Исчезая с рассветом - Павел Георгиевич Козлов

Так чего же он медлил?

Чего он ждал?

Анна прекратила эту дуэль – ее юбка описала широкую дугу и скрыла ее отступление. Она со злостью захлопнула за собой дверь.

– Вода! – вспомнила она.

Бард иронично отсалютовал ей кувшином.

– Ах! – вскрикнула Анна и чуть ли не вырвала у него драгоценный сосуд.

Дрожащими руками она развела противоядие и заставила Руфуса сделать несколько глотков. Бедняга уже окончательно обессилел – из его горла вырывались короткие хрипы и он, судя по всему, совершенно не понимал, что с ним происходит.

Боги, яд гадюки не должен был подействовать столь стремительно! Почему Руфус уступал заразе столь быстро? Бард словно прочитал ее мысли.

– Как стремительно он угасает! Я никогда не видел, чтобы укус змеи был так силен…

– Вы думаете, дело только в укусе? – Анна покачала головой.

– Вы явно знаете больше, чем я, – Бард приподнял бровь.

– Наверное, пока что я предпочту сохранить это преимущество за собой, если вы не возражаете, – Анна слабо улыбнулась ему.

– Пожалуй, это вполне справедливо, – выдавил Бард из себя.

Было заметно, с каким непосильным трудом дались ему эти слова. Он явно полагал, что после такой демонстрации преданности заслужил большего доверия с ее стороны. Однако жизнь по обе стороны настоящего научила Анну не зависеть от чужих ожиданий. Он был разочарован? Что же, его можно было понять. Но ее доверие стоило несколько больше, чем кувшин воды.

Она попыталась дать Руфусу еще немного противоядия, и старый слуга покорно сделал несколько глотков. У него был жар.

– От того ли мы его лечим? – пробормотала Анна.

Бард молчаливо стоял у двери, хмурясь и скрестив руки на груди – совсем как Тиллиан…

– Вы умете управляться с лошадьми? – спросила его Анна. – Нам необходимо трогаться, я не хочу оставаться здесь ни минутой более…

Она виновато кивнула на Руфуса и попробовала еще раз слабенько улыбнуться. Судя по выражению лица менестреля, получилось не особенно убедительно.

– Я могу что-нибудь придумать, – пообещал он и, бережно положив футляр от лютни на свободную кровать (а футляр наверняка был возмутительно пыльным!), отправился выполнять ее поручение.

Сумку, висевшую у него на другом плече, он взял с собой.

Дверь закрылась за его спиной, и через несколько мгновений они тронулись.

Анна попробовала заставить Руфуса сделать еще несколько глотков, но тот повиновался ей без чрезмерного энтузиазма, а вскоре и вовсе забылся лихорадочным сном. Вздохнув, она отставила кружку на стол и медленно опустилась на свою кровать.

Половина. Он выпил только половину…

Хватит ли этого?

Анна изможденно откинулась назад и футляр Барда самым настырным образом впился ей в спину. Анна раздраженно оттолкнула несносный предмет, но тот едва сдвинулся с места.

Внутри что-то было!

Она бросила взгляд на дверь в изголовье вагона – ни щелочки.

Осторожно, Анна отстегнула защелки и приоткрыла футляр. Внутри была лютня! Но менестрель же божился, что инструмент у него украли!

Гнев полыхнул в ее груди. Анна вскочила с кровати, и спустя несколько стремительных движений она уже сидела на месте извозчика по правую руку от обманщика.

Тот лишь повел бровью, как будто так все и должно было быть.

– Ваша лютня, – прошипела она.

– Ее вернули, –кивнул он.

– Вы думаете, я в это поверю?

– Я и сам не верю, – он пожал плечами. – Представляю, как это смотрится со стороны. Наверное, едва ли гораздо лучше, чем самовольное исследование содержимого чужих футляров.

И наглец подмигнул!

– Я! – задохнулась она. – Я нечаянно его толкнула и заметила, что он… тяжелый!

– Там могли быть поленья! – расхохотался Бард. – Или камни! Или любые другие предметы строгой необходимости! Кто бы заподозрил там лютню!

Она совершенно не хотела улыбаться. Абсолютно. Почему же тогда уголки ее губ сами поползли вверх? Она от всей души надеялась, что это фиаско прошло незамеченным.

Ведь ночь была так темна.

– Мы можем ехать быстрее? – спросила она.

Бард молча повиновался.

Некоторое время они слушали шум травы и скрежет колес по нервной дороге.

– Я вас сразу разоблачил, вы – добрая! – внезапно заявил Бард. Анна вздрогнула от неожиданности.

– Только не приторно-добрая, – невозмутимо пояснил он, – а по-настоящему добрая – на самом донышке.

– Да? и как же это? – холодно ответила она. – Не знаю, можно ли считать это за комплимент.

– Это самый серьезный комплемент, на который я только способен, – заверил ее менестрель.

Они помолчали еще.

–Мне думается, – признала наконец Анна, – что Тиллиан вполне мог успеть вернуться в лагерь и подбросить вам лютню обратно.

– Не сомневаюсь в этом, – кивнул Бард. – Я скажу это вновь. Я вполне понимаю, что вы не можете мне пока доверять…

Он прозвучал достаточно искренне. Настолько искренне, что Анне даже сделалось немного стыдно. Настолько искренне, что она почти поверила ему. Настолько, что…

Она растворилась в ночи.

Опять.

Это случилось опять. Как же некстати… А, впрочем, почему бы и нет?

Она закрыла глаза, хотя в этом и не было надобности – ведь кругом была только ночь.

– Что с вами?

Его встревоженный голос звучал где-то на задворках ее подсознания. Он доносился из той блаженной пустоты, в которую уносились ее мысли. Они непременно встретятся там, в пустоте – его голос и ее мысли, но пока это было не так уж и важно. Все было темно и восхитительно смутно. Все было… так пусто!

Мерное покачивание вагончика успокаивало ее.

Хотя, что это такое – вагончик? Откуда она помнила это слово? Разве это было так важно? Там, туда она уносилась, не было никаких вагончиков. Там не было дорог и колес, там была только ночь.

Разве это не прекрасно – оставить весь мир позади и нестись, нестись напролом навстречу теням, и сливаться с ними, и кружиться с ними в божественном вихре, и утопая, кричать, кричать в упоительной горечи!..

Ведь никто не увидит этот прекрасный танец! Никто не заметит пляски теней. Никто не удостоит ее и самого беглого взгляда. Потому что ее нет.

Она улыбнулась своим мыслям. Мыслям, которые, по сути своей, и были… ею. Анной. Анной? Ведь так ее звали?

– Анна!

Он легонько потряс ее за плечо.

– Анна, да что с вами!

Анна? Опять это имя…

– Анна!

Она вздрогнула.

Ночь была все так же темна, но кое-где сквозь ее непроницаемый покров пробивались звезды.

Анна…

– Я здесь.

Он не отпускал ее плечо, но его рука не казалось тяжелой – он касался ее аккуратно, почти с нежностью. Рука музыканта.

– Вы напугали меня, – он облегченно выдохнул. Рука скользнула вниз и