Последнее прощение - Сюзанна Келлс

— У меня нет петиции!

Она решила, что человек ушел, потому что, когда исчезли пальцы, наступила тишина. Однако потом блестящий глаз возник снова.

— Нет петиции?

— Нет.

— Мистер Кони тебя знает? Вопрос был задан неохотно.

— Он знал моего отца, сэр.

— Подожди!

С резким щелчком ставень захлопнулся, и дом снова погрузился в безмолвие. Кэмпион вышла на аллею и принялась смотреть на реку. В узком поле ее зрения ползла тяжелая баржа, которую приводили в движение стоявшие на палубе гребцы с длинными веслами. Одна за другой перед ней проплыли три тяжелые, привязанные к палубе пушки. Груз двигался на запад, на войну. Ставень снова открылся.

— Девушка!

— Да, сэр?

— Имя?

— Доркас Слайз.

Сейчас не время было называться красивыми выдуманными именами. Ей слышен был скрежет пера по бумаге.

— Какое у вас дело?

Она заколебалась, чем вызвала нетерпеливое ворчание из-за решетки. После того, как ей велели подождать, она приготовилась к тому, что ее пригласят войти, и поэтому не придумала объяснения. Мысль работала быстро.

— Договор, сэр.

— Что? — В голосе не прозвучало заинтересованности. — Договор? Который?

Она опять задумалась.

— Святого Матфея, сэр.

За дверью скрипело перо.

— Сейчас сэра Гренвилла нет дома, девушка. Так что сегодня увидеть его не удастся, а общественными делами он занимается по средам. Но не в эту среду, потому что он занят. В следующую среду. Приходите в пять. Нет. В шесть. Вечером, — добавил он с неохотой.

Она кивнула, обескураженная тем, сколько времени ей придется ждать ответа. Клерк заворчал:

— Он, конечно, может и не захотеть принять вас, и в этом случае вы просто потеряете время, — Он засмеялся. — Всего хорошего.

Ставень захлопнулся, оставив ее в одиночестве, она повернула назад к Стрэнду, к миссис Свон.

В доме, от которого она ушла, в просторной уютной комнате с видом на Темзу сэр Гренвилл Кони разглядывал баржу, которая медленно скрывалась за лэмбетским поворотом. Пушки для парламента, пушки, купленные на деньги, которые он, наверное, сам же и дал под двенадцать процентов, но эта мысль не доставила ему никакого удовольствия. Он осторожно ощупал живот.

Он переел. Кони снова надавил на свой огромный живот, гадая, только ли от несварения возникла легкая боль в правом боку. Его толстое белое лицо чуть скривилось, когда боль усилилась. Надо звать доктора Чэндлера.

Он знал, что его секретарь сейчас в палате общин, так что пришлось самому отправляться в комнату клерков. Один из них, толстый человек по фамилии Буш, как раз входил через дальнюю дверь.

— Буш!

— Да, сэр?

На лице Буша отразился страх, испытываемый всеми клерками перед хозяином.

— Почему тебя нет на месте? Ты спрашивал разрешения отлучиться в рабочее время? Опять, что ли, мочевой пузырь? Или кишки? Отвечай, нечестивец! Почему?

Буш заикался:

— Дверь, сэр. Дверь.

— Дверь! Я не слышал звонка! Или я не прав, Силлерс? — он посмотрел на старшего клерка. — Я не слышал звонка.

— Стучали, сэр. — Силлерс отвечал хозяину лаконично, но всегда с уважением.

— Кто стучал? С незнакомцем у моей двери разговаривает Буш. Сам Буш! Кто этот счастливчик?

Буш в ужасе смотрел на низкого толстого человека, который медленно придвигался к нему. Сэр Гренвилл Кони был безобразно толст, а лицом напоминал хитрую белую лягушку. Волосы, которые сейчас, в пятьдесят семь лет, уже поседели, вились, как у херувима. Он улыбался Бушу, как улыбался почти всем своим жертвам.

— Это был не мужчина, сэр. Это девушка.

— Ах, девушка! — Сэр Гренвилл изобразил изумление. — Тебе только того и надо, верно, Буш? Девушка, да? А у тебя была когда-нибудь девушка? Знаешь, какие они на ощупь? Знаешь? Знаешь? — Он загнал Буша в угол. — Кто была эта потаскуха, которая привела тебя в такое волнение, Буш?

Остальные четырнадцать клерков мысленно улыбались. Буш облизал губы и поднес к глазам листок бумаги.

— Некая Доркас Слайз, сэр.

— Кто? — голос Кони совершенно переменился. Голос уже не был ни легкомысленным, ни безразличным, а стал вдруг твердым как сталь. Таким голосом можно подчинять своей воле парламентские комитеты и наводить порядок в суде. — Слайз? А какое у нее ко мне дело?

— Договор святого Матфея, сэр. — Буша трясло.

Сэр Гренвилл замер, слова прозвучали очень спокойно.

— Что ты ей сказал, Буш?

— Велел прийти в следующую среду, сэр. — Он совсем сник и с отчаянием добавил: — Таковы были ваши указания, сэр.

— Мои указания! Мои! Мои указания таковы, что ты должен шевелить мозгами. Господи! Вот болван! Болван! Гримметт! — Голос становился все пронзительнее, пока на последних словах не превратился в визг.

— Да, сэр?

В комнату вошел Томас Гримметт, начальник стражи Гренвилла Кони. Это был здоровяк с суровым лицом, не испытывавший никакого страха в присутствии хозяина.

— Этого вот Буша, Гримметт, этого придурка, следует наказать, — Кони не обратил внимания на скулившего клерка, — а потом уволить. Понятно?

— Да, сэр.

— Силлерс! Подойди сюда! — Сэр Гренвилл Кони величественно удалился к себе. — Приготовьте бумаги на Слайза. Нам предстоит поработать, Силлерс, да, поработать.

— Но вы должны встретиться с шотландскими уполномоченными, сэр.

— Шотландские уполномоченные могут сколько угодно сотрясать воздух, Силлерс. У нас есть работа.

Наказание приводилось в исполнение во время обеда, чтобы сэр Гренвилл мог одновременно кушать и созерцать. Это доставляло ему удовольствие. К барашку, цыпленку, креветкам и говядине на кухне не могли предложить лучшего соуса, чем вопли Буша. После этого Кони почувствовал себя лучше, намного лучше, так что уже не жалел, что не вызвал доктора Чэндлера. После экзекуции, когда Буша увели, чтобы вышвырнуть куда-нибудь в канаву, сэр Гренвилл великодушно позволил пригласить шотландских уполномоченных. Он знал, что все они ярые пресвитериане, так что он громко помолился вместе с ними за пресвитерианскую Англию, и лишь потом они приступили к работе.

Девушка. Он все время думал о ней, гадая, в какой точке Лондона она сейчас находится и принесет ли она ему печать. Больше всего его интересовало именно это. Святой Матфей! Он испытывал приятное возбуждение и радость от того, что начал осуществляться давно и хорошо продуманный план. В ту ночь он засиделся допоздна, пил кларет и поднимал бокалы за здоровье своего гротескного отражения в окне с ромбовидным переплетом, в котором его приземистая, тяжеловесная фигура дробилась на сотни перекрывающих друг друга фрагментов.

— За Договор! — провозгласил он. — За Договор.

Кэмпион оставалось только ждать. Миссис Свон, судя по всему, ее общество было искренне приятно. Не в последнюю очередь потому, что Кэмпион читала ей вслух газеты. Миссис Свон не видела «смысла» в чтении, но была жадна до новостей. В войну газеты приобрели популярность, правда, лондонские газеты вызывали неодобрение миссис Свон, ибо, естественно, поддерживали парламент. Душой миссис Свон была на стороне короля, а то, что она чувствовала, легко находило дорогу к языку. Она слушала, как Кэмпион читала о победах парламента, и каждое подобное сообщение встречалось гримасой отвращения и выражением пылкой надежды, что это ложь.