Руками не трогать - Маша Трауб

Гуля тем же неуловимым движением, как будто из рукава, выложила на стол пакет с соком и выставила рюмки. Михаил Иванович, поднявшись, начал ухаживать за дамами, точными движениями разливая водку.

Он же произнес и тост: «За присутствующих здесь дам!» Елена Анатольевна сморщилась, но водку выпила, а Берта Абрамовна и остальные женщины заулыбались.

– Еленочка Анатольевна, я давно хотела вам это подарить, да все случая не было подходящего, – сказала Лейла Махмудовна, как будто произносила тост. Все замолчали. – Вот, давайте я вам ниточку повяжу на запястье. Это специальная ниточка. Заговоренная на женское счастье. Можете в это не верить, просто носите. – Лейла Махмудовна, пока говорила, повязала Елене на запястье цветную нитку.

– Это от сглаза, что ли? – с интересом смотрела на процесс завязывания нити Гуля.

– Нет, не от сглаза. Но корни у этого поверия – повязывания нити – древние. Такая традиция есть у многих народов. – Лейла Махмудовна рассказывала так, что Гуля едва не запрыгнула ей в рот. – Желание сбудется, когда повязанная на запястье нить порвется. Протрется.

– А любое можно загадывать? – ахнула Гуля.

– Нет, только на личное счастье. Семья, муж, дети. Проще говоря, выйти замуж. Как только нить порвется, значит, скоро будет свадьба, которая подразумевает и остальное женское счастье.

– Так разве счастье в муже? – удивилась Гуля.

– Сейчас, возможно, и нет. Но раньше женщина обретала счастье, находя себе мужа.

– И чего, правда действует? А мне можно тоже такую нитку? А что за нитки? Обычные или шерстяные? А то я тут руку растянула, так тоже с шерстяной ходила, от растяжения, говорят, помогает. Ничего вроде, прошло. Только я ж не знала, что еще желание надо загадывать. И я, дура, сама ее сняла, когда рука зажила, а надо было бы еще поносить, да? Как вы считаете, Лейла Махмудовна? – Гуля была возбуждена новым народным рецептом.

– Лейла, ну что вы девочкам голову забиваете чепухой? – улыбнулась Берта Абрамовна.

– Чепуха, не чепуха, а хуже точно не будет, – строго ответила Лейла. – Еленочка, вы мне всегда так помогаете. Я понимаю, что замучила вас своими просьбами. Поэтому считайте эту нитку простой благодарностью. Подарком. Безделушкой от сумасшедшей бабки, которая каждое утро ищет свои туфли. Можете просто забыть о нитке. Не хотите, не верьте. Но кто знает, какие приметы сбываются, а какие нет. Никто не знает.

– Спасибо, – ответила Елена Анатольевна. – Я буду носить.

– Так, может, нитку-то подрезать слегка ножницами? – опять встряла Гуля. Она произнесла ножница́ми, с ударением на «а», но ее никто не поправил. – Чтобы скорее замуж-то выйти? А то ведь Елена она такая, аккуратная. Может долго носить!

– Нить порвется в свое время. Не нужно торопить события, – ответила Лейла Махмудовна.

– Ладно, Лена, я на тебя посмотрю. Если сработает, и ты замуж выскочишь, так я целый клубок куплю и вся обмотаюсь, – захохотала Гуля. – Но я бы на твоем месте ножницами-то почикала немножко…

– Ну что, по домам? – с надеждой спросила Ирина Марковна. – Берта Абрамовна, мне бы пораньше сегодня. Я хоть Лешку из сада успею сама забрать – воспитательница давно просила зайти.

– Хорошо, конечно, идите, – махнула рукой главная хранительница.

– Ой, спасибо! И это, я завтра можно на полчасика задержусь? Да? Муж завтра во вторую смену, так я хоть утром с ним побуду. А то ведь загуляет, гад. Я его знаю!

– Ах, задерживайтесь, пожалуйста, только избавьте меня от интимных подробностей, – отмахнулась Берта Абрамовна.

– А что такого? Это ж нормально, – удивилась Ирина Марковна, обводя взглядом стол в поисках поддержки.

– Кстати, а где Борис? Надо ему сказать, чтобы в подвал заглянул перед уходом. Проверил все. – Берта Абрамовна начала нервничать.

Только сейчас все заметили, что Бориса за столом не было. Про него забыли, сосредоточившись на Михаиле Ивановиче.

– Опять свою радиацию меряет небось. Или импотенцию лечит, – отмахнулась Гуля и начала собирать тарелки.

Тут двери буфета открылись и на пороге появился Борис. Он стоял, широко расставив ноги, раскинув руки, и пытался что-то сказать, но издавал только стон. Вид у него был не то чтобы взволнованный больше обычного – Борис был в панике. К тому же у него вырывались странные звуки – то ли всхлипы, то ли выдохи с отхарканиванием – проявление нервного тика. Можно было подумать, что он поперхнулся или еда попала не в то горло, но Берта Абрамовна знала, что эти непроизвольные хрюканья – знак того, что Борис очень волнуется.

– Что? Что? – Берта Абрамовна застыла на месте.

– Все! – наконец смог на выдохе сказать Борис. – Все!

– Что случилось? Экспонаты? Опять потоп? Не молчите! – Берта Абрамовна схватилась за стол.

– Ртуть! – даже не воскликнул, а кукарекнул Борис. – Разлив ртути!

– Что-о-о? – Гуля уронила тарелки.

– Ртуть? Откуда? – Снежана Петровна потянулась к бутылке водки и плеснула себе то, что оставалось на донышке.

– Борис! Говорите! – Лейла Махмудовна подошла к Борису, с неожиданной силой тряхнула его за грудки, и тот поддался, обмяк и успокоился. Глядя экскурсоводу в рот, он рассказал, что после потопа пошел к себе в каморку, чтобы померить температуру. Еще с утра его знобило, вот и решил проверить – то ли радиация, то ли жар. Держа градусник под мышкой, он закемарил, буквально на секунду глаза прикрыл, а оказалось, уснул. Проснулся так же неожиданно, как провалился в сон. Встал с диванчика, чтобы спуститься в подвал – проверить, все ли в порядке. И забыл про градусник, который выпал и разбился. Но Борис не растерялся – сбегал в каморку к Гуле, взял веник и совок, чтобы смести ртуть. Но ртуть не сметалась. Стало только хуже – шарики раскатились по всей комнатке и попали в коридор. И тогда Борис побежал в кабинет, где висел дозиметр – и тот сломался! Зашкалил и сломался! Никогда, ни разу дозиметр радиации не выходил из строя! Вот тут ему стало страшно по-настоящему. Не за себя – за музей. За женщин и детей, которые приходят на экскурсии.

– Что делать? – Берта Абрамовна стала опять главной хранительницей, собранной и решительной.

– Спокойно! – послышался голос Михаила Ивановича, который пил водку наравне со Снежаной, или Снежана наравне с ним, что, в общем-то, все равно. Полицейский встал с небольшими затруднениями, но с огромной решимостью спасать и детей, и женщин, и уникальные экспонаты. – Я пойду звонить в МЧС. Надо вызывать. Радиоактивный фон нужно проверить.

– Вы правы, совершенно правы, – отозвалась Берта Абрамовна.

– Ну, я пойду? – Ирина Марковна начала двигаться к выходу.

– Нельзя! – строго остановил ее Михаил Иванович. – До приезда специалистов всем оставаться в помещении!

– Да ладно вам! У меня дети этих градусников побили столько! А Кирюша однажды хотел школу прогулять, так начал градусник нагревать над горячим молоком. Градусник лопнул и ртуть в молоко вылилась. Ну и он, чтобы я не заметила, молоко выпил. И ничего! Жив, здоров, слава тебе, Господи. Берта Абрамовна, я пойду, а?

– Нет, Ирина Марковна, вам придется задержаться. Все-таки здесь экспонаты. И раз Михаил Иванович считает, что это опасно… И подозрения Бориса по поводу радиактивного фона мы с помощью специалистов сможем подтвердить… или опровергнуть.

– Да вы чего? – Ирина Марковна еще не рассталась с надеждой уйти пораньше. – Ну разбил градусник… Вы в детстве не били, что ли? Да ладно вам! Никто ртуть в детстве по полу не гонял? Да у меня кот столько ртути сожрал, а ничего, до сих пор спит и жрет, как лошадь. Только лезет сильно. Но это точно не от ртути! Что вы вообще его слушаете? Нашли кого! Да, Гуля? Скажи им!

– А что с моими веником и совком? – сурово спросила Гуля у Бориса.

– Так я назад поставил, в кладовку, – ответил тот, чуть присев от страха.

– Елена Анатольевна, я вас прошу, посмотрите в Интернете, какие могут быть последствия от ртути. Я имею в виду, для экспонатов. Насколько это опасно? А вы, Михаил Иванович, вызывайте службы.

– Слышь, ты, импотент радиоактивный, показывай, где ты его шваркнул! – Гуля стояла рядом с Борисом, держа в руках полбуханки черного хлеба и банку из-под малосольных огурцов.

– Гуля, а зачем вам хлеб? Что вы собираетесь делать? – поинтересовалась Лейла Махмудовна.

– Так ртуть же собрать! Хлебом – лучший способ. Я в больнице санитаркой работала, так если градусник кокнут, мы ртуть горбушкой собирали и в банку прятали. Потом уже на помойку выносили. Все ж знают, что надо хлебом, только этот придурочный веником махать стал. Моим! Да кто тебе вообще разрешал мой веник брать?

– Гуля! Хватит меня оскорблять! – закричал опять по-петушиному Борис. – Я же тысячу раз извинился за тот случай! Не импотент я! Просто переволновался! Вот и не получилось у меня! А может, это от чувств! Что ж ты на мне крест поставила? Да еще всем рассказала! Как ты могла? Это же… нельзя так! Глинка, хоть ты ей скажи, как мужик! Ты-то меня понимаешь?