Новочеркасск. Кровавый полдень - Татьяна Бочарова

Была наложена виза, и мы со «шнурком» готовим постановление. Он сам печатает, а пальцы отстукивают его сокровенные помыслы: «О скрытии захоронения погибших в 1962 г. новочеркассцев» — так озаглавлен этот документ. Поистине музейный экземпляр!

Когда после более двух часов кабинетного сражения мы вышли к мужчинам, они сообщили, что очень волновались. Михаил уже думал, что нас задержали, на что Олег заметил, что против нас и взвод солдат бесполезно выставлять.

Имея разрешение хозяина, мы получили и гостеприимство домочадцев. С нами на кладбище поехали председатель поселкового совета Голубенко, директор опытной станции Волков, нашлась и техника, на которую мы, в общем-то, не рассчитывали.

Проселочная дорога через холмы и свежую зелень полей привела нас в живописный уголок этих пространств. Небольшой пруд с ивами на берегу, высокий, с одной стороны обрывистый холм, увенчанный ухоженной могилой, как говорили, цыганского барона, кресты среди заросших могил на небольшом поле этого заброшенного кладбища, ставшего пристанищем вольного племени некогда «посаженных» на колхозную землю цыган. Ближе к краю разместился огражденный свеженасыпанный могильный холм с солидной металлической доской, на которой обозначались фамилии и сообщалось, что здесь захоронены новочеркассцы, погибшие в результате несчастного случая. «Какого?» — подумает проезжий. Да мало ли какого!

Рабочие быстро сняли изгородь, бульдозер убрал холм. При следующем погружении металлического лезвия открылись контуры могилы, к которой профессионально подошел Крайсветный и, осмотрев, взял в руки лопату. Мое внимание отвлекла подошедшая машина из которой вышел Закружной. Я благодарила его за прием внутренне нервничая, готовая к очередному поисковому фиаско.

ПЕРВЫЕ 

Что-то видневшееся в раскопе, над которым колдовал Михаил Крайсветный, я заметила издалека. Подбегая и не веря в успех, закричала: «Миша, что это?». Из земли торчал ботинок. Пяткой еще погруженный в грунт и неизвестно чем заполненный, он торчал из этой необычной по контуру ямы, продолжавшей ровный, широкий прямоугольник парной цыганской могилы. Ботинок был грубым простым изделием времен неприхотливой юности наших родителей, и на подошве виделась цифра размера — 39. В ход пошли совки и кисти. Их осторожные движения обнажали запечатанные в землю слои и бугры захоронения и с каждой минутой становилось ясно: «Наши!».

В неглубокую, но достаточно широкую яму спустились два археолога и мы с Водяницкой. Увидев между кусками брезента, среди мумифицированных мелких останков груды могильных червей, я инстинктивно сняла с пояса черный шелковый шарф и повязала на лицо. Но разум подсказывал, что черви давно сухие и за 30 лет благодатная землица обеззаразила вверенную ей человеческую плоть. Эмоции возмущения вызывало другое. Останки, переложенные толстым брезентом, лежали в хаотическом беспорядке, и все это напоминало «слоеный пирог». Так, найденный ботинок и, далее, кости обеих ног первого сверху трупа находились на крышке одного из двух гробов этой большой цыганской могилы, спина и голова уходили вниз, в яму. Под углом к нему лежал второй, два черепа лежали рядом, а последний, четвертый скелет находился в сидячем положении. Лежали очень плотно друг к другу, с вывернутыми костями рук и ног, что наводило на мысль об утрамбовке захоронения.

Понимая необходимость проведения в последующем экспертизы останков, мы аккуратно, слой за слоем, изъяли каждый скелет, сложив в отдельные мешки. Предварительно производили фотосъемку каждой новой открывающейся «картины». Так же тщательно были изъяты и зафиксированы найденные в могиле предметы: фрагменты одежды, куски и пряжка ремня, очки, расческа. Особый интерес представили 50-копеечная монета, пробитая пулей, и большой металлический значок дружинника.

Эксгумация — не совсем привычное занятие даже для археологов, уж не говоря о нас, остальных. По краям ямы стояли бульдозерист, шоферы и другие рабочие. Изредка поднимая голову, я видела их сосредоточенные напряженные взгляды, в которых сквозило и любопытство. Лица руководителей выглядели немного иначе, озабоченнее, и на них проскальзывало чувство вины (или мне так казалось?). Удостоверившись в результативности наших поисков, Закружной вскоре уехал на своей черной «Волге». Я попросила его сообщить в Новочеркасск о нашей находке, чтобы там подготовились к встрече.

Около часа мы принимали от земли ее тяжелую смертную ношу. Не было страха, отвращения, было огромное чувство удовлетворения, граничащее с совсем неподобающей для этого случая радостью. «Нашли!» — твердило нам каждое движение рук, достающих из могильной черноты останки безвинных страдальцев. Извлекая на свет кости и черепа, мы освобождали их от неестественных поз, от оков брезента, переплетенного веревками. Надеялись, что успокоится прах в гробах, в родной земле, и близкие смогут проводить их в последний путь.

Хотя время уже близилось к вечеру, эйфория удачи бросила нас на поиски второй могилы. Что она здесь, где-то рядом, было известно из показаний Петра Громенко, детальным рассказом оживившего довольно схематичный план захоронения, изъятый из архивов. По крайней мере, место первой могилы он указал точно.

Сбросив тяжелый груз памяти, бывший милиционер рассказал об обстоятельствах захоронения. Выданные ему восемь останков было приказано тайно и скрытно где-нибудь захоронить. Он вспомнил об этом кладбище, и именно сюда были доставлены в ночь на 4 июня из места складирования в лесополосе у Новочеркасска уже разлагавшиеся на жаре трупы. Чтобы уменьшить запах и выделения, убитых закутали в брезентовый тент, снятый с машины.

Один труп был похож на женский. Волосы у черепа были рыжеватые, с курчавинкой. Здесь же лежал и женский гребешок. Как вспоминал Петр Громенко, работали быстро, озираясь, затем могилу утрамбовали и обложили дерном. Два ящика водки продезинфицировали живые тела и залили память, уже до того запечатанную «смертельными» расписками о неразглашении этой страшной тайны.

Мы спешили сразу отыскать вторую могилу. Увы» это не получилось, хотя земля выдала нам еще некоторые тайны. При раскопках был обнаружен небольшой картонный ящик, в котором оказался еще не разложившийся труп девочки-младенца. Пришлось вызвать милицию, которая вроде бы знала об этом захоронении. Дальнейшая проработка поверхности кладбища открывала лишь контуры обычных могил, и клонящееся к закату солнце заставило нас подумать о возвращении, тем более что стали возникать сложности с прибывшим агрономом хозяйства, требовавшим прекратить раскопки.

Заведующий опытным хозяйством Виктор Волков по-человечески позаботился о нас. Мы умылись в его дворе, перекусили, погрузили наш скарб в автобус и выехали в Новочеркасск, с трудом и постепенно осознавая произошедшее с нами в этот день.

По дороге, за Каменск-Шахтинским, остановились у дорожного базарчика, и в распахнутую дверь автобуса стал втискиваться еле стоящий на ногах гражданин-попутчик. Его не отпугнули наши бодрые голоса: «У нас тут трупы!», а пьяное бормотание напомнило нам о жизни в разных ее вариациях. Наверное, об этом думал каждый из нас во время езды в окунувшемся в темноту ночи автобусике. Дико и неестественно запел Миша, найдя поддержку других голосов. Это была заунывная песня ни о чем, и сменившее ее затем молчание до самого Новочеркасска отразило всю гамму пережитого в этот день.

В Новочеркасске нас никто не встречал и не ждал. Полночная тишина окутывала и отдыхающий от суеты дня Атаманский дворец, и Собор, над закрытыми дверьми которого лишь одиноко светилась лампадка.

Нас охватило отчаяние. Оставалось место, где я была хозяйкой, — дом-музей Митрофана Грекова. Вернув музейные лопаты, так добросовестно послужившие нам, мы перенесли в находящийся на усадьбе флигель мешки с костями. Они встали в хранилище в один ряд с музейными экспонатами, свидетелями тоже ушедшей в былое жизни художника-баталиста. Сторожу музейному я об этом не сказала.

На следующий день, 21 мая 1992 г., я пришла к прокурору города Новочеркасска Захару Лукинову. Его скептический тон развеял наши надежды. Приняв заявление об обнаружении захоронения, он пояснил, что даст ответ в течение месяца, и укорил, что обратились в не приемный день. Отказался взять в работу найденные останки, посоветовав сдать их там, где нашли. Я предлагала арестовать меня, чтобы дать ход делу. Его насмешливый тон не менялся и, уходя, я бросила: «Вы не прокурор Новочеркасска!» В ответ послышалось: «Тоже мне, президент…».

Отказы следовали один за другим. Морг без официальных постановлений не мог принять останки, судмедэксперт и милиция тоже отказались, власть города не включила свои рычаги и ни в чем не содействовала.

Время не ждало, кости парились в мешках, от нас все шарахались. Я словно носила за спиной тень этой могилы, и один в администрации не сдержался, бросил: «Как с такой женщиной можно…?».