Тридцатилетняя война - Сесили Вероника Веджвуд

Оставив Пильзен в тылу, Максимилиан двинулся на Прагу и в середине октября встретил разношерстные силы Фридриха у Рокицан в двух днях походного марша до столицы. Король находился в полевом лагере, тщетно пытаясь примирить Турна и Ангальта. Через несколько дней сюда примчался Мансфельд и провозгласил, что срок контракта истек и он снимает с себя все обязательства, поскольку у Фридриха нет средств для его продления[275].

Фридрих все еще доверял Бетлену Габору, снова захватившему Венгрию. Однако его воинство, посланное на подмогу чехам, больше вредило, чем помогало. Необузданная вольность солдат Габора окончательно настроила крестьянство против короля, и они во время фуражных набегов нападали на его союзников и дрались между собой[276]. Они убивали своих пленников, а одного из полковников Максимилиана так зверски мучили (Фридрих вмешался слишком поздно), что тот, вернувшись в Австрию, вскоре умер[277].

Тяжело было обеим армиям. Они шли по уже разоренным землям, безлюдным или сгоревшим деревням, по дорогам, усеянным смердящими трупами павших животных. После слякотной осени очень быстро надвигалась зима, и солдат косила лихорадка, усугублявшаяся голодом.

4 ноября в чешской армии отмечали годовщину коронации Фридриха. Праздника не получилось, солдаты пригрозили поднять мятеж, если им не выдадут жалованье. Бунт не состоялся только из-за близости противника[278]. Ангальт и Турн наконец согласились по одному пункту: надо действовать, и действовать быстро. Короля беспокоила Прага, где снова, как в заточении, пребывала его жена.

Конфликт, правда, менее острый, возник и между Максимилианом и императорским генералом Бюкуа. Они не поделили первенство. Максимилиан считал себя главнее в силу договора с Фердинандом. Бюкуа не хотел уступить ему командование операциями, которые он уже проводил без чьей-либо помощи. Фердинанд разрешил спор, заявив официально, что главнокомандующим его армии была и остается Пресвятая Дева Мария, кому «мы вверили свою судьбу»[279]. Но эта формула не сняла другие проблемы, стоявшие перед Максимилианом и Бюкуа. Войска были истощены, голодны и поражены чумой. Глупо, считал Бюкуа, идти вперед в осеннюю распутицу, когда все вокруг закрыто туманами, и по землям, на которых не осталось ни фуража, ни провианта, и уже частично занятым неприятелем[280]. Максимилиан настаивал на немедленном захвате Праги. После падения столицы восстанию быстро будет положен конец. Он не был генералом, но политический инстинкт подсказывал ему верное решение.

В ночь 5 ноября чехи украдкой отошли для защиты Праги. Как только загрузились все многочисленные громоздкие повозки Максимилиана, императорские и баварские войска отправились в путь. В продолжение тридцати шести часов две армии двигались почти параллельными курсами: чехи — по дорогам, их противник — по лесистым холмам — и не видели друг друга в густой ноябрьской мгле. Вечером 7 ноября Ангальт остановился в нескольких милях от Праги. Король объехал на коне ряды воинов, призывая их не изменять правому делу чехов, и ускакал в Прагу убеждать сейм дать деньги на жалованье армии. Воспользовавшись темнотой, Ангальт свернул лагерь и повел армию на просторную возвышенность, испещренную меловыми карьерами и называвшуюся Белой Горой. Она поднималась над городом, и ее отделял от наступавшего противника небольшой ручей. К часу ночи Ангальт занял вершину холма. Он уверял короля, что сражение маловероятно, и, поскольку солдаты заснули, не получив приказов на утро, Ангальт, похоже, на самом деле исключал возможность скорой битвы.

Тем временем разнузданное войско Бетлена Габора продолжало грабить деревни, и холмистый горизонт то здесь, то там озарялся вспышками пожаров. Один такой всполох осветил чешские отряды, пробиравшиеся к Белой Горе. Их заметили дозоры католиков, и около полуночи Максимилиан и Бюкуа начали преследовать противника.

Ранним туманным утром 8 ноября в чешский лагерь прискакали люди из войска Бетлена Габора. Их спугнул с заставы дозорный отряд Тилли, изучавший на рассвете окрестности, и, прежде чем Ангальт сообразил, что католики совсем близко, они перешли ручей и укрылись под крутым склоном, где их не могли достать пушки Ангальта, в одной четверти мили от чешских позиций.

Туман все еще не рассеивался, и Ангальт решил, что католики не пойдут в атаку до тех пор, пока не прояснится: им надо подниматься в гору, и, кроме того, противник не знал ни численности, ни расположения чешской армии. Тем не менее в семь-восемь часов утра он спешно вывел войска за бровку холма, разместив их по фронту почти в одну милю. Позднее, объясняя причины своего поражения, Ангальт оценивал численность чешской армии в пятнадцать тысяч человек, а противника — в сорок тысяч. Его данные в отношении собственных сил, возможно, соответствовали действительности, но численность войск противника он завысил по крайней мере вдвое.

На дальней правой стороне обороны Ангальта находился парк, называвшийся «Звезда», и у его стен были срочно сооружены брустверы. На дальней левой стороне холм круто спускался к рыхлым намокшим пашням. По краям Ангальт поставил кавалерию, в центре поместил пехоту и артиллерию, но, опасаясь мятежей[281], раздробил полки и рассредоточил германских профессиональных всадников среди чешских пехотинцев-новобранцев. Основная часть немцев оказалась на левом фланге, а чехов — на правом. Королевский стяг, желтый бархат с зеленым крестом и девизом «Diverti nescio» («Отступать не умею»), стоял в центре. Неверным венграм Бетлена Габора, расположившимся на отдых под парком «Звезда», Ангальт приказал перейти на другую сторону холма и занять позицию на левой стороне, откуда они могли атаковать фланг противника.

Католики оккупировали нижний склон холма. Баварцы Тилли встали на левом фланге перед чехами, войско Бюкуа расположилось справа напротив немцев, пехота, поддерживаемая небольшим кавалерийским резервом, заняла позиции в центре. Бюкуа, незадолго до этого дня тяжело раненный и не командовавший боем, по-прежнему возражал против рискованного сражения в условиях, когда чехи имеют очевидное позиционное преимущество. Он настаивал на том, чтобы выманить их с холма, обойдя Белую Гору с фланга и создав угрозу Праге. Максимилиан же упорствовал, рвался в бой и приказал Тилли атаковать чехов у парка «Звезда», с тем чтобы испытать их силу. Чехи выстояли, Тилли откатился обратно, но Максимилиана это не поколебало. Туман рассеивался, и католики созвали военный совет. Максимилиан был непреклонен, заместителям Бюкуа пришлось пойти ему на уступки. «Сальве, Регина!»[282] — раздались возгласы. И с именем Пресвятой Девы Марии католики приготовились к атаке.

Проволочка убедила Ангальта в том, что противник, находившийся в менее выгодном положении, отойдет без сражения. Он был ошеломлен, когда Тилли при поддержке артиллерии внезапно двинулся на холм. Сначала чехи держались, а на левом фланге храбрейший сын Ангальта чуть ли не потеснил имперцев Бюкуа. Но имперцы справа тоже пошли в атаку, пехота в центре под прикрытием пушек развернула наступление на плато. Мятежный и плохо вооруженный центр вскоре рухнул, противник завладел двумя штандартами, и офицеры тщетно пытались вернуть солдат на позиции, угрожая мечами.

Израненный Бюкуа поднялся с постели, приказал подать ему коня и повел в бой резерв императорской армии на поддержку главного натиска. На левом фланге юного Ангальта сразили; он упал, окруженный врагами; его солдат охватила паника, и они побежали, прорываясь через свои же ряды. На дальнем левом краю венгры, растерявшиеся от первого удара Тилли, толпой хлынули вплавь через Молдау. Левый фланг обороны чехов рассыпался, и они разрозненными отрядами в панике начали отходить к Праге. Ангальт, охрипший от крика на своих сподвижников — Александра, Цезаря и Шарлеманя, — не мог остановить массовое бегство и вынужден был последовать за ними. Католики захватили знамя короля, сотню штандартов и все пушки. Оставались на своих местах у стен парка «Звезда» лишь моравские лейб-гвардейцы, ни один из них не сдался в плен.

В Праге в это время король и королева ужинали с двумя английскими посланниками. Они пребывали в хорошем настроении, и Фридрих заверял британцев, что не будет никакого сражения: противник слишком слаб и скоро отступит. Ему так сказали, а он привык верить в то, что ему говорят. После ужина он все-таки решил съездить и посмотреть на своих бравых солдат. Выехав за ворота, король сразу же натолкнулся на первых беглецов, а пока расспрашивал их, появился и сам Ангальт, растрепанный и ошарашенный. Тогда-то Фридрих и понял, что сражение не только состоялось, но и проиграно[283].