Городомля. Немецкие исследователи ракет в России - Вернер Альбринг

Вечером мы выехали поездом из Осташкова. Ночью удобно спали на полках. В середине следующего дня достигли нашей цели — московского пригорода Подлипки. Мы жили на территории научно-исследовательского института номер 88, там же, куда в ноябре 1946-го прибыл наш эшелон из Германии. В этот раз на путях мы увидели специализированный скоростной поезд с измерительной техникой для наблюдения за стартом ракеты. Нас поселили в спальных вагонах. Здесь мы встретились с немецкими коллегами с острова, которые занимались наладкой измерительной и командной аппаратуры. Поезд был оборудован для испытательных стрельб, которые должны были состояться где-то на юге СССР далеко от Москвы. Я очень образовался, увидев возле поезда моего старого знакомого по Блайхероде старшего лейтенанта Тюлина.

Как часто на острове в досаде на плохие условия работы и плохое жизнеобеспечение я говорил: «Вот если бы было похоже на морской бой. Подготовленная эскадра нападала безжалостно, давая бортовые залпы по застигнутому врасплох противнику. Волны наступления со стороны оппонентов катились на наши разработки одна за другой. И, несмотря на внезапность нападения, мы смело защищали наш проект, хотя и были бессильны против хорошо спланированного наступления. Мы с честью выдержали отдельные горячие бои, но тем не менее наше поражение было полным. Весь проект был признан научным советом неудовлетворительным.

Господин Франкль нападал на мои расчеты аэродинамических коэффициентов. Я чаще всего ограничивался линеаризацией расчетов. Он считал это недопустимым и требовал применения метода характеристик. Обсуждение под председательством генерала Гонора, руководителя института, велось на русском языке. Для немцев переводчик переводил только касающиеся нас пассажи. Наши собственные доклады по защите и выступления в дискуссии целиком переводились на русский. Господин Франкль хорошо владел обоими языками и выразил желание взять на себя обязанности переводчика во время дискуссии со мной. Сидящий рядом русский инженер из Городомли, который хорошо говорил по-немецки, шепнул мне: «Будьте осторожны, Франкль искажает Ваши слова при переводе на русский, он иронизирует над ними». Я запротестовал. Но председательствующий генерал не мог отозвать глубокоуважаемого господина Франкля с его двойной должности. Я должен был помочь себе сам. Я стал говорить очень короткими предложениями. После каждого предложения я требовал его перевода от господина Франкля. Ему было неясно, к чему я стремлюсь, и изменение содержания сказанного стало затруднительно.

Я пишу о споре с господином Франклем так подробно только потому, что его критические нападки вызвали у меня большое раздражение. Но это было не типично. Дискуссии с другими рецензентами, к примеру, с ученым, занимавшимся пограничными слоями, профессором Космодемьянским, велись в очень деловом тоне.

Тем не менее, я был не согласен с характером обсуждения нашей работы, осуществленной нами в очень сжатые сроки. Рецензенты благодаря длительному изучению наших разработок сумели хорошо подготовиться к дискуссии. Но то, что в свое время было передано нетерпеливо ожидающим баллистикам, специалистам по управлению и прочности, конструкторам, было всего лишь приближенным решением, которое имело определенный диапазон возможных погрешностей, например 10 процентов от истинной величины. Рецензентами эти расчеты могли изучаться и критиковаться в патриархальном покое. Но ведь нужно учесть и то, что для работы технического проектного института, работающего под нажимом сроков, быстрое представление даже приблизительных решений с учетом названного диапазона погрешностей является чрезвычайно ценным. Для точного решения требуется гораздо больше времени, это очень замедлило бы разработку. Позднейшие уточнения результатов расчета специалистами, которые имеют запас времени и которые могут снизить диапазон погрешности с десяти процентов до двух, приветствуются с благодарностью. Но упрек в том, что быстрые расчеты не гарантируют нужного интервала погрешности, возмутил нас.

Несмотря на наше поражение при первой защите проекта, мы тогда многому научились и в будущем могли противостоять критике гораздо лучше. Научно-технический совет только частично состоял из научных специалистов. В другую часть совета входили высокие офицеры и официальные сотрудники министерства, мнение которых в заключении научного совета было решающим. Неспециалисты мало вникали в содержание сказанного во время дискуссии, больше обращали внимание на внешнюю сторону обсуждения. Проявление слабости легко прочитывалось на лицах и в поведении спорщиков. Русским это, разумеется, было известно. И когда мы, рассматривая все аргументы оппонентов с чисто технической точки зрения, встречали их с недоверием и пытались опровергнуть, то наши противники внешне никак себя не проявляли, они только задумчиво улыбались. Конечно, позже мы тоже стали использовать этот метод.

Переговоры состоялись в первый день Рождества 1948 года, в Советском Союзе это был рабочий день. Там празднуют только Новый год 1 января.

Годом позже на том же научном совете, куда мы приехали уже с переработанным проектом, наша защита прошла с блеском, потому что мы действительно глубоко обосновали научно-техническое содержание наших работ. Я сам представил расчеты с нелинейными уравнениями и показал, как мало они отличаются от результатов решения при линеаризации задачи. Кроме того, благодаря опыту, мы были лучше подготовлены к риторическому тону дискуссии. Заседание проходило в том же здании в Подлипках. Председательствовал на нем полковник Спиридонов, классический тип энергичного и закрытого офицера. Основным пунктом нападок рецензентов был проект автоматического управления. Функции главного оппонента исполнял профессор Мейциев. Это был крупный и сухопарый человек в форме военно-воздушных сил, хорошо говоривший по-немецки. Ему с большим знанием дела возражал гениально одаренный доктор Хох. Интегрирование дифференциальных уравнений с переменными коэффициентами, которые он использовал для системы автоматического управления, проводилось с помощью специальной аналоговой электрической  вычислительной машины «Модель траектории», которая была им разработана и построена в мастерских Городомли. Тогда это была действительно революционная идея. Хох встроил в ракету оригинальную рулевую машинку — автопилот. Итак, общий проект был одобрен — к большому облегчению полковника Спиридонова и господина Победоносцева, а также нашего русского главного инженера из Городомли, Курганова, преемника господина Бош-Коцюбинского. Господин Курганов в последний день перед поездкой в Москву посоветовал мне непременно посетить Третьяковскую галерею. Во всемирно известной картинной галерее среди всех остальных сокровищ можно увидеть оригинальные картины выдающегося русского живописца-импрессиониста Репина{9}. Я бы с удовольствием пошел в галерею, но должен был отказаться от этой мысли. Выполнение длинного списка заказов — покупки для жены, знакомых и друзей, при таких редких поездках в Москву было важнее.