Иван-царевич и C. Волк.Похищение Елены - Светлана Багдерина

– Ага, водяная тварь! Ты сохнешь!!! Без своей воды ты скоро превратишься в засохший комок грязи! А ведь это замечательная мысль, хорь тебя задери! Так я и поступлю. С одной стороны, «скоро» – это недостаточно хорошо, когда речь идет о

смерти такого презренного существа, как ты… Но, с другой, мне некогда ждать, и

поэтому мы остановимся на этом варианте. Я прикажу привязать тебя к дереву рядом с рекой, чтобы ты, засыхая, могла кинуть на нее прощальный взор – видишь, я не так уж и жесток… И к тому времени, как последний из моих солдат пройдет мимо тебя, ты превратишься в могильную пыль, жалкая карга.

На лице старухи отразилась целая буря эмоций, но колдуну они были уже не интересны.

Он рассмеялся еще раз – почти добродушно – своей остроумной затее, бросил несколько слов терпеливо ожидающему за его спиной приказаний Кирдыку и принялся

– в последний раз – за починку моста.

Хорошее настроение царя продержалось ровно два часа после того, как армия снова тронулась в путь.

Наткнувшись на очередной завал, он снова захотел раскидать его – как всегда – при помощи магии, и взгляд его машинально упал на Камень.

Талисман силы снова стал бледно-розового цвета.

Когда последний солдат из арьергарда проходил мимо прикрученной к вековому дубу старухи, голова ее была низко опущена на грудь, тело дрожало неконтролируемой мелкой дрожью – печальный признак агонии, а искаженное иссохшее потрескавшееся лицо закрывали грязные зловонные волосы.

Замыкающий арьергард медведечеловек выкрикнул в адрес умирающей что-то унизительное и обидное, и с ржанием, характерным, скорее, для лошади, чем для медведя, скрылся за поворотом.

Старуха осталась одна.

Едва затихли последние звуки марширующей армии, она в последний раз икнула, хрюкнула, веревки, удерживающие ее, развязались, и пленница рухнула на все еще мокрую после цунами местного масштаба землю.

Из-за опоры моста тут же вынырнула другая старуха – тоже со спутанными длинными космами, зеленым лицом и маленькими, похожими на рыбьи, глазками и, тоже сотрясаясь от хохота, вылезла на берег и повалилась рядом с первой.

– «Повесьте меня уже хоть на чем-нибудь…» ик… ик… ха-ха-ха!.. «Только не бросайте меня в воду!…» Ха-ха-ха!..

– А он… он говорит… ик… ик… «ты меня вовсе за дурака принимаешь?»… ха-ха-ха!..

– А ты-то… ты… «Да… что угодно со мной делайте… только не бросай меня в воду, пожалуйста!..» ха-ха-ха!.. ик… ик… ик… Ох, не могу… Ох, помру молодой…

– А он… «Думаешь, я эту сказку не слышал?..» ха-ха-ха… ик… ик…

– Как меня этой волной-то смыло из-за кустов, где я за его спиной пряталась…

ха-ха-ха!… так мне не до шуток тогда, поди, было… ха-ха-ха!.. ик… Думала – утону к лешему, только пузыри от меня и останутся!.. ик… А он меня спас, выходит, героически!.. Ха-ха-ха!!!..

– Ох, матушка ты моя Обдериха… Насмешила… Сто лет я так не смеялась, поди,

ежели не больше… с тех самых пор, как пьяный купец полез… ха-ха-ха!… а там сети… ха-ха-ха!…а медведь сзади… ха-ха-ха!… а в сетях муж мой покойный

запутался… ха-ха-ха!… хотя, нет… всё одно не так смешно… ик… ох… ха-ха-ха!..

– А уж я-то сколько так не веселилась, матушка Позимь… Ой, не могу… в груди колет и живот болит… ох, нельзя же так под старость лет… ха-ха-ха!… ох… ик…

– Ладно, подруга… иди, умойся… а то тебя и впрямь можно со мной перепутать – вон сколько илу да грязи на себя нацепляла, пока купалась… Все волосы вон, водяной травой засадила – у меня в реке, небось, меньше.

– Ох, не говори, матушка… Пойду, сполоснусь по-быстрому, да старого нашего дружка-то попроведаю: поди, ему просто так шагать по нашему лесу с непривычки скучно покажется, так я его, спасителя, развлеку.

* * *

Вечером следующего дня, когда полностью стемнело, похолодало и начало поливать

мелким, но настойчивым дождем, угрюмые солдаты в черном высадили Букаху там, где Сабрумайская дорога выходила из леса – то есть, километрах в двадцати от Лукоморска – и, не пожелав ни пуха, ни пера, отправились обратно к своему царю. А бывший лукоморский воевода и неудавшийся политэмигрант остался коротать ночь под лапами старой ели, громко стуча зубами и бурча голодным, завязывающимся узлом в знак протеста против многодневной диеты, желудком.

Так начинающий шпион прострадал до восхода солнца, а потом еще три часа, пока его не заметил-подобрал-обогрел-накормил большой обоз беженцев из какой-то деревни, что находилась1 днях в двух пути от стольного града.

– Откуда ты такой неприкаянный будешь, мил человек, и как тебя звать-величать? – поинтересовался благообразный седой дед, на чью телегу без особых церемоний Букаха взобрался, чтобы спокойно умять предложенный ему хлеб, лук и полкурицы.

– Я… это… издалека… – неопределенно махнул крылом засланец и сделал вид, что усиленно пережевывает заглоченый кусок.

На самом деле он обдумывал то, что должен был обдумать еще как минимум день назад. Но всё это время он потратил на попреки своей зловредной судьбинушке, невразумительные причитания, невыполнимые клятвы и просто на жалость к себе, единственному. Теперь же такую важную часть шпионского ремесла, как фальшивое имя и биография, ему приходилось изобретать впопыхах и на ходу.

– Зовут меня Олег. Прозвание мое… э-э-э… Пеньков-Гордый. Сам я из… э-э-э… из купцов буду… из торгового люда, значит. Бегу от оккупационной армии царя Костея. Шел мой обоз с товарами по новой Сабрумайской дороге этак, шел… И вдруг, откуда ни возьмись – страх божий на голову обрушился… Люди вроде, а сами – как звери! Кто на тигра похож, кто на медведя, кто еще на кого… Зубы, да когти, да еще топоры вот такенные!.. – Букаха показал, выронив при этом недоеденный окорочок себе на колени, какенные у вражеских солдат были топоры, потом немного подумал, и увеличил пространство между своими ладонями еще на полметра.

Дед и его попутчики ахнули, а приободренный Букаха ухватил уже покидающую обоз и отправляющуюся своим путем куриную ножку за косточку и продолжил описание своих злоключений, дирижируя ей, как палочкой:

– Жуть, говорю, аж волосы дыбом!2 Это ведь ни кто иной был, старик, как солдаты

Костеевы. Непобедимая армия на нас прет – сразу видно! В его войске этих чудищ – как деревьев в лесу! Против них сражаться – что головой об стенку биться! Мы против них – словно ребенок против медведя!..

– Ты, купец, кончай врага-то славить, – неприязненно взглянул на него плечистый молодой парень со шрамом во весь лоб. – А что медведя касаемо, так я на него с рогатиной первый раз в двенадцать лет ходил – и живой, как видишь, хоть и покарябанный маленько. А ихнего косолапого брата в нашей округе изрядно убыло. Так что…