Эликсир жизни - Вера Крыжановская

В этом роскошном костюме Нарайяна был обольстительно хорош; что-то демоническое сверкало в его черных глазах.

Супрамати любовался с минуту классическими чертами лица своего предшественника, затем, глубоко вздохнув, он отвернулся и стал осматривать комнату. В ней царил большой беспорядок: лежал опрокинутый стул, на ковре валялась раскрытая шкатулочка, а на бюро, очевидно впотьмах, были разбросаны разные бумаги.

Супрамати зажег свечи в канделябрах и прошел в соседнюю комнату, гораздо меньших размеров, чем первая. Это был женский будуар с туалетом, убранным великолепными кружевами и с зеркалом в золотой эмалированной раме. Стены, как и мебель, были обтянуты белым атласом, расшитым золотом. Драпировки у кровати, стоявшей на возвышении, покрытом меховым ковром, были сделаны из такой же материи.

Постель была в беспорядке, подушки разбросаны, а одеяло валялось на полу и было запачкано кровью. На белом ковре, около большого пятна от бывшей тут, очевидно, лужи крови стояла серебряная чашка, наполненная черноватой жидкостью, которая издавала неприятный, тошнотворный запах.

В ногах постели была полуоткрыта дверь, которая вела в небольшую прихожую, а оттуда на лестницу, покрытую ковром. И та и другая освещались лампами, теперь уже угасшими. Внизу лестницы была дверь, в которой торчал ключ. Супрамати открыл ее и выглянул наружу. Перед ним тянулся узенький переулочек, ограниченный с двух сторон стенами, но он не стал исследовать его, а поднялся обратно по лестнице.

Осмотрев снова будуар, он нашел в головах кровати другую дверь, скрытую портьерой. Эта дверь была заперта и ключа в ней не было.

Пытаясь тщетно открыть или сломать ее, Супрамати стал искать что-нибудь, что можно было бы ввести в замочную скважину для взлома замка. Не найдя ничего подходящего в будуаре, он вернулся в гостиную и увидел там на столе длинный и прочный нож, присутствие которого в этой комнате он никак не мог объяснить себе.

Впрочем, он долго и не раздумывал об этом, так как торопился проникнуть за эту дверь. Предчувствие говорило ему, что там он найдет новые доказательства преступления.

После нескольких усилий замок сломался и дверь открылась. Поток холодного воздуха, насыщенного удушливым запахом, так сильно ударил его в лицо, что у него закружилась голова, и он поспешно отступил назад.

Впрочем, это ощущение быстро рассеялось. Тогда Супрамати поднял свечу, переступил порог и застыл на месте, растерянно глядя на длинный ящик, похожий на гроб и совершенно закрытый черным сукном, на котором лежала громадная гирлянда цветов, таких свежих, словно они только что были сорваны.

По концам ящика стояли четыре серебряных шандала старинной формы, на которых еще горели лампады слабым синеватым пламенем.

При мерцающем свете свечки эта погребальная комната имела зловещий вид, и дрожь суеверного страха пробежала по телу Супрамати, когда он осматривался кругом.

В глубине комнаты виднелась ванна, а около нее стояла мраморная скамейка, на которой валялось окровавленное белье и стоял небольшой сосуд с губками.

Супрамати боролся с минуту с овладевшим им суеверным ужасом, а затем решительно подошел к ящику. Надо же было ему, наконец, узнать, что такое находится в нем, и ничто не помешает ему завтра же донести властям о своей находке.

Он осмотрел черный погребальный покров, по которому серебром были вышиты каббалистические знаки. Затем нетвердой рукой хотел приподнять его. Сукно тотчас же соскользнуло, как с полированной поверхности, и упало на пол. С глухим криком отшатнулся он, и свеча чуть не выпала из его рук. Перед ним стоял хрустальный ящик, и в глубине на белом шелковом матрасе лежала женщина в широком белом пеньюаре; голова ее покоилась на подушке, отделанной кружевами.

Это был оригинал миниатюры – красавица Лилиана. Но теперь вид ее не был так ужасен и искажен, как в ночном видении. Несмотря на свою алебастровую белизну, тело не производило впечатления трупа, а казалось свежим и гибким, как у спящего человека. Небольшой, чуть приоткрытый рот носил отпечаток страдания; длинные черные ресницы бросали тень на прозрачные щеки, а одна рука мирно покоилась на груди. Раны не было видно совсем; она была скрыта под складками батиста. Кроме того, от талии до ног труп как покрывалом был усыпан розами, фиалками, лилиями и другими ароматными цветами, красивыми и свежими, словно они росли в саду.

Как очарованный, любовался Супрамати прекрасным созданием и наклонясь, чтобы ближе рассмотреть Лилиану, увидел, что она была погружена в какую-то бесцветную жидкость, наполнявшую хрустальный ящик до самого верха.

Что это была за жидкость, сохранявшая не только человеческое тело, но и цветы с их окраской и жизненностью? Это была тайна – такая же тайна, как и то, зачем Нарайяна берег здесь тело убитой им женщины, которой, казалось, не мог пережить.

Задумчивый и взволнованный, Супрамати отвернулся и подошел к скамейке с целью осмотреть, что на ней лежит. Вдруг он наступил на какой-то предмет и, нагнувшись, поднял его. Он узнал такой же флакон, какой был у него, и который содержал в себе эликсир жизни. Эта находка дала понять Супрамати, что такое произошло здесь.

Поразив молодую женщину, Нарайяна хотел спасти ее при помощи жизненной эссенции. Но почему это не удалось ему? Была ли слишком поздно оказана помощь или он не знал всех свойств таинственной жидкости и способа ее употребления в подобном случае?

Беспорядок, царивший в комнате, доказывал, что Нарайяна действовал второпях, не дав себе труда позже привести все в порядок и уничтожить ясные следы преступления. Проходя через будуар, Супрамати заметил па стуле около кровати белый жилет, залитый кровью. Очевидно, он сначала принес свою жертву сюда.

Взволнованный, Супрамати сел к письменному столу и стал смотреть на портрет своего предшественника, спрашивая себя, каким образом человек, посвященный в такие необычные тайны, мог увлечься до совершения гнусного убийства?

Затем он стал рассматривать бумаги, разбросанные по столу. Здесь лежала толстая тетрадь в переплете, такая же, какую он нашел в Венеции и в которой трактовалось об оккультном знании, и валялась груда пошлых писем, счета поставщиков, чистая бумага и конверты, а также наполовину исписанный лист, низ которого, по-видимому, был залит опрокинутой чернильницей, как об этом свидетельствовало черное пятно на светло-синем сукне.

Взглянув рассеянно на первые строчки, Супрамати заинтересовался этим листом. Это был черновик письма Нарайяны.

«Учитель! Я убил ее, а это доказывает, что несмотря на неисчерпаемую жизненную силу, текущую в моих жилах, я такой же презренный раб плоти, как и остальные люди. Я был взбешен! Как смела она предпочесть мне другого! Я – не первый встречный. К тому же не сделал ли я все, чтобы она была счастлива? Со

временем она несомненно должна была состариться и умереть, а тогда всякие узы само собой разбились бы. Но я не думал об этом. Это – не Нара, которая такова же, как и я; с той мы всегда можем любить друг друга.

Но не об этом я хотел поговорить с тобой, учитель.

Я хотел спасти Лилиану и побежал за флаконом, но когда я принес его, она была уже недвижима. Я слышал, что раны закрываются, если полить их этой жидкостью, и я сделал это, но результат получился совсем другой.

Я не знаю, жива она или мертва? Но в неподвижности смерти она кажется живой, хотя никакое средство не может рассеять это состояние. Тело мягко и гибко; от него не веет ледяным холодом смерти, а между тем нет ни малейшего признака жизни!

Что мне делать, учитель, пока ты не явишься помочь и объяснить все это? Я чувствую ужасное беспокойство. Я загрязнил свои руки нечистою кровью этой женщины. До твоего прихода, учитель, я испытал еще средство, употребляемое для сохранения цветам жизненного сока и предохранения их от увядания. Я не раз уже пользовался этим средством, и, раздарив несколько таких бессмертных цветов, стяжал себе славу мага.

Итак, я погрузил в это вещество Лилиану, – живую или мертвую, не знаю, – так как где же дыхание жизни, чтобы его можно было заметить?

О, великий и могущественный учитель! Ты скажешь мне это, иначе…»

На этом обрывалось письмо. Написал ли он другое письмо или какой-нибудь неожиданный случай помешал ему докончить это? Затем он уехал, чтобы больше уже не возвращаться – и все эти вопросы остались без ответа.

– Великий Боже! В какой лабиринт тайн попал я! – пробормотал Супрамати, пряча письмо в карман халата.

Погасив свечи в канделябрах, он вернулся к себе и тщательно закрыл панно. Тем не менее, он не мог решиться спать в таком близком соседстве с мертвой и, перейдя в кабинет, лег на диван.

Мысли вихрем кружились в его голове. Прежде всего он вспомнил о своем намерении известить власти о совершенном преступлении. Но имел ли он право сделать это?

Здесь играла роль таинственная эссенция. Поэтому не поступит ли он против статутов братства, членом которого состоит, если хоть малейшую частицу опасной тайны передаст в руки профанов? После зрелого размышления он решил молчать о своей находке, пока этот вопрос не будет выяснен ему одним из компетентных членов братства.