Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович

– Ну да бог со всем этим, мы сильно отвлеклись, – встряхнулся Дашевский. – Так, значит, в отношении вашего соседа вы уверены?

– У меня нет по этому поводу сомнений, – подтвердил капитан, которому не верилось, что русин мог стать на сторону врагов России, даже разочаровавшись в своих юношеских воззрениях.

– Ну что ж, тогда остановимся на том, что мы имеем. Если нам удастся доказать, что Словинский и Плаза – одно и то же лицо, страх перед расстрелом должен развязать ему язык. В ином случае придется поверить его новым признаниям, что пропуск из Сколе принадлежит прежнему владельцу пальто, которое он купил на Краковском рынке.

Теперь связка ключей, найденная в кармане «инспектора». Они довольно старые, точнее, даже старинные. Большой ключ, скорее всего, от ворот, или, как их здесь называют, брамы. Новый приятель нашего Новосада – старый львовский взломщик Войце-ховский – подсказал, каким образом мы можем найти замок от этих ключей. Оказывается, раньше магистрат обязывал владельцев домов сдавать на хранение один экземпляр ключей от входных брам местным пожарным. Наверняка Войцеховский пользовался этим обстоятельством: одолжив нужный ключ у знакомого пожарного, проникал в какой-нибудь богатый особняк.

Если мы найдем у них дубликат наших ключей – мы узнаем адрес дома.

– Интересно, откуда у нашего Новосада такие знакомства? – удивился капитан.

– Когда наш Новосад был в составе комиссии Бергера, он имел возможность увидеть все тонкости филигранного мастерства медвежатника, ну и, конечно, не мог пройти мимо, чтобы самому не поучиться и этому.

– Молодец парень! Какая все-таки ненасытная пытливость и любознательность!

Обсудив все дела, Дашевский вытащил из портфеля шахматную доску. Слабость к шахматам ему передалась в свое время от одного из харьковских агентов-социалистов. Тогда же он убедился, что только на явочной квартире, в отсутствие начальства и жен, можно в полной мере сосредоточиться и насладиться этой увлекательной игрой.

Пока его достойный соперник расставлял фигуры, он раскупорил бутылку токайского вина, привезенного из Тарнополя поручиком Чухно.

Глава 27

Градоначальник

Градоначальник Львова генерал Скалой находился в полном нервном расстройстве. Он терзался догадками и не находил удовлетворительного объяснения тревожной новости, полученной от начальника губернаторской канцелярии. В знак благодарности за содействие в приобретении и отправке в Россию конфискованного рояля фирмы «Циммерман» тот доверительно шепнул генералу, что его особой интересуется прибывший с проверкой полковник Алексеев.

Вначале мелькнуло подозрение, что это связано с донесением ротмистра особого отдела штаба губернатора князя Шаховского, ведавшего делопроизводством по лицам, не принадлежащим к составу действующей армии: в отчете для Киева тот в крайне резких выражениях обрисовал действия полиции в Галиции, из-за которых якобы страдает престиж русской администрации: «груба, берет взятки, облагает торговцев поборами» и тому подобное.

Однако это предположение было отброшено: кого в России этим можно удивить? Жалобы такого порядка были всегда. Тут нечто посерьезнее. Может, исчезновение тридцати вагонов с мукой, которую правительство закупило для снабжения Юго-Западного фронта на годовой срок. Слава богу, эта мука не доехала до Львова. По слухам, она исчезла где-то между Киевом и Тарнополем, была якобы переправлена в Румынию, а затем в Австрию. Интересно, куда эти вагоны могли деваться, если на этом участке в двести тридцать верст всего две железнодорожные ветки?

Градоначальник встал из-за стола и стал энергично прохаживаться по своему кабинету.

«А может, это связано с докладом Брусилова в Ставку о том, что подвоз грузов в армию по железной дороге пришел в «невозможное состояние»: поезда из Львова в Сянки приходят только на восьмые – десятые сутки. В результате магазины армии совершенно истощены и конский состав по несколько дней не получает фуража. А главное – пустые ящики, бочки и мешки в вагонах свидетельствуют о «колоссальных хищениях».

От последней версии градоначальнику стало душно. Он расстегнул пуговицу на воротничке кителя и вышел на балкон. Здание градоначальства располагалось напротив Галицийского краевого сейма[88]. Слева при входе в Иезуитский парк красовался помпезный памятник прославленному наместнику Галиции графу Голуховскому. Скалону уже доложили, что наместник был ярым русоедом и главным виновником сепаратистских взглядов русинов и даже пытался поменять кириллицу русинов на латиницу. По этой причине демонтаж памятника для градоначальника был делом само собой разумеющимся. Если бы не «излишняя деликатность и осторожность» губернатора, генерал без колебаний снес бы и центральный памятник в центре города – Мицкевичу, преданностью и любовью к которому местные поляки переплюнули другие польские города. Этот символ патриотических чувств стоил городу аж сто шестьдесят шесть тысяч крон. Перед ним устраивались манифестации «радости и горя», от него шли на бой сыны города.

Скалой был родом из православных дворян Курской губернии. Ему уже перевалило за пятьдесят, и он приобрел все типичные качества российского градоначальника: высокомерие, невежество, плутовство и склонность к бесплодной суете.

Перед своей первой должностью в полиции – Могилевского полицмейстера – он служил делопроизводителем в полковом суде, затем адъютантом в Петербургской комендатуре. В походах не участвовал и награды имел в основном памятные.

Многолетнее пребывание в репрессивном аппарате империи сделало его крайне подозрительным и осторожным. Однако здесь, во Львове, это качество быстро притупилось: возможность легкой поживы в «благодатной» атмосфере военной неразберихи и правового бесправия местного населения вскружила ему голову, он потерял чувство меры.

Откровенное злоупотребление служебным положением, взятки и поборы, шантаж и воровство бурно процветали во всех подконтрольных ему городских службах и учреждениях.

И все шло гладко, пока уверенность и спокойствие градоначальника не нарушил приезд полковника из Киева.

Скалой вернулся в кабинет и распорядился соединить его с помощником начальника Галицийских железных дорог.

– Карл Осипович, возникла необходимость срочно встретиться, – не справляясь с волнением, проговорил он в трубку.

– Можете приехать, – услышал короткий ответ.

Положив трубку, генерал недовольно поморщился: «можете приехать». Давно ли этот Карл Осипович, агент полицейского управления по кличке Карлик на должности делопроизводителя отдела по сборам Юго-Западной железной дороги, почитал за счастье прибежать на встречу с офицером полиции по первому вызову, чтобы доставить доносы на своих сослуживцев, подделывающих отчетность по перевозкам грузов, багажа и пассажиров.

– Да-с, – причмокнул он, застегивая шинель и надевая портупею, – однако, как положение меняет человека!

Перед уходом он зашел в кабинет одного из своих пяти помощников, полковника Фролова, которого застал за пересчетом денег. Тот явно не ожидал визита начальника, засуетился, вскочил и с растерянным видом уставился на Скалона.

Пачка купюр, впопыхах засунутая в стол, один в один походила на ту, которая на днях была изъята у игроков в карты в кафе «Авеню» и значилась как возвращенная, но генерал не стал в это вникать: то, что помощник прохвост и изрядный вор, ему было хорошо известно, других помощников у него и быть не могло. Фролова он ценил за другое качество: готовность подписать вместо него любой документ, исходящий от градоначальства, какого бы сомнительного свойства ни было его содержание.

Окинув Фролова суровым взглядом, генерал решительно подошел к окну, выходящему во внутренний двор здания.

– А что это там у нас навалено? – спросил он по-хозяйски, указывая на сложенные под навесом мешки.

– Кофе, ваше высокопревосходительство, – доложил полковник, – тридцать пять мешков, изъятых у купца Чуджака за попытку путем скупки повысить на него цену. Прикажете передать в ведение Красного Креста?

– Нет, – нервно зашевелил черными как смоль усами Скалой, – снести в подвал. А бочки и медные котлы накрыть брезентом.

– Это не брезент, ваше высокопревосходительство, а ковры из замка графа Стадницкого из деревни Крысовицы.

– Ну так снести их тоже в подвал, черт бы вас побрал! – еще сильнее занервничал генерал. – Займись немедленно этим и подготовь мне наши отчеты по расходованию штрафных сумм. Я сейчас отъеду по делам в город.

– А как же бани, Алексей Александрович? – удивился помощник. – Все четверо, как вы приказали, доставлены…

Действительно, вспомнил Скалой, он и в самом деле распорядился доставить к нему содержателей городских торговых бань, чтобы выполнить задание губернатора, поставленное перед ним и комендантом города: обеспечить мытьем нижних чинов гарнизона. Отдавать инициативу коменданту в этом вопросе было никак нельзя, ведь речь шла о возможности распоряжаться выделенными на бани средствами на депозите в местном казначействе.