Шут - Эндрю Гросс

— Да, ваша милость. — Я низко поклонился и улыбнулся. — Дела. Для того я и пришел сюда. И пока не сделаю дела — не уйду. Важные дела… Не столь, конечно, важные, как ваши, ваша милость, но они касаются герцога и…

— Закрой рот, дурак. — Капитан нахмурился. — Тебя ждут здесь? Кто?

— Господин. Собственной персоной.

И моя Софи.

Стражник почесал затылок.

— Господин? Ждет тебя?

— Он ждет всех нас. Наш Господь. — Я состроил гримасу и подмигнул. Люди в очереди уже начали посмеиваться. — Наш сеньор Болдуин. Это он ждет меня. Только пока и сам еще об этом не знает.

— Тебя ждет герцог? — Капитан нахмурился. — За кого ты меня принимаешь, за дурака?

Он чуть не захлебнулся собственным смехом.

Я склонил голову.

— Вы правы, сир. Разумеется, во мне нет необходимости, когда здесь уже есть такой человек, как вы. Конечно, вам ничего не стоит рассмешить весь двор. Стоит только захотеть…

— У нас уже есть шут. Его зовут Палимпост. Что, неудачный денек, а? Не вышло одурачить?

— С дураками всегда так. Только возьмешься кого-то одурачить, как тебя уже самого околпачили.

Я лихорадочно соображал, как смягчить этого неуступчивого олуха. Должен же быть какой-то способ…

Я опустился на колени перед каким-то мальчиком, ждавшим в очереди вместе с отцом-крестьянином. Провел ладонью по подбородку, дернул за нос, щелкнул пальцами, и в руке у меня появилась высохшая слива. Ребенок взвизгнул от восторга.

— Какой грустный день, да, малыш? Неужели смех слабее меча? Только не говори мне, что великий сеньор, герцог Болдуин, боится шута.

Стоящие в очереди захлопали в ладоши.

— Ну же, капитан, — крикнула симпатичная полная брюнетка. — Пропустите шута. Какой от него вред?

Похоже, того же мнения придерживались и стражники.

— Пусть проходит, Альберт. Будет хоть чуточку полегче, а то уж мы здесь совсем заскучали.

— Да, Альберт, — добавил я. — То есть… ваша милость. Будет полегче. Хотя и сейчас не так уж тяжело. Вот… — Я протянул ему свой мешок. — Видите, какой он легкий. Спасибо. Премного благодарен.

— Ладно, проноси свою задницу, — хмуро пробормотал капитан. — Да поживее, пока я не подцепил тебя на копье.

Он ощупал мой мешок и швырнул его мне в руки.

Поблагодарив сурового стражника, я подмигнул зрителям и поспешил пройти через ворота.

Уф, какое облегчение!

Мостик застонал подо мной. Стены замка нависали, будто утесы. За мостиком открылся широкий двор, по которому деловито сновали люди.

Куда идти? Я не знал. Как не знал, здесь ли Софи и жива ли она вообще. Дышать вдруг стало тяжело.

Я огляделся. Солнце стояло высоко, время близилось к полудню. Герцог, наверное, занят делами.

А значит, меня ждет работа. Ведь я — шут.

Глава 42

Двор Болдуина заседал в большом холле, путь к которому лежал через длинный коридор с высокими каменными арками.

Я шел в том же направлении, что и другие: рыцари в штанах и туниках; пажи со шлемами и оружием господ; придворные в цветастых платьях и накидках, с перьями на шапочках; жалобщики как благородного, так и низкого происхождения. Я шел, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть Софи.

Видя меня, встречные улыбались, и я в ответ подмигивал, приседал или подпрыгивал. Пока маскировка срабатывала. Человек в пестрой юбке и чулках в обтяжку, с разноцветными шариками в руках… кто поверит, что от такого может исходить опасность?

Следуя на шум голосов, я подошел к большому залу. Две высокие дубовые двери, украшенные панелями с изображением четырех времен года, были широко открыты, но охранялись солдатами с алебардами.

Сердце глухо застучало. Я здесь. Болдуин на противоположной от входа стороне. Оставалось только проникнуть в зал.

Процедурой рассмотрения дел распоряжался герольд со щитом, на котором был изображен лев, герб герцога. Одних просили посидеть и подождать; другим, едва не лопающимся от важности, позволяли пройти.

Дождавшись своей очереди, я переступил порог и громогласно объявил:

— Хью из Боре, кузен Палимпоста-Фигляра. Мне сказали, что его можно найти здесь. — И в ответ на удивленный взгляд герольда шепотом добавил: — Семейное предприятие.

Герольд покачал головой и, не обнаружив ничего подозрительного, пожал плечами.

— Дрыхнет где-нибудь с собаками. Только держись подальше и не попадайся никому на глаза.

Самое удивительное, что меня впустили.

Я очутился в большом зале высотой примерно в три этажа и в форме вытянутого прямоугольника. Почти все помещение было заполнено людьми, явившимися к герцогу за справедливостью. Одни из них стояли в очереди, другие сидели за длинными столами.

Над гулом десятков приглушенных голосов гремел один. Пробившись через спорящих о чем-то торговцев и ростовщиков, я смог наконец рассмотреть этого человека.

Болдуин!

Он сидел, лениво откинувшись на высокую спинку установленного на возвышении резного дубового кресла. На лице герцога застыло выражение безучастности, отстраненности и скуки, как будто все происходящее здесь отвлекало его от куда более важного и интересного занятия вроде соколиной охоты.

Перед ним, преклонив колено, стоял простолюдин.

Болдуин! При виде этого человека холодок пробежал у меня по спине. Вот уже несколько недель я думал только о том, как вогнать ему в горло лезвие кинжала. Иссиня-черные волосы падали на плечи, а острый подбородок с короткой черной бородкой клинышком выдавался вперед. На нем были свободная рубаха и трико, на плечах — пурпурная с белым мантия.

На ступеньке, чуть ниже Болдуина, примостился и мой новый соперник, Палимпост, костюм которого походил на мой. Придворный шут развлекался тем, что бросал кости.

Разбиравший жалобу бейлиф указал на коленопреклоненного серва и сказал:

— Проситель хочет опровергнуть право первородства, господин.

— Право первородства? — Болдуин повернулся к советнику. — Разве такое право не лежит в основе всего имущественного законодательства?

— Да, мой господин, — ответил советник.

— Для благородных, для богачей — да, — сказал истец, — но мы всего лишь бедные крестьяне. Это стадо овец — все, что у нас есть. Мой старший брат — пьяница. Уже несколько лет он ничего не делает по хозяйству. Мы с женой… у нас нет ничего, кроме фермы. Только так мы платим вам подати.

— А ты сам разве не пьешь?

Болдуин уставился на серва.

— Ну, по праздникам… — Крестьянин заколебался, не зная, что сказать.

— Так, похоже, мне придется решать, как разделить овец между двумя пьяницами, — усмехнулся Болдуин.