Волшебник в Хаосе - Кристофер Сташеф

— Обычно Громилы выбирают себе в жертву тех, кого точно знают, что могут одолеть, — мрачно заметил Гар.

— Верные твои слова, — кивнул Ральк. — Так что наши Предки вынуждены были держаться стойко. И Громилы отошли, им не хотелось оказаться втянутыми в длительную осаду. Так ведь нетрудно подставить себя под удар со стороны других громил, которым захочется поживиться легкой добычей. Вот мы и остались вольным городом, а наши юноши поочередно служат в городском ополчении.

— А кто же сменил Санахана?

— Когда сквайру исполняется пятьдесят, — если, конечно, ему суждено дожить до столь преклонного возраста, а они, надо сказать, в большинстве своем долгожители, — мы выбираем ему замену. Новый сквайр становится во главе города и правит нами, пока не настанет его срок уйти на покой.

— И никто из них не пытался править пожизненно?

— Разумеется, любой из них был бы не прочь, но таков уж обычай. К тому же он может и дальше жить в замке вместе со своими домочадцами, и новый сквайр всегда прислушивается к его совету. Но как только ему стукнет пятьдесят, он больше не сквайр, хотя люди по-прежнему продолжают оказывать ему знаки уважения.

— Сквайр, но бывший, — кивнул Гар. — Мне это нравится. И что, все купцы родом из таких городов, как твой?

Ральк бросил в его сторону быстрый взгляд и улыбнулся.

— А ты парень смышленый. Да, все купцы родом из вольных городов. Случается, что в наши ряды пытается пробиться какой-нибудь ловкий малый из города, принадлежащего Властелину, и мы помогаем ему встать на ноги. Но стоит ему вернуться в родной город, как Властелин обирает его до нитки, и на новое путешествие у него не остается ни гроша.

— Но разве Властелину не понятно, как важно поддерживать купцов, развивать торговлю, если ему и дальше хочется иметь заморские товары?

— Властелин, как правило, видит не дальше собственного носа, дружище Гар.

— А случается, что какой-нибудь юноша сбегает от него в вольный город?

— Что ж, и такое возможно, — произнес Ральк, — взять, например, меня.

— Разумное решение, — кивнул Гар.

— Что еще остается? Не спать же всю жизнь на гнилой соломе.

Он указал в сторону небольшой деревушки в нескольких сотнях ярдов от дороги. Крестьяне косили сено. Одеты они были в рубахи, длинные чулки и сандалии. Хотя одежда эта не была новой, она не шла ни в какое сравнение с грязным рваньем крепостных.

— Похоже, жизнь у ваших крестьян тоже будет полегче, чем у тех, что нас прятали.

— Еще бы! Они ведь такие же граждане, как и остальные горожане, и им причитается та же доля общего благосостояния, что и всем остальным.

— За исключением сквайра.

Ральк только пожал плечами.

— Он водит нас в сражения, учит нас боевому искусству, каждый день работает допоздна, ведет учет товаров, знает, какой урожай выращен, заботится о том, как его сохранить. Никто не имеет ничего против того, чтобы он жил в замке, чтобы носил дорогую одежду. Ведь ему приходится принимать посланцев от ближайших Властелинов, вести с ними переговоры...

Завидев караван Ралька, стража у городских ворот выкрикнула веселое приветствие. Они были рады видеть купца дома целым и невредимым, но опечалились известию о том, что один человек погиб.

Услышав о возвращении каравана, жители города с ликующими криками высыпали ему навстречу, словно вернулся не купец, а герой-триумфатор со своей армией. В некотором смысле, наверное, так оно и было. Сколько испытаний пришлось хлебнуть Ральку за время путешествия — отбивать нападение бандитов, сражаться с Сапогами... И домой он вернулся не с пустыми руками, а с целым караваном добра. Причем не награбленного, а честно заработанного.

Ликующая толпа проводила торговцев до самого склада.

Завидев со ступенек лестницы караван, навстречу Ральку выбежала жена и бросилась мужу на шею. За ней прибежали мальчик и девочка лет десяти, а за ними еще двое детей, помладше.

Они пританцовывали, нетерпеливо дожидаясь своей очереди, и кричали наперебой:

— Пап, слышишь, пап, что ты нам привез?

Гар улыбнулся, глядя на детвору — сколько поколений ребятни выкрикивали тот же самый вопрос, — но затем заставил себя принять равнодушное выражение лица. Гару было грустно смотреть на знаки любви, каких ему самому никогда не суждено удостоиться...

Погонщики разгрузили мулов и отвели их на попечение конюхов. После этого Ральк снова позвал людей и принялся отсчитывать причитающуюся им плату. Погонщики разразились радостными возгласами и тотчас бросились в таверну обмыть это событие. Правда, Гар заметил, что, перед тем как выбежать на улицу, они на минуту останавливались рядом с небольшим окошком, куда отдавали кошель с деньгами, оставляя себе на расходы лишь пару монет.

Когда Ральк рассчитался с последним погонщиком, Гар спросил:

— Почему они оставляют деньги в том окошке?

— А как же? Деньги целее будут. Человек, который принимает у погонщиков деньги, ведет им счет.

— Мы бы назвали его кассиром, — заметил Гар, — а здание — банком.

В ответ Ральк только пожал плечами — выходит, Гар не такой уж и невежда.

— Тогда тебе, вероятно, известно, что банкир ведет счет, кто и сколько денег положил к нему в банк, а сами деньги хранит в огромном подземелье.

— Да как не знать, — улыбнулся Гар. — А еще я подозреваю, что он ссужает эти деньги торговцам, которым хотелось бы закупить для следующего путешествия побольше товару.

— А ты разбираешься в нашем деле больше, чем я поначалу подумал. — Ральк снова пристально посмотрел на Гара. — Не хочешь отправиться с нами еще в одно путешествие?

— Заманчивое предложение, — помолчав, ответил Гар. — От такого трудно отказаться. И как скоро?

— Через пару недель.

— Не скоро, — покачал головой Гар. — Мне трудно долго усидеть на одном месте. Послушайте, мастер Ральк, если я к тому времени вернусь, можете на меня рассчитывать.

— Я так и подумал, — ответил купец со вздохом. — Что ж, тогда, приятель, я расплачусь и с тобой за твои услуги. Я напишу тебе рекомендацию, на манер той, что ты показал мне — от этого, как его там... Браккалезе. При случае сможешь ею воспользоваться. Что ж, а пока ты свободен, иди, ищи на свою голову новых приключений. Но постарайся выбрать такое, чтобы освободиться к нашему новому путешествию.

Корту полегчало.

Наконец-то его оставила мысль, что лучше бы умереть. Более того, лейтенант протрезвел настолько, что даже стал опасаться за свою жизнь. Надо сказать, одно это служило свидетельством тому, что все идет к лучшему.

Перед Кортом в ярком свете дня простиралась дорога, а по ней двигалась двойная колонна взъерошенных и опухших со вчерашнего перепоя солдат. Форма у всех была грязная и мятая, но Корту было не до придирок. Впереди шагал старший сержант, надо сказать, куда более бодрый, чем лейтенант. За ним, время от времени подгоняя зазевавшихся солдат, едва поспевали остальные сержанты.