Перстень альвов, кн. 2: Пробуждение валькирии - Елизавета Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моя мать сказала, что этот перстень заклят силой светлых альвов, – продолжал Хельги. – И на нем заклинание… На кольце начертаны семь рун: «турс», «кена», «гиав», «соль», «э», «беркана», «инг». Верно?
– Да, – Эйра кивнула. Заклинание любви, обвивающее перстень, она знала на память.
– И сила его такова… Моя мать принесла его, чтобы он зажег любовь ко мне в сердце той, которой я его передам. Она сказала: «Тебя полюбит та, которой ты его подаришь, и ничто в мире не сможет разлучить вас. Перстень направит ваши пути друг к другу и свяжет вас навеки».
– И что же? – прошептала Эйра. Она смутно чувствовала, что все это имеет самое большое значение и в ее собственной судьбе, но от растерянности не могла сообразить, какое же именно.
Близость Хельги мешала ей думать: от него исходили явно ощутимые волны какой-то мощной горячей силы, которая сбивала ее с толку, заставляла пальцы дрожать. Взгляд его серых глаз, дружелюбный и проницательно-заинтересованный, пронзал ее насквозь, влек и притягивал, так что хотелось забыть обо всем и смотреть ему в глаза, не отрываясь.
– Я послал его Альдоне дочери Вигмара, но она не получила его. Его перехватил по пути Бергвид…
Эйра ахнула. Теперь она поняла, что произошло. Но это было так ужасно, так нелепо и притом сокрушительно, что она не сразу решилась сказать об этом. Перстень подарил ей не только видения Альвхейма. Он дал ей и то, что навек определило ее судьбу, – любовь к Бергвиду. Любовь, которая предназначалась другим и для другой, а значит, была украдена! Мысль об этом наполнила Эйру стыдом, тоской, унижением, и она опустила голову.
– Бергвид подарил мне его, – прошептала она. – Он обручился со мной этим перстнем. Он прислал мне его из похода, и я полюбила его прежде, чем увидела…
– Полюбила его? – недоверчиво переспросил Хельги. Он уже понял путь перстня, но в подобное его действие не поверил. – Этого не может быть. Он заклят на любовь ко мне, а не просто к тому, кто его подарит.
– Но заклят на любовь Альдоны!
– Нет, – Хельги качнул головой. Он помнил все, что услышал на кургане от своей юной матери. – Она не назвала имени девушки и ничего не сказала о том, кто это будет. Она сказала только: та, которой ты его передашь. Она не говорила, что это обязательно должна быть Альдона. Это могла быть любая другая девушка.
– Но вышло так… – начала Эйра и запнулась.
«Вышло так, что я получила перстень от Бергвида и полюбила его!» – хотела она сказать, но, уже начав, вдруг усомнилась: а так ли все вышло? Отвернувшись от Хельги, она прижалась лбом к холодному гладкому боку камня и постаралась вспомнить все сначала. Она заново шла тем путем, который проделало ее сердце, но видела везде лишь обман и заблуждение. Это открытие давно созревало в ней, и вот наконец час прозрения настал. Она никогда не любила Бергвида. Она любила образ героя, вновь родившегося Сигурда, в котором так нуждался Квиттинг и который вырос в ее сердце раньше, чем появился наяву. Она отнесла этот образ к Бергвиду, надела на него свои мечты, как чужую одежду, просто потому, что не знала никого другого. Любовь расцвела в ее сердце, пока она любовалась перстнем, еще не зная того, кто его подарил. Воистину она не знала, от кого исходит чудесный подарок! Но и после, когда она поняла, что такое Бергвид, поняла, что приняла за Сигурда дракона Фафнира, злобную губительную силу приняла за силу возрождения, – она и тогда продолжала любить, уже не зная, кого же любит…
Но Бергвид! Ведь она обручена с ним! Перстень, заклятый на доброе и светлое дело, попал к ней дурным путем и жестоко отомстил, причинил ей ужасное зло, погубил ее! И вот теперь ей все открылось.
Долго спала я,долог был сон мой —долги несчастья!Виновен в том Один,что руны снане могла я сбросить,[6] —
эти слова несчастной валькирии-ослушницы Эйра могла бы повторить с полным правом. Как долго она жила в плену обманных чар, ложной любви, какое несчастье навлекла на себя в ослеплении!
– Но я не хочу отнимать его у тебя, – сказал Хельги, почти неожиданно для себя самого.
Поднимаясь в святилище мимо старых поминальных камней, он имел своей главной целью найти перстень и вернуть его, но сейчас уже не помнил, зачем его возвращать. При виде молчаливого отчаяния Эйры, горестного трепета этого подвижного, ранимого, глубоко чувствующего существа он забыл обо всем прочем. Хотелось немедленно что-то сделать, как-то утешить ее. Было бы страшным злом причинить ей какую-то обиду!
– Если уж так вышло, что этот перстень решил твою судьбу, то было бы несправедливо разлучать тебя с ним, – добавил он.
Справедливость по отношению к ней была важнее всех перстней мира.
Эйра повернула к нему лицо, и в ее темных глазах блестели слезы такой мучительной тоски, такого беспросветного отчаяния, что сердце Хельги перевернулось, и он накрыл рукой ее руку, лежащую на боку валуна, словно хотел взять у нее хоть часть этого страдания.
– Твой перстень! – почти простонала Эйра, и Хельги понял, что боль ей причинила встреча с даром Альвхейма, а не грозящая разлука с ним. – Он погубил меня! Он обманул, заворожил меня! Из-за него я полюбила Бергвида… думала, что полюбила! Я дала ему обет стать его женой! Я погубила себя!
– Погубила? Но почему? Если ты его любишь, то…
Эйра снова прижалась лбом к камню, ее плечи вздрогнули, и Хельги замолчал. Он привык считать любовь драгоценностью, счастьем жизни, а сейчас вдруг понял, что для Эйры все обернулось иначе. Первая растерянность прошла, в мыслях всплыло вполне очевидное соображение, что любовь к Бергвиду сыну Стюрмира и обручение с ним никак не могло сделать девушку счастливой. Он ведь еще в Каменном Кабане слышал рассуждения тамошних женщин: и как это, дескать, дочку Асольва угораздило полюбить этого изверга – ну, да ведь она всегда была слегка «того», чему тут удивляться? Тогда Хельги не вникал в женские сплетни, а теперь ему многое стало ясно. Он понял, что женщины с Золотого озера подразумевали под расхожим выражением «того» – нездешний свет в глазах Эйры, неутолимое стремление к высшему, далекому, неведомому… Пылкость души, неудовлетворенной малым и обыденным, жаждущей огромного, вечного… Это стремление и привело ее к Бергвиду. Хельги видел, что Эйра далеко не глупа, что ее сердце отзывчиво и горячо, чувства сильны. Ведь кюна Хельга сказала ему о перстне альвов: «Он усиливает в человеке все его качества… Тому, в ком сердце тянется к любви, он даст любовь». Так и вышло: все пылкое существо Эйры тянулось к возвышенной любви, и перстень альвов дал ей любовь… к Бергвиду, потому что иного героя рядом не оказалось, а больше ждать она не могла. И теперь она понимает, что ошиблась, что драгоценный дар Альвхейма ослепил ее, повернул на ложную дорогу и вверг в несчастье. Когда идешь, глядя в облака, так легко споткнуться…
Хельги молча смотрел на ее склоненную голову и тонкую белую полоску пробора в густых темных волосах. Не зря он так ужаснулся, узнав, что перстень не попал по назначению. Сбившийся с пути подарок натворил еще больше бед, чем он предполагал. Мало того что он не вызвал в Альдоне любви к нареченному жениху. Он решил судьбу совсем другой девушки, и это было гораздо серьезнее. Бергвид, Альдона, даже сам Хельги – все отступило куда-то в тень, на виду осталась одна Эйра, пострадавшая безвинно и больше всех. Она наказана за жажду любви, и боги не стоят названия Высоких и Светлых, если дадут этому наказанию свершиться!
Хельги так ясно ощущал ее губительную тоску и отчаяние, словно они были его собственными. Казалось, так недавно он поднялся к площадке святилища и увидел ее под этим самым валуном, но как много уложилось в это малое время! Все ее чувства, вся душа, весь внешний и внутренний облик Эйры, казалось, лежали у него на ладони, и ни одну женщину на свете он не знал лучше, чем ее. Думая об Альвкаре, он думал о ней; мечтая об Альдоне, он мечтал о ней. Все на свете лучи, когда-либо озарявшие женскую красоту, нежность, стойкость и преданность любви, стянулись и упали на нее, и образ ее засветился ярче драгоценного камня в ее перстне. Это его, Хельги, сердце она носила на руке, и сейчас он понял это.
– Ты вовсе не должна считать себя связанной с Бергвидом, если тебе этого не хочется, – негромко сказал он, твердо зная, что в этом и есть корень ее страдания. – Он обманом получил твою любовь, пусть даже он об этом не знал и не хотел обмана. Но теперь все это кончено. Обман раскрылся, и ты свободна.
Эйра повернула к нему голову. От его слов ей вдруг стало легче. Столько дней ее метало и бросало во все стороны, и вот настала тишина. «Обман раскрылся, и ты свободна». Что-то колдовское таилось в этих простых словах, в низковатом спокойном голосе, которым они были сказаны. Эти слова освободили ее от чар, захотелось дышать глубоко и вольно. Так, наверное, чувствовала себя Брюнхильд, когда Сигурд рассек мечом ее кольчугу, освободил ее грудь от гнета и разрушил чары сна…