Вечность и день - Виктория Чанселлор

— Ты не захотела выслушать меня вчера, — мягко заметил Гифф. — Не веришь, когда я говорю, что самое важное для меня: чтобы ты была счастлива.

Она отвернулась к окну, в темном окне его фигура отражалась, как в зеркале.

— Не знаю, чему верить, — с отчаянием воскликнула она.

— Верь мне, Линда. Я не причиню тебе вреда. Разреши мне прогнать твои ночные кошмары.

— Ты не сможешь.

— Смогу.

— Как? Скажи, как ты сможешь прогнать их? Ты даже не знаешь, что я видела во сне.

Он спокойно смотрел на нее, и это спокойствие завораживало и одновременно выводило ее из себя.

— Почему ты думаешь, что сможешь что-то сделать? — снова спросила она.

— Не знаю. Знаю только одно: если ты доверишься мне, я смогу помочь тебе.

— Я не знаю!

— Ты знаешь. — Он положил теплые ладони ей на плечи, провел по рукам. Не в силах сдержаться, она закрыла глаза и прижалась к его сильной груди. Ей хотелось спрятаться в его объятиях, хотелось верить, что он и есть ее призрачный любовник. Ей казалось, что она растворяется в его сексуальной сущности, вся отдаваясь ему.

— Скажи мне, любовь моя, — попросил он.

— Почему ты так называешь меня?

— Я очень нежно отношусь к тебе. Разве это имеет значение? Я могу называть тебя возлюбленной или дорогой, но предпочитаю выражать то, что чувствую сердцем.

— Ты очень торопишься говорить такие слова.

Не обратив внимания на ее замечание, он снова настойчиво спросил:

— Скажи, почему ты кричала во сне?

— Ты считаешь меня сумасшедшей. Вероятно, это правда. — Она усмехнулась.

— Я не считаю, что ты сошла с ума, — возразил он мягко. — Но тебя действительно что-то угнетает, пусть даже в мыслях. Тебе уже снился этот кошмар?

— Да. Нет. Все начиналось просто как навязчивый сон. Но сегодня ночью сон превратился в кошмар. Я так испугалась.

— Я знаю, любовь моя, знаю, — прошептал он ей на ухо. — Ты кому-нибудь рассказывала об этом?

Линда покачала головой:

— Нет.

— Тогда расскажи мне. Когда о чем-то рассказываешь, все выглядит не так страшно. А если все держать в себе, можно, действительно, свихнуться.

— Ты, правда, хочешь услышать эту историю с самого начала?

— Да.

Повернув ее лицом к себе, он поднял ее голову. Он хотел, чтобы она смотрела на него. Его глаза светились спокойствием, и она почувствовала, что все должна рассказать ему, словно от этого зависело ее нормальное психическое состояние.

— Хорошо.

Гифф опустился на кровать, прислонившись к спинке и вытянув длинные ноги.

— Поди сюда, сядь рядом, — предложил он.

— Я только расскажу.

— Как хочешь. Просто я хотел, чтобы тебе было удобно.

Линда понимала: очень рискованно сидеть на кровати рядом с мужчиной, таким загадочным и соблазнительным, который фактически вломился к ней в дом. Но сейчас она ничего не боялась, забыв свои прежние страхи. Она верила, что он сдержит слово, защитит ее.

Может быть, в ней говорила логика и интуиция, или сны так повлияли на нее. Теперь она хотела верить только своим чувствам.

— Помнишь, мы говорили о том, что случилось со мной и Джерри во время спиритического сеанса?

— Конечно.

— Мы с Джерри каким-то образом вступили в контакт с английским офицером, который умер в 1815 году.

— Да, с Уильямом Говардом.

Линда повернулась к нему:

— У тебя действительно хорошая память.

— Надеюсь.

Нахмурившись, она отвернулась, задев его плечом. Ее удивило, что он запомнил имя, которое она назвала однажды. Он слегка обнял ее, и она продолжала:

— Около двух недель мы разговаривали с ним, он стал совершенно реальным для меня, сама не знаю почему. Вероятно, потому, что я всегда любила историю, гораздо больше, чем Джерри. Я всегда думала о нем как о моем офицере.

— Понимаю.

— Однажды вечером мы разговаривали с Уильямом, и вдруг нас кто-то или что-то прервало. Мы с Джерри почувствовали, как в комнате словно появился злой дух, который заполнил все вокруг. Мы испугались, но заговорили с ним, его звали Морд. Потом мы уже так перепугались, что не могли находиться в комнате, убежали и больше никогда не разговаривали с Уильямом.

— Что сказал Морд?

При мысли о Морде Линда вздрогнула:

— Он — или оно — сказал, что Уильям мертв. А когда я спросила, не Морд ли убил его, тот ответил: «Убил, убил, убил».

— И ты поверила, что в реальной жизни Морд убил Уильяма.

Линда кивнула:

— Да. Не знаю почему, но действительно поверила. Понимаешь, когда я была в Англии, работала над диссертацией, я пыталась выяснить, не существовал ли он на самом деле.

— Он действительно существовал?

Она кивнула:

— Да. И это вызывает жуткое ощущение. Я не выдумала его, он действительно существовал. Он родился в Суссексе в 1786 году и был убит под Ватерлоо в 1815 году, это все, что мне удалось узнать. Он был офицером-драгуном в войсках легкой кавалерии. Нас разделяют сотни лет, но он жил.

— И умер.

— Да, и в этом вся трагедия. Я понимаю, теперь он все равно был бы мертв. Но в свое время у него не было возможности стать по-настоящему счастливым.

— Ты выяснила, как он умер?

— Нет. Знаю только, что он был в войсках, сражавшихся в Испании, и участвовал в битве при Ватерлоо, под командованием Веллингтона.

— Значит, тебе снится Уильям Говард.

Линда представила, что рассказывает Гиффу, как она видит во сне Уильяма, и покраснела.

— Да, снится.

— А какие сны ты видишь?

— Просто… сны.

— Страшные?

Она беспокойно заерзала на кровати, стараясь подальше отодвинуться от него, не чувствовать теплоты его сильного тела.

— Нет, не страшные, — еле слышно ответила она дрожащим голосом.

— Ты не хочешь говорить мне.

— Не хочу.

— Тогда я делаю вывод, что сны действуют на тебя… возбуждающе.

— Ну… да. Но я не хочу это обсуждать.

— Видимо, мысли об Уильяме постоянно преследует тебя. В своих снах ты видишь его живым. Можно предположить, что во сне он занимается с тобой любовью, — мягко заметил Гифф.

Она почувствовала на висках его дыхание.

— Пожалуйста…

— Что «пожалуйста», дорогая Линда?

— Не заставляй меня говорить об этом.

Гифф так долго молчал, что она повернулась и с удивлением посмотрела на него. Его лицо смягчилось, как будто он все узнал, как будто во всех подробностях представлял себе ее эротические сны.

— Я не заставляю тебя рассказывать что-то против твоей воли. Я не тороплю тебя, — наконец сказал он.

Покраснев, она отвернулась и уставилась в стену.