека».

— Что-то я совсем запутался, — весело заметил Эллери. — И никто не просит меня раскошелиться за это на два пенни. По-моему, Салли, мистер Ван Хорн совершил единственный возможный поступок. Разумеется, новость ошеломила Говарда. Да и для любого, куда более уравновешенного человека это был бы настоящий удар. Поймите, Говард даже не подозревал о своем происхождении и много лет страдал от неведения — источника его несчастья. А когда шок пройдет…

Салли уловила суть сказанного. Он понял это, как только она закрыла глаза и обреченно махнула рукой. Однако она по-прежнему сердилась, чисто по-женски, и, возможно, слова Эллери рассердили ее еще сильнее.

— Что же, я могла и ошибаться, — нехотя признала она. — Извини меня, дорогой.

А потом Уолферт Ван Хорн шокировал их всех своим вопросом. Он сидел нахохлившись, резко наклонив торс и подняв костлявые колени. И вдруг вскочил, словно попрыгунчик, а его ночная рубашка расстегнулась, приоткрыв впалую волосатую грудь.

— Дидрих, как эта новость повлияет на твое завещание?

Брат изумленно уставился на него:

— На что? На мое?..

— Ты никогда не был силен в правовой терминологии. — В голосе Уолферта звучало уже не ехидство, а металлические ноты, похожие на скрежет пилы. — Речь идет о твоем завещании. О завещании. Завещания могут стать весьма важными инструментами. В определенных ситуациях они создают массу проблем…

— В ситуациях? Я что-то не могу уразуметь, на какие ситуации ты намекаешь?

— И ты называешь это нормальным? — Уолферт ухмыльнулся своей мерзкой ухмылкой. — У тебя три наследника — я, Салли и Говард. Он — приемный сын. Салли сравнительно недавно стала твоей «женой». — Эллери уловил, что последнее слово было произнесено в кавычках.

Дидрих сидел не двигаясь и казался очень спокойным.

— Насколько я понимаю, мы получим равные доли.

— Уолф, я не желаю это обсуждать. К чему ты завел этот разговор?

— А теперь выясняется, что один из твоих наследников — человек по фамилии Уайи, — усмехнулся Уолферт. — И всякий юрист быстро обнаружит разницу.

— По-моему, мистеру Квину и мне стоит немного погулять по саду, — вмешалась в их спор Салли.

Эллери уже привстал со стула, но Дидрих остановил его:

— Не надо.

Однако сам он поднялся, приблизился к брату и окинул его выразительным взглядом. Уолферт занервничал и отодвинулся, приоткрыв рот и обнажив свои серые десны.

— Он ничего не обнаружит, Уолферт. Говард упомянут в моем завещании как прямой наследник. Его законное имя — Говард Гендрик Ван Хорн. Таким оно и останется, если только он не захочет его изменить. — Фигура Дидриха, маячившая в кабинете, выглядела поистине громадной. — Но я не понимаю, Уолф, с какой стати ты этим заинтересовался? Тебе известно, что я не люблю беседы с подтекстом. Что у тебя на уме? Что ты от меня скрываешь?

В маленьких злобных глазах Уолферта вновь зажегся адский огонь. Братья не отрываясь смотрели друг на друга. Один сидел, а другой стоял. Эллери слышал их дыхание — глубокое и ровное у Дидриха и пыхтящее, прерывистое у Уолферта. Обычно так начинались кризисы, описанные во всех романах, а за ними неизбежно следовали семейные конфликты. Но вероятно, это чувствовал лишь Эллери. Никто не смог бы сказать, что Уолферт знал. При его врожденной подлости даже его неведение казалось пропитанным зловещим смыслом, как будто он вынюхивал дурно пахнущие тайны покойников.

Однако кризис миновал, и Уолферт со скрипом поднялся:

— Какой же ты дурак, Дидрих, — проговорил он на прощание и удалился из кабинета, нескладный, словно Пугало из Страны Оз.

Дидрих стоял в той же позе. Салли подошла к нему, поднялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку. Она безмолвно, одним только взглядом пожелала Эллери спокойной ночи и тоже покинула кабинет.

— Не уходите, мистер Квин.

Эллери обернулся.

— Я рассчитывал на другой результат, — жалобно проговорил Дидрих и тут же засмеялся над своим тоном, двинувшись к креслу. — Жизнь швыряет нас, как мяч, — то вверх, то вниз, не правда ли? Садитесь, мистер Квин.

Эллери поймал себя на мысли, что Говарду и Салли не стоило бы сейчас подниматься на последний этаж.

— Помните, я недавно защищал моего брата, — Дидрих скорчил гримасу, — и говорил, что он несчастен. Но забыл добавить, что сострадание нуждается в хорошей компании. Кстати, вам удалось что-нибудь выяснить об этой краже двадцати пяти тысяч долларов?

Эллери чуть не спрыгнул со стула.

— Нет… почему же, мистер Ван Хорн, ведь прошли всего сутки.

Ван Хорн кивнул. Он обошел вокруг стола, сел и начал перебирать бумаги.

— Лаура сказала мне, что днем вас не было дома. И я решил…

«Черт бы побрал Лауру», — мысленно выругался мистер Квин.

— Что же, да, но…

— Такой простой случай, — осторожно проговорил Дидрих. — Я имею в виду, что для вас это — детские игрушки…

— Иногда простейшие случаи оказываются самыми трудными, — откликнулся Эллери.

— Мистер Квин, — медленно произнес Дидрих, — вам известно, кто взял деньги.

Эллери заморгал. Он был очень недоволен собой, Ван Хорном, Салли, Говардом, Райтсвиллом, но в первую очередь собой. Ну, отчего он не понял, что со столь проницательным человеком нельзя обходиться как с простачком или дикарем из племени мумбо-юмбо. Очевидно, всему виной его злосчастное квиновское самомнение.

Эллери быстро принял решение. И ничего не ответил.

— Вам известно, но вы мне не скажете.

Дидрих раскачивался в кресле у стола, не глядя на Эллери; он словно отключился, утратив интерес к разговору. Но его плечо нервно подергивалось, обнаруживая внутреннее напряжение.

Эллери по-прежнему молчал.

— Должно быть, на это есть серьезная причина. — Ван Хорн вдруг легко вскочил с кресла, и его крупное тело тут же обрело равновесие, минуту он стоял так, заложив руки за спину и всматриваясь во тьму. — Очень серьезная причина, — повторил он.