Выше головы! - Расселл Джонс

Но это внизу, на территории людей. С высоты трёх метров начиналось царство камиллов-погрузчиков, с их длиннющими чёрными лапами, которые сейчас безвольно висели по краям проходов, и пучками щупов-вибрисс на отдельных манипуляторах — они требовались для проверки без вскрытия упаковки. Сами полки располагались так же высоко. Грузы спускали по мере надобности, а экраны, установленные на уровне глаз, детально информировали о содержимом полок, из-за чего склад, если не поднимать взгляда, походил на интерактивный музей с «картинами» типа наноохладителей в аккуратных параллепипедах или пузатых упаковок с краской.

Используя общескладской монитор, висящий в проходе, я зашёл в искомый раздел Базы Данных и принялся разбираться в полученном. Можно было заняться этим, сидя в рабочем кабинете, да только, кроме «выполнено» и «отказано», там имелись отметки «выполнено частично» и «выполнено с заменой». Проверить содержимое, уточнить у адресата и, при необходимости, вернуть на корабль лучше всего было там, где заказы лежали вместе и сравнительно недалеко от корабля.

Отсортировав возвраты, я связался с Главой — не самая приятная, но заранее обговорённая, и потому обязательная условность.

— Приветствую! Пересылаю вам список возвратов.

— Там есть отправления из «Союдэжэня»? — спросила Юшкевич, и по голосу я понял, что она куда-то идёт.

— Только «Азимов» и «Дхавал». И ещё «Фрейр».

— Что в «Дхавал»?

— Медицинские препараты. Выполнено с заменой. А вторая медлаборатория Северного сектора отказывается принимать. Я могу начать процедуру…

— Отправляй.

Остальные «отказники» были помельче — оборудование из «Фрейра», которое не устроило камиллов с планеты, несогласных на аналоги, и один отменённый заказ, который всё равно выполнили. «На «Азимове» понадеялись, что пригодится?»

Сопроводив каждый груз своими замечаниями, я составил общий отчёт, отправил его копии в Администрацию и на корабль, после чего обнаружил, что время уже обеденное. Надо бы куда-нибудь сходить… И тут послышались незнакомые голоса.

Поскольку складской «лабиринт» отличался прямыми углами и вообще геометрической правильностью, я оставался скрытым от тех, кто зашёл с пассажирского входа — с той стороны Стыковочной зоны, откуда могли прийти новоприбывшие. Чтобы увидеть меня, им понадобилось бы пройти через два сектора стеллажей! Или дождаться, когда я сам обнаружу себя.

Первый порыв — выглянуть и поздороваться — сменился желанием остаться на месте. «Стать как логос», — промелькнуло в голове, поскольку первой фразой, которую я расслышал, было «людей тут нет». Воспоминание о тех временах, когда я страдал от того, что не считался человеком, заставили меня затаиться, а потом пришло понимание: это не наши. Рядом достаточно мест, где гарантированно не бывает случайных свидетелей — рекреации, если это так важно, да хоть санитарные комнаты!

Потом я сделал следующий вывод: это люди слишком неопытны либо они принадлежат к профессиям, не обременённым ответственностью. Всех, чья работа так или иначе связана с потенциальным риском, тренируют правильно оценивать окружающее пространство. Сделать вывод, не проверив каждый закуток — шахтёр, ремонтник или чиновник на такое не способны. Ну, и конечно, они в принципе не выберут огромный склад для интимной беседы.

Но даже если незнакомцы, лиц которых я не видел, не обладают сведениями той или иной служебный значимости, подслушивать всё равно нехорошо. Однако момент был упущен: теперь или выходить из засады в середине разговора, или на цыпочках пробираться к другому выходу. Или оставаться невидимкой… Пока я колебался, «секретные» переговоры превратились в спор.

— Ты займёшься близким окружением, а я познакомлюсь лично, — заявила девушка, явно теряя терпение: я слышал уже, наверное, пятый вариант этой фразы.

— Почему ты?

— Потому что я — женщина, а он — мужчина!

— И какое значение это имеет, если он — андроид?

— У него были серьёзные отношения — это известный факт…

— Учти: последние три года он занимается ИскИнами. Ты не думала, что это — показатель?

— Это нормально, что он остывал!

— Нормально? Хочешь его разогреть?

— Яшечка, не зарывайся! Я не собираюсь нигде его разогревать! Я собираюсь пользоваться теми преимуществами, которые у меня есть! Для нашего общего дела!

Они говорили обо мне — это я понял, едва прислушался. Журналисты, судя по намерениям «прилететь первым кораблём, собрать материал, отбыть последним». Начинающие, причём буквально, ведь те, кто познакомился с профессией ещё в младших классах, не станут надеяться, что на незнакомой станции хватит нескольких дней на «сенсационный репортаж». Особенно если они оба из Солнечной системы… Я слышал, какими словами девушка описывает изоляцию, привычную для тильдийцев и всей Периферии.

В целом идея была хороша — на первый взгляд: сделать фильм об уникальном андроиде, представить свою точку зрения, основанную на личных впечатлениях. Но важна не только информация, но и тот, кто её преподносит. И как. Передача с мнением, сложившимся за несколько дней, будет выглядеть детской погремушкой! Любая ошибка и оговорка — а они бывают и у самых опытных — запомнится лучше самой передачи. И все увидят то, что есть: желание одним махом заработать репутацию, на которую нужны годы.

«А вот если они останутся до следующего сеанса — это впечатлит, — подумал я и вспомнил Ирвина Прайса. — И на это потом можно будет опираться».

Наверное, всё дело в том чувстве вины, которое до сих пор охватывало меня, едва я думал о боевитом калеке, который мог заткнуть за пояс любого «целого» человека. Может быть, если я помогу этим двум хрящам, как школьники называют новичков, я перестану воспринимать его смерть как чудовищную ошибку, в которой есть и моя доля? По крайней мере, озвучу мысль о необходимости задержаться. А что уж они будут делать — их личный выбор!

Тем временем спор закончился: девушке удалось настоять на своём, и парочка покинула склад. «Поглядим, кто тут горячее», — я улыбнулся — и вдруг осознал, что воспринимаю себя местным. И старшим — несмотря на то, что вчера мне исполнилось тринадцать лет.

«Что теперь будем делать?»

Громкая слава сопровождала меня с рождения. Только сначала я не знал об этом — и был счастлив в неведении того, какие масштабы у этой «безумной известности»… Позже, просматривая записи, на которых я иду, бегу, ем или сплю, я воспринимал себя как кого-то другого, постороннего человека, укравшего моё лицо. Интересно, что подобного чувства не возникало при виде интервью. Наверное, дело было в том, что на «Дхавале» съёмка велась секретно — а вот на «Тильде» всё более-менее оставалось открытым. Но тогда я чувствовал себя лабораторной мышью, преданной всеми и никому не нужной.