За что меня невзлюбила «партия жуликов и воров» - Геннадий Гудков

Ну и, короче говоря, пошла-поехала писать губерния. Подключились активно ФСБ – они, наконец-то, впервые вышли из тени, сотрудники ФСБ стали развозить всем членам моей семьи, до 7-го колена, пока приглашения к следователю, жену пытались отправить. Я пришел к следователю сам, добровольно, говорю: Евгений Анатольевич, хочешь, давай я тебе все расскажу.

Е. Альбац: Это следователь СКР?

Г. Гудков: Да, мы с ним чудненько побеседовали 20-го числа, в пятницу, составили график – хотите, чтобы пришла жена, сын, – кто еще? – невестки? – ну, зачем невестки? – ну ладно, будем думать. А что еще? – жена брата? – так он с 1983 года с ней в разводе, невозможно его найти, – примерно такой разговор. И в то время как мы с ним так нормально общались, оказывается, на летном поле мою жену пытались усадить в машину четыре сотрудника. Причем. Мы не афишировали ее прилет. Мы знали, что она прилетит на один день, а на ней внук, внучка, она с ними дежурит у нас в августе, – ну, прилетит и улетит, приедет на свадьбу к сыну.

Мне не поленились показать: прослушка, наружка, контрольные флажки, – любое взятие билета, – они все знают. Это была демонстрация этой полицейской вседозволенности.

Е. Альбац: А на каком основании была прослушка, слежка, если вы депутат Госдумы?

Г. Гудков: А ни на каком. Был бы человек, статья найдется. Да нет, это нарушение – когда Маркин упрекает, – помните, анекдот про Вовочку? Когда Вовочка выходит обалдевший, застав папу и маму в чем-то таком, говорит: и эти люди мне запрещают ковыряться в носу.

И вот эти люди мне запрещают ковыряться в носу? – на всю страну министр следствия везет журналиста, мило с ним беседует за 60 километров в лесу, после чего тот бежит за рубеж, вывозит семью и все общество обсуждает, что там произошло, – а мы знаем, что там произошло.

Е. Альбац: Это вы про Сергея Соколова, – это было на 56-м километре МКАД.

Г. Гудков: Какая разница – 60 или 56? Не принципиально. Главное – такая милая, трогательная беседа министра с журналистом. И это считается нормально? – это нормально. Когда министр следствия на всю страну дрючит – извините за непарламентское выражение…

Е. Альбац: Это ваше оценочное суждение.

Г. Гудков: Это опять мое оценочное суждение – «дрючит» следователей и говорит: ребята, какое право вы имеете закрывать – забывает сказать слово «политические» – дела, когда я вам такую санкцию не давал? Елки-зеленые, – я смотрю, я вроде как юрист, по крайней мере, должен таковым быть, и у меня волосы оставшиеся начинают шевелиться и вставать дыбом. Потому что я понимаю, что в Конституции РФ, в УПК написано, что следователь принимает решение абсолютно независимо, как процессуальная фигура – принимает решение, только исходя из закона. Есть состав – заводим. Нет состава – закрываем. А не из того, какое указание ему даст начальство. И это говорит главный следователь страны? Говорит на всю Россию великую, говорит абсолютно открыто: у вас нет закона, я вам закон.

Е. Альбац: Уходим на новости и рекламу, затем продолжим разговор в студии.

(Новости.)

Е. Альбац: Продолжаем программу, продолжаем разговор с Геннадием Гудковым, депутатом Госдумы, фракция «Справедливая Россия».

Г. Гудков: Пока еще депутатом.

Е. Альбац: Сегодня направлены материалы СКР в Госдуму для проверки. Теперь, если можно, – вопросов пришло очень много.

Г. Гудков: Обязуюсь быть лаконичным.

Е. Альбац: Сейчас дума на каникулах. Направлены материалы, что будет происходить дальше, кто будет заниматься проверкой?

Г. Гудков: Да никто не будет заниматься проверкой – зачем? Я же уже был на Комиссии по этике.

Е. Альбац: Когда вас туда не пригласили?

Г. Гудков: Не только не пригласили – пытались выгнать. Никто не получил материалы, никто ничего не проверял, никаких запросов, ничего, – никому не нужны были объяснения.

Е. Альбац: То есть, теперь этот вопрос будет голосоваться?

Г. Гудков: Примерно так же. Вот по Бессонову в большую лужу сесть было нельзя. Потому что когда проверили результаты так называемого следствия по Бессонову, выяснилось, что там они проведены с грубейшими нарушениями, – как любит говорить Маркин, – Конституции РФ, и уж, по крайней мере, УПК. И в принципе все кто расследовал такие дела и все, кто допустил такие вещи, нужно было бы наказать.

Е. Альбац: Вы имеете в виду депутата от фракции КПРФ, Бессонова. Вы полагаете, что вопрос лишения вас депутатской неприкосновенности практически сегодня решен, – правильно я вас понимаю?

Г. Гудков: Не решен. Но команда «Единой России» дана.

Е. Альбац: Вы здесь не раз упоминали ФСБ, это ваша бывшая контора.

Г. Гудков: И очень сильно изменилась с тех пор, как она перестала быть КГБ СССР, к сожалению. И не в лучшую сторону.

Е. Альбац: Ну, у нас нет сейчас время для этой дискуссии.

Г. Гудков: Я работал в контрразведке.

Е. Альбац: Вы работали в Первом главке?

Г. Гудков: Нет, я работал во Второй службе Московского управления, это контрразведка. Был там в последние годы секретарем партбюро, кстати, выдавал партийные билеты в августе 1991 года.

Е. Альбац: Много в СМИ пишут о том, что в сегодняшней классификации людей, которые находятся у власти, а там огромное количество выходцев из КГБ, с Лубянки, и, кстати, очень много именно из контрразведки.

Г. Гудков: Видите, какое всепроникающее КГБ – и во власти их полно, и в оппозицию добрались кагэбэшники – ужас какой-то.

Е. Альбац: И не говорите. Так вот они классифицируют людей в оппозиции, или людей, которые нелояльны, не готовы кричать «ура» при виде Путина, – либо как врагов, либо как предателей. И те, кто находился в их рядах в пошлом, они классифицируют как предателей.

Г. Гудков: Нет, я у них враг. Потому что никогда не был в их команде. Наверное, они больше на Ксению Собчак обижаются, чем на меня. А я что? Я же все время был в оппозиции.

Е. Альбац: То есть, вы проходите как «враг»?

Г. Гудков: Скорее всего, да – как «враг части народа, который сегодня у власти».

Е. Альбац: Тем не менее, не понимаю. Есть такой корпоративный принцип: своих не сдавать.

Г. Гудков: Ну, они меня не считают «своим» теперь уже.

Е. Альбац: Тем не менее, вы носили и носите погоны.

Г. Гудков: Не ношу, но носил. Я ушел майором в 30 с небольшим лет. Потом, так как в фирме работало очень много офицеров, из уважения к тому, что я дал возможность им рабочие места и адаптацию, по запасу мне дали сначала подполковника, потом полковника. На самом деле я уходил майором.

Е. Альбац: И все-таки есть принцип «своих» не сдавать, что происходит? Мне на ум приходит знаменитая статья г-на Черкесова в «Коммерсанте», – кстати, сейчас он ваш коллега по фракции.

Г. Гудков: И очень прилично себя ведет на самом деле.

Е. Альбац: Который говорил о том, что есть «государственники» и есть «торгаши», что «чекист это тот крюк, который вытянет Россию из ямы» – такое впечатление, что не очень получается «крюку» «вытягивать». Нет?

Г. Гудков: Говорят, что чекистов бывших не бывает. К сожалению, бывает. Да, действительно, в те годы отбирали в ЧК значительную часть людей, я бы сказал, элитарного уровня. И то, что их много в органах госуправления, и везде-везде, говорит только о хорошем качественном выборе кадров в тот период. Но происходят метаморфозы с людьми. На самом деле, самые разъедающий душу, сердце и принципы грибок – коррупция. Коррупция, бесконтрольность, вера в собственную непогрешимость, собственные сверхполномочия, сверхспособности. Это происходит с очень многими сотрудниками.

Более того, – этот грибок, вирус коррупции настолько глубоко занесен в систему, что начинает все больше поражаться этим вирусом. Смотрите последние увольнения и скандалы – сотрудники, которые отмечают свои дни рождения за миллион долларов, – если отмечаешь за миллион долларов день рождения, значит, понимаем, что в кармане это не последний миллион долларов. Посмотрите все эти факты крышеваний, все эти конфликты таможней и спецслужб по «Трем китам», – ну, много чего там есть.

Я не хочу всех мазать одной краской – конечно, там огромное количество людей приличных, честных офицеров, но не они диктуют правила игры. Сегодня, к сожалению, вся эта правоохранительная система превращается в инструмент обслуживания режима – уже не народа, не власти, не государства, а режима. И это очень плохо. Потому что мы знаем, чем все это закончилось, когда у нас было НКВД. Это не только репрессии и ГУЛАГи. Это закончилось еще поражением, по сути, в первые полтора-два года войны чудовищными человеческими потерями.