Как волк теленочку мамой был и другие любимые сказки - Михаил Липскеров

– Эй, парень, – зашептал ему Крис и стал рукой показывать, куда Кардиналу двигаться: правее, левее, чуть ближе, стой, ложись. Кардинал лёг, и Крис отцепился от дерева и шлёпнулся на Кардинала:

– Спасибо, парень. Ты меня выручил. Костлявый немного, но бедному негру выбирать не приходится.

И вот Кардинал кряхтя поднимается, сэр Эшли пятится, двуногие пугала приходят в себя и начинают во главе с Иваном окружать сэра Эшли. Но Ураганчик, уже было закрывший глаза от истощения, открыл один и, оценив обстановку, открыл рот и втянул в себя воздух. Мигом из облаков полетели в него молнии – и вот он ожил, поднялся в воздух и с торжествующим воплем стал носиться над полем боя. Полетели молнии вниз, довольно потирает руки сэр Эшли, да и Кардинал приободрился. Всё. Некуда деваться нашим двуногим героям. Пригорюнилась канарейка Мэри, крикнула:

– Прощай, Иван Большие Размеры!..

И тут опомнилась Глафира:

– Что значит «прощай», девка?! Ишшо не всё потеряно. На каждый ураган свой тайфун найдётся. Пахом! Пахом!..

И вот уже завихрился воздух вдали, и над Ураганчиком, который вот-вот уже готов разметать всех врагов сэра Эшли, появился наш старый знакомец Пахом. Вытянул клубящуюся руку, перехватил молнии, раскидываемые Ураганчиком, и медленно, с хрустом сжевал.

– Это мои молнии, – недовольно сказал Ураганчик.

– Были ваши – стали наши, – ответил Пахом. – Ты чего буянишь?

– Так приказ получен, – засуетился Ураганчик под мощью Пахома, – этих двуногих разметать, разогнать, уничтожить.

– Как старший по званию ветер приказ отменяю как преступный.

– Подождите, – вмешался оправившийся от испуга сэр Эшли, – что значит «преступный»? Эти пугала нарушили все пугальи установления.

– Поясни, – предложил Пахом.

– Поясняю, уважаемый: эти пугала завели себе вторые ноги, что противоречит всем правилам.

– Нарушили каноны, так сказать, – подтвердил Кардинал.

– Святой отец прав. Но не это главное, – солидно продолжил сэр Эшли, – главное, что этот русский посягнул на священное право собственности, вот на эту канарейку.

– Так, – сосредоточился Пахом, – с каких это пор канарейки стали принадлежать конкретному пугалу?

– С тех самых пор, мой клубящийся друг, как при помощи этого Ураганчика я её принёс из далёкого многоэтажного города в мои владения.

– Припоминаю, – наморщил лоб Пахом, – только, помнится мне, это была не птица-канарейка, а весьма красивая девица.

– Точно, кубыть-тудыть-мабуть, – заорал Иван, – Мэри это, Мэри! Любовь это моя ненаглядная, превращённая злыми силами в канарейку! Но я её всё равно люблю. Потому как вообще люблю птиц. Вот Глафира Матвевна подтвердит.

– Что скажешь, Матвевна? – строго спосил Пахом.

– Клянусь говорить правду, и только правду. Всё оно так есть, как говорит мой закадычный друган Иван.

– Большие Размеры, – чирикнула Мэри.

– Узнаю голос и ласковый, и томный, – вскинул брови Пахом. – Красивая была девица. А как он тебя в птичку-невеличку превратил? Из весьма крупной девицы?

– Как, как! – всплеснула крыльями Глафира. – При помощи зловредного джинна по кличке Соломон.

– И где этот Соломон, – спросил Пахом, – чтобы обратное превращение произвести?

Сэр Эшли зловеще улыбнулся и приказал Кардиналу:

– Доставьте, святой отец, бутыль уважаемому сэру Пахому для демонстрации джинна Соломона сэру Пахому.

Сложил руки Кардинал, поклонился, на секунду исчез и появился с бутылкой, из которой доносится храп. Сэр Эшли медленно вынул пробку и крикнул в горлышко:

– Соломон, по моему велению, по моему хотению, вылезай из бутылки!

– Я сплю, – донёсся из бутылки глухой голос, – разбудить через сто лет.

– Понял, – сказал сэр Эшли и вдруг резко затряс бутылку, перевернув её вверх дном. И из бутылки вывалился всклокоченный Соломон:

– Уже сто лет прошло?

– А как же! – притворно изумился сэр Эшли. – Точнее – сто один год три месяца и двенадцать дней.

– Ну, тогда ладно, – примирился Соломон, а потом грохнулся на колени и завопил: – Чего прикажешь, великий?

– Ой, что будет! – пролепетала Мелинда.

– Плохо будет, – подтвердил рыцарь Бродерик.

– Слушай, нигер, – шепнул Крис Джумбо, – по-моему, пора сваливать, а то вообще ног лишимся.

– Остановись, мой юный друг. Нельзя предавать друзей.

– Так ведь этот джинн нас не только ног лишит, но и жизни.

– Значит, двумя чёрными пугалами будет меньше.

А сэр Эшли, как будто услышав эти слова, потёр руки и со злобной усмешкой сказал:

– И не только чёрными, но и белыми. – И обратился к Соломону: – Значит, так, уважаемый Соломон, прежде всего я вас попрошу оставить этих пугал вообще без ног. Будьте любезны.

– Раз плюнуть, о великий, ноу проблем, – Соломон сплюнул – и все пугала оказались без ног, стоящими на том самом месте, откуда ноги растут.

– Я ж тебе говорил, нигер, – мрачно сказал Крис Джумбо, – теперь вообще без ног остались. Теперь волей-неволей будем держаться вместе, – и заорал: – Пугало пугалу – друг, товарищ и брат! Всех не перевешаешь!

– А вешать мы вас с почтенным Соломоном и не собираемся, – мягко сказал сэр Эшли.

– А что мы собираемся с ними делать, о великий? – спросил Соломон.

– А мы, то есть вы, почтенный Соломон, перенесёте их по месту прошлого проживания. Одного – в Россию, другого – в Африку, третьего – в Китай, четвёртую – в Бразилию, а рыцаря Бродерика за предательство одноногих пугал продайте на металлолом.

– Ас этим ветром что делать, о великий? – указал Соломон на Пахома.

– А этого… этого… – задумался сэр Эшли, – загони в бутылку на перевоспитание в тюремных условиях.

– Как так, великий, эта бутылка – мой, так сказать, дом. Я в нём живу, отдыхаю после ваших указаний.

– Не спорьте, уважаемый Соломон, мы вам другую бутылку найдём. Вон на берегу сколько пустых бутылок валяется. Какую вы предпочитаете: из-под виски, из-под джина или из-под «Шато-дю-Неф» 1897 года?

– До нашей эры? – с надеждой осведомился Соломон.

– Постараемся, уважаемый Соломон. Начинайте.

И тут Глафира и Мэри взлетели, схватили бутылку и бросили её Ивану. А Иван поймал бутылку и с яростным воплем разбил её о свою голову. Ну чисто десантник! А Пахом бросился на Соломона, сэра Эшли и Кардинала. Сэра Эшли и Кардинала сдуло в море – уплыли в неизвестном направлении. А Соломон только разъярился:

– Родину!.. Родину… мою разбили!..

Ну, теперь держитесь! – Сплюнул себе под ноги – и превратился в вихрь. Закрутился смерчем, поднял всех в воздух вместе с Пахомом и Ураганчиком, стал носить всех по острову. Выдернул на мгновение дона Педро да Сильву из болота, но тот, увидев, что творится, опять туда нырнул. Потом смерч, пролетая мимо висящего с ленивцами Грифа, сорвал ленивцев и перевесил их на другую ветку, а рядом с Грифом подвесил Глафиру. Летит дальше – и оставляет торсы Мелинды с рыцарем Бродериком застывшими в танцевальной позе танго. Крис и Джумбо оказались в песке. Только головы – шар да мусорный мешок вьются на верёвочке над песком. Сяо Ляо Соломон усадил на бывший трон сэра Эшли. В руке у Сяо Ляо – смеющаяся голова Канаваниямы.

– Бедный Канаванияма, – прошептал Сяо Ляо словно Гамлет.

И только Пахом, Иван, Ураганчик и канарейка крутятся в смерче-Соломоне, изо всех сил цепляясь за него. И вдруг Иван крикнул: «Смотри!» – и показал вниз.

Глянул Соломон вниз и увидел на берегу каменную бутылку.

– Ух ты! – сказал. – Близнец моей родины, – и опустился рядом с бутылкой. Подобрался к ней и совсем забыл про Ивана, Мэри, Пахома и Ураганчика. Прижался к бутылке, поглаживает её, аж глаза закрыл от удовольствия.

– Не хотите ли отдохнуть, почтенный Соломон? – спросил Иван. – Мы вам, кубыть-тудыть-мабуть, помочь смогём, сможем то есть…

– Это прекрасная идея, мой юный враг. – И стал пытаться вытащить пробку из бутылки. – А вас потом отнесу с этого острова по разным далёким странам. Сэр Эшли умер, но приказ его живёт. – И продолжает вытаскивать пробку.

Ничего не получается. Тогда подлетела к бутылке Мэри и клювом вбила пробку в бутылку:

– Так у нас всегда делают, когда штопора нет.

И все уставились на бутылку. А Соломон приготовился нырнуть в неё. Но завихрился оттуда дымок, и из бутылки появился джинн – но какой! Джинн оказался женщиной, одетой по-арабски. Наши герои, кроме Соломона, который с закрытыми глазами продолжал обнимать бутылку, так и ахнули.

– Джинн-жен щи на, – прошептал Иван.

– Такого ни в каких сказках не бывало, – одновременно прошептали Пахом и Ураганчик.

Во все глаза смотрит Иван на джинна-женщину.

– Ты кто? – заикаясь, спросил он.

И тогда женщина-джинн запела и затанцевала, периодически приоткрывая паранджу и глядя на всех прекрасными чёрными глазами. И при первых же звуках её голоса Соломон оторвался от бутылки и, увидев женщину-джинна, широко открыл глаза. А женщина поёт о том, как почти четыре тысячи лет назад она влюбилась в молодого джинна из соседнего племени. Но племена враждовали друг с другом, и молодым влюблённым пришлось бежать в горы. Они стали жить вместе, но однажды…