Повседневная жизнь Версаля при королях - Жорж Ленотр

В Нанжи ее поджидает письмо дофина, первое за все это время. Полная радости, предвкушая нежные слова, она открывает его… Но нет: своим неловким, жестким почерком жених просто-напросто ставит ее в известность, что «никакая сила не заставит его забыть умершую жену». И бедненькая Мария-Жозефа горько плачет, тая свои слезы. Но что попишешь? Ее судьба решена бесповоротно, и приходится продолжать путь.

Наконец, 7 февраля после двадцатичетырехдневного странствия она прибывает в Крамайель близ Корбея: тут ее ожидает Людовик XV. Молоденькую саксонскую принцессу хорошо проинструктировали о надлежащем поведении. Выйдя из кареты, она бросилась на колени перед королем, тот ласково поднял ее и, поцеловав, подвел к дофину, печально и пристально глядевшему на невесту. Некоторое время спустя — встреча с королевой и ее дочерьми Анриеттой и Аделаидой. Нельзя не восхититься тем, как пятнадцатилетняя девочка сумела не потерять головы в окружении всех этих чужих людей, в кругу, раздираемом тысячами интриг, столкновениями амбиций и страстей и ставшем отныне ее новой семьей.

Но она держится очень мужественно: она дала себе слово покорить их всех, включая собственного угрюмого мужа. Тот упорствует в молчании и, несмотря на все ее бесконечно милые и кокетливые уловки, не становится даже по самым мягким оценкам «ни более отзывчивым, ни более ручным».

Папа-король, Людовик XV, в полном восторге от своей невестки: «Не красавица, но что за фигура, что за волосы!» Дабы удостовериться, что обед будет хорош, он лично идет присмотреть за работой поваров.

На следующий день намечено решающее испытание — свадебные торжества в Версале. Трехчасовой туалет. Праздничный наряд едва не раздавливает принцессу: тяжелее, чем кираса, он весит двадцать четыре килограмма. Церемония в капелле, угощение, бал в помещении Больших конюшен, толчея, ужин, потом снова туалет и под конец укладывание в постель…

При нем присутствуют все принцы, все принцессы, все титулованные особы, более сотни роскошно наряженных дам; тут же и священники — они должны благословить супружеское ложе. Свечи, тишина, общее волнение, царящие в этой комнате, где совсем недавно скончалась прежняя жена дофина, — все это рождает скорее мрачные, нежели веселые мысли. Когда полог постели был раздвинут, все увидели супругов: дофин в ночном чепце лежал, как покойник, закрыв в смущении лицо покрывалом, Мария-Жозефа сохраняла бодрость.

Когда после благословения посторонние оставили спальню, они уносили в душе болезненное чувство: все это более всего походило на жертвоприношение. И как только новобрачные остались одни, дофин разразился рыданиями. Его молоденькая жена оказалась на высоте. «Плачьте, мой друг, плачьте, не бойтесь меня обидеть! Напротив, ваши слезы говорят мне, что, если посчастливится, я могу надеяться заслужить ваше расположение!»

Действительно, сын Людовика XV был совсем иным, чем его описывали современники. Недавняя работа Абеля Дюшена с ясностью показывает, насколько сильно его оклеветали.

Осуждая неизлечимую развращенность двора и очень болезненно переживая аморальное поведение короля, принц старался как можно меньше участвовать в нескончаемом празднике тщеславного Версаля. Большой любитель исторических сочинений, он жил уединенно, погруженный в чтение французских и древних классиков, в изучение экономики и философии. Никому, даже ближайшему своему окружению, состоявшему из людей большого ума и высокой нравственности, не поверял он своих тревог, своего недовольства и негодования. Вполне вероятно, он предвидел великие катастрофы, которыми было чревато будущее. «Счастье народа» было постоянной мыслью принца. И поскольку в его молчании, в его истовой набожности и добровольном уединении ясно читалось осуждение, удобно было считать принца полным ничтожеством, которое только и делает, что распевает псалмы и забивает голову ребяческой чепухой.

И вот это-то замкнувшееся сердце этого скрытного, в высшей степени недоверчивого и недоступного человека вознамерилась завоевать «грустная Пепа», как прозвал свою невестку Людовик XV.

Как это было мучительно, как трудно! Вот она сидит рядом с мужем в момент торжественного въезда в Париж. В глубине своей кареты оба они плачут от жалости и стыда при виде бедняков, что теснятся на их пути с криками «Хлеба!.. Хлеба!». В толпу приказано бросать монеты, но нищие возмущены: «Не нужны нам ваши деньги! Мы горячо любим вас, но умираем с голоду!»

На протяжении многих месяцев дофин остается нечувствителен к трогательнейшему вниманию, которое проявляет его молоденькая жена; но та упорствует, доходя до героизма в своем желании стать любимой.

Когда принца настигла оспа, и охваченные страхом придворные, предвидя скорую кончину этого врага удовольствий, разбегаются, жена ни на час не оставляет его. Устроившись рядом на походной кровати, она денно и нощно ухаживает за ним и, чтобы обмануть больного относительно природы его недуга, покрывает поцелуями его изуродованный нарывами лоб. Вскоре он поправился, и тогда перед Версалем предстало явление крайне редкое и в глазах этой развращенной среды крайне смешное — супружеская идиллия.

За тринадцать лет, с 1751 по 1764 год, счастливая Пепа произвела на свет трех дочерей и четырех сыновей.

Сколько же теней, сколько призраков обитает в Версале! Они настигают воображение, когда проходишь по бывшим апартаментам дофина в южном углу центрального выступа замка. Еще существует тот кабинет с золочеными дверьми и фризом из маленьких амурчиков, где сын Людовика XV с таким жаром старался овладеть наукой быть королем, наукой, которую ему так и не пришлось применить на практике. Вот комната, где он был застигнут болезнью, унесшей его в могилу следующей зимой в Фонтенбло. На обратном пути посетитель минет комнаты, где жила бедная Пепа. Вот тут-то и вела свое уединенное существование эта идеальная семья; здесь родилось семеро их детей; здесь Пепа ухаживала за умиравшим первенцем; здесь видела смерть своей старшей дочери.

Каждому из трех принцев, которых они с любовью воспитали, впоследствии суждено будет носить корону. К счастью, Пепа не ведала их судьбы…

Людовик XVI будет обезглавлен, Людовик XVIII двадцать три года проведет в изгнании, Карлу X, сметенному ураганом революции 1830 года, будет суждено скитаться на чужбине. Самая любимая из дочерей, самая юная, Элизабет, тоже взойдет на эшафот. Один из внуков погибнет от кинжала темного фанатика[109]…

Рой этих трагических теней овладевает сознанием, когда находишься в элегантных залах, в окружении стенных панелей, что отражали когда-то детский смех. Их полностью сохранившаяся отделка говорит об изысканном вкусе Марии-Жозефы и ее мужа. Сотни включенных в декор эмблем напоминают о счастливых часах, редко выпадавших на долю этой четы.

До сих пор еще существует тянущийся вдоль окон балкон с красивой кованой решеткой; ее установили в 1747 году как преграду для нищих, которые толпами приходили сюда, уверенные: здесь к ним отнесутся с участием, отсюда их не прогонят прочь.

Показания горничной

Помпадур… Какое чарующее слово! Сколько в нем стиля! Оно сразу вызывает в воображении мебель изогнутых форм, затканные цветочными узорами плотные шелка, десюдепорты[110] Буше,[111] платья с широкими кринолинами, банты… От этого имени словно исходит аромат старомодной элегантности, грации, изысканной галантности; кажется, вся пленительность XVIII века заключена в нем одном.

Обладательница этого пышного и прелестного имени считается одной из самых счастливых и могущественных фавориток «Возлюбленного короля», то бишь Людовика XV. Хорошенькая, артистичная, вызывавшая общий восторг, истинная правительница государства, свободно черпавшая из королевской казны, одаривавшая милостями и постами, она вошла в нашу историю как сказочная фея — торжествующая, радостная, лучезарная.

Но у этого портрета есть своя оборотная сторона. Лишенная своего ореола, маркиза способна внушить только жалость. Это было поистине несчастное создание. Вечно больная, снедаемая постоянной тревогой, измученная людской низостью и завистью, каждый день, пересиливая усталость и отвращение, она должна бороться со своими соперницами, бороться с пресыщенностью и скукой своего царственного друга, бороться против знати, которая ей льстит, бороться против черни, которая ее ненавидит, и против друзей, которые ее обманывают. Ломать унизительную комедию счастья и любви, в то время как на душе сплошной страх, муки самолюбия, постоянное ощущение опасности… Ужасная судьба!

Людовик XV питал к ней пылкое чувство. Но как надолго удержать таинственного властелина, что царит в своем дворце, словно индийское божество в пагоде? Как привязать к себе человека, не имеющего ни убеждений, ни силы духа, этого любителя мрачноватых фантазий, о чьих приступах ипохондрии знали все?