Последний дар любви - Елена Арсеньева

Сашенька – первая дочка! – около двадцати лет назад умерла семилетней девочкой. А недавно угас в Ницце старший сын Николай, наследник престола, любимое дитя.

После этого от императрицы осталась одна тень, и кольца стали спадать с пальцев. На безымянном пальце правой руки она носила обручальное кольцо и еще одно, широкое, с узорной чеканкой и большим рубином. Такие кольца Александр подарил всем членам императорской фамилии. На левой же руке Мария всегда носила кольца, привезенные из Гессена, они не имели значения ни для кого, кроме нее. Это были колечки ее детства, юности и еще два, что достались от матери. Теперь она постоянно держала пальцы чуть согнутыми, боясь потерять кольца, а два пришлось надеть на мизинцы, хотя это было непривычно и очень мешало.

Да, она выглядит как призрак и ощущает себя призраком. Тенью, которая пугает своим видом живых и мешает им жить.

Люди суеверные наделяют призраков чертами злобными и неприязненными. Видимо, не зря. За что призракам любить людей? Люди живут полной жизнью, наслаждаются каждым днем. Призраки влачат туманное, загробное существование и завидуют живым. Ждут не дождутся часа, когда живые тоже перейдут в их мир.

Мария Александровна всмотрелась в глаза своего отражения.

– Мне ты можешь не лгать, – прошептала она. – Ты хотела, чтобы он погиб, я знаю. Хочешь этого и сейчас.

Глава 2

Дуся царь

– Долгорукая, отвечайте вы!

Катя встрепенулась. Она так задумалась, что ничего не слышала, совершенно забыла, где находится.

– Вы не выучили урока? – В голосе преподавателя прозвучали нотки гнева.

Сидевшая в уголке классная дама, мадемуазель Базяева, только что бойко стучавшая спицами (она вязала бесконечные чулки, на каждом уроке), встревоженно вскинула голову.

– Извольте выйти и прочесть стихотворение!

По классу пронеслось шушуканье. Воспитанницы с радостью отложили книги, повернулись и уставились на Катю, предвкушая развлечение.

Долгорукая-первая (так звали Катю, чтобы не путать с сестрой Машей, учившейся двумя классами младше) слыла в Смольном отчаянной. Так называли воспитанниц, которые откровенно манкировали всеми распоряжением начальства, не учили уроков и норовили эпатировать всех и вся. Вообще, они из-за своего дерзкого поведения пользовались преимуществами. Начальство их ненавидело, но в то же время побаивалось. В то время как классные дамы за ничтожные провинности награждали прочих воспитанниц трепкой и пинками, не стеснялись в ругани (да-да, переизбытком любезности воспитание в Смольном институте не страдало), они были гораздо сдержаннее с отчаянными, особенно из старших классов. Ведь те могли наговорить много лишнего! Классные дамы называли это дерзостью, а остальные – правдой.

Но сейчас Катя стояла молча.

Учитель словесности начал терять терпение.

– Послушайте, Долгорукая, – вкрадчиво промолвила мадемуазель Базяева. – Вы же прекрасно знаете творчество Державина. Ни за что не поверю, что вы не можете прочесть этого стихотворения. Вам хочется огорчить нас с Викентием Дмитриевичем? Нехорошо. Особенно теперь, когда мы готовимся к завтрашнему визиту государя императора…

Катя вздрогнула.

– Конечно, – быстро сказала она, – конечно, я выучила урок.

По классу пронесся разочарованный вздох. Ну разве это отчаянная?!

Но Катя не обращала внимания. Сейчас она слышала только одно: сегодня приедет государь. Дуржавин… что там задавали из Державина?

– Ну, ну, Долгорукая…

Катя вздохнула и начала читать:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,Металлов тверже он и выше пирамид;Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,И времени полет его не сокрушит.

Так! – весь я не умру, но часть меня большая,От тлена убежав, по смерти станет жить,И слава возрастет моя, не увядая,Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;Всяк будет помнить то в народах неисчетных,Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слогеО добродетелях Фелицы возгласить,В сердечной простоте беседовать о БогеИ истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,И презрит кто тебя, сама тех презирай;Непринужденною рукой неторопливойЧело твое зарей бессмертия венчай.

Настороженность постепенно исчезла с лиц. Даже девушки, которые ждали новой очередной выходки, заулыбались. Катя очень хорошо читала стихи. К тому же она была такая красивая! Не просто хорошенькая, как ее сестра Маша, а по-настоящему красивая. Яркие карие глаза, которые ее заставляли почаще опускать, потому что слишком уж они были выразительными, чудесная темно-русая коса, ладная фигурка… За красоту ей многое прощалось – даже иногда против воли начальницы, инспектрисы и классной дамы.

Мадемуазель Базяева подумала, что поступила очень умно, упомянув императора. Катя Долгорукая была перед ним в долгу и прекрасно помнила об этом!

А император считал себя в долгу перед этой семьей.

С тех пор как он написал указ об освобождении крестьян, его отнюдь не только благословляли. Еще и проклинали! Очень многие богатые помещики лишились доходов, были покинуты своими крестьянами и оказались на грани разорения. В их числе оказался и Михаил Михайлович Долгорукий. Ранее семья жила чрезмерно широко. Тепловка была несколько раз описана кредиторами, и, только заложив, а потом и продав фамильные бриллианты и золото, Долгоруковы смогли уплатить проценты и спасти имение от публичных торгов с молотка. И тут неожиданно в доме вспыхнул пожар. Подожгли дом крестьяне… на радостях, что стали свободны от барина. Долгоруков не был жесток с ними, но как-то следовало отпраздновать свободу! Все имущество сгорело.

Сам князь Михаил Михайлович находился в совершенной прострации и слег в постель от беспрестанных сердечных приступов. И тут вдруг княгиню Веру Николаевну словно осенило свыше. Она написала Александру о постигших их несчастьях, и царь велел определить четверых мальчиков в петербургские кадетские корпуса, а Катеньку и Машеньку в Смольный. Кроме того, Александр дал указание банкам приостановить опись последнего имущества. Семья была спасена от окончательного разорения.

Однако здоровье князя Долгорукова было настолько подорвано, что он вскоре умер. Вера Николаевна переехала в Петербург и, сняв скромную маленькую квартирку, жила от воскресенья до воскресенья, когда к ней могли прибегать сыновья. Иногда она навещала дочерей. Маша прилежно училась и мечтала попасть при выпуске на мраморную доску первой в своем классе. Катя была иная. Славилась своеволием и училась неблестяще – не скатывалась до самых плохих оценок отнюдь не из-за стараний, а благодаря врожденным способностям. Но она менялась как по волшебству в те дни, когда в Смольный приезжал император.