Литературная Газета 6483 ( № 41 2014) - Литературка Литературная Газета
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возникает, дежурный как «здрасьте»,
вымыть руки бесплатный совет,
а в тарелке дымится борщастье.
Всё, что пахло укропом с утра
и ботвой помидорной немножко,
ждёт летальный исход – кожура,
угодившая в штопор с картошки.
Рибле-крабле, опять – ни рубля:
настоящее тянет резину.
Заготовим корма корабля
и укатимся с палубы в зиму.
Окончательно сядем на мель,
открывая невольничий рынок:
Наступает за мартом форель
и сосульки летающих рыбок.
А пока, в непролазной ночи,
не болит и живётся как проще.
Муэдзин с минарета кричит,
словно пробует бриться наощупь.
В итоге
В глазах стрекозы воздух теребят,
прессует солнце корку апельсина.
Нечистой силе верится в тебя –
поэтому где только не носило,
чтоб выяснилось в юности тупой –
любой порядок гладит против шерсти.
Любимая, не бойся, я с тобой,
хотя мы никогда не будем вместе.
За душу, не ушедшую в печать,
обложит матом облачность литая.
Пришла пора цыплят пересчитать –
но осень так упорно не считает,
проводит жёлтым ногтем по уму
и высадит у мусорного Баха.
По-русски новый дворник ни му-му,
одна печаль – кастрюля и собака.
Мы, словно ртуть, гуляем по кривой –
кому сказать, мол, градусник стряхни нам?
Травиться будем осенью – листвой,
что с веток осыпается стрихнином.
Над головою птица ореол
за воротник закладывает галсы.
А я архива так и не завёл –
пытался, только ключик потерялся.
Звёздная болезнь
Щёки высохшей краской заляпаны –
впору дать стрекача с кинопроб.
Галстук Бродского, шляпа Шаляпина,
нафталин – вот и весь гардероб.
Ищем в кадре пропавшие вещи мы,
режиссёр – в хрустале, иже с ним.
Ослепительных молний затрещины
объезжаем путём тормозным.
Ну а в Каннах: мулатки в испарине,
и похлопать кого по плечу –
как шнурок из ботинка Гагарина,
по ковровой дорожке скачу.
До небес многоярусной ясности
мы сегодня дотянемся, нет?
Стань подружкой моей безопасности,
безотказной в последний момент!
Жизнь насекомых
Вот финал августовского блица –
разорённый мышами бисквит.
Прорябина в прорабстве томится,
как электропроводка искрит.
Звёзды сыплются птичьим помётом,
а в сенях, неподвижен и сух,
злой комар вертикального взлёта
прикорнул на липучке для мух.
Снова в яблоко лезут личинки,
а в рассержаной хлеб – лебеда.
Всё наладится после починки,
будто рыбка – совсем без труда.
Нам такая погода полезней –
пустырём, где росли огурцы,
жеребцы выступают за резвость,
а за трезвость – другие борцы.
Этой ночью попробуй не спиться –
за бокалом с домашним вином,
перелистывай взглядом страницы,
что печатает дождь за окном.
Теги: Алексей Остудин
Продержаться бы до весны
В сентябре наша газета рассказала о судьбе беженцев из Краснодона ("Война - ещё не повод бежать из страны", «ЛГ», № 36), которых на своей исторической родине чиновники миграционной службы и местные власти встретили совсем не по-родственному. Помогали люди простые, нечиновные, порой незнакомые и живущие далеко от их деревни. После публикации в адрес моих героев пошли посылки с вещами, денежные переводы.
Читатели спрашивали: как всё-таки сложилась судьба краснодонцев дальше?
Отвечаю. Ещё в сентябре будущее их просматривалось туманно. Проходили все мыслимые сроки, а они по-прежнему оставались без денег, без документов, а главное – без статуса, то есть без права жить и работать в России. Внучка Даша пошла было в школу. Вернее, не пошла – поехала. Школьный автобус увозил её из деревни в райцентр по грунтовой дороге в 6 утра и привозил в 6 вечера. Такой ритм она выдержала недолго. Как и её мама, дочь Надежды Александровны, Оксана. Не сумев без статуса устроиться хоть на какую-то работу, она забрала Дашу и уехала назад в Краснодон.
И вот когда отчаяние охватило, казалось бы, всю их семью, им наконец-то предоставили разрешение на временное пребывание в России сроком на три года. В том числе и Надежде, которая родилась и выросла в этой деревне и которая вернулась сюда же, в родительский дом, вместе с парализованной матерью.
А уже наступала осень, холодало, по утрам начинались заморозки. Они входили в зиму без дров, без воды в доме, без денег и тёплой одежды для внучки.
Глядя на их мытарства, в меру сил помогая им, подключая к этой помощи самых разных людей, я думал вот о чём. Хорошо сочувствовать, сидя в тепле и сытости перед телевизорами, беженцам с Украины. Радоваться и даже гордиться, видя, как им быстро оформляют необходимые для проживания в России документы, берут в семьи, организованно рассылают по разным регионам страны, где есть работа и хоть какое-то жильё. Понимаешь, что это за наш счёт, что в будущем в чём-то придётся отказывать себе, но и там, на Украине, и это тоже хорошо понимаешь, фактически идёт война с Россией. Этих несчастных, ни в чём не повинных людей угораздило оказаться в ненужное время в ненужном месте. Оставить их сейчас без помощи – грех великий. Потому и берут в семьи, устраивают на работу, дают крышу над головой.
Но Батурины никак не вписывались в эту пасторальную телевизионную картинку. Может, думал я, им надо было дождаться, когда их дом разбомбят, ехать под обстрелом и, если посчастливится не быть убитыми, пересечь границу вместе с основным потоком беженцев, который случился чуть позже. И тогда всё было бы как у всех.
Или это только перед телекамерами без проволочек оформляют документы и устраивают на работу? А без телекамер у всех так же, как у Батуриной? Молодая девушка в модных очках из ФМС Тверской области, которая ляпнула, что, мол, война ещё не повод бежать из страны, она, сама-то, что знала о войне? Она не пряталась от пикирующих самолётов, не ждала каждую ночь прилёта снаряда в свою квартиру, не хоронила соседей, попавших под внезапный обстрел, не стирала с двери оскорбительные националистические надписи. Она клерк. Функционер. Может, с друзьями, родственниками тоже сочувствует жителям Донбасса. В приватном разговоре, заметил я, каждый чиновник вроде как нормальный человек и уж точно патриот, но когда касается дела, а уж тем более личной ответственности[?] Так и здесь. Выполняя свои профессиональные функции, она действует уже не так, как велит ей совесть (если она есть, правда), а как велит начальство. Как учат. А учат не всегда тому, что декларируют.
Не знаю, какие установки спускала нынче своим подчинённым миграционная служба России, но прежде, в конце 90-х – начале 2000-х, когда шёл поток вынужденных переселенцев, а проще говоря, наших же соотечественников из Средней Азии, негласная установка была «не пущать». Нет, перед телекамерами Россия радушно улыбалась приезжим, но и только. Потому что денег на обустройство этого потока не было, а гражданство требовало трат – на трудоустройство, медобслуживание, соцобеспечение. И очень скоро вынужденным переселенцам чиновники научились чинить всяческие преграды. Действовали, как у нас частенько бывает, не по закону, а по негласным ведомственным установкам. Соискатели проходили через сито неимоверно сложных ведомственных проверок. В конце концов купить гражданство оказалось легче, чем получить его. Главным разрешительным фактором стал кошелёк. Возникла парадоксальная ситуация: представителей коренных наций из Закавказья и Средней Азии Россия брала под свою защиту, а русских, которых эти представители и выдавили из своих республик, нет. Вот и сейчас купить российское гражданство не проблема, и те украинские олигархи, которых бандеровцы не признают своими, воспользуются этой возможностью. Лишённые же всего беженцы на этом рынке неконкурентоспособны.
Летом 2002 года вышел новый закон о гражданстве, который и вовсе закрыл перед нашими соотечественниками, волею судеб оказавшимися за пределами своего исторического Отечества, пограничный шлагбаум. Дескать, было время подумать, и те, кто хотел приехать, уже приехали.
Может, по этой же старой схеме, инерционно, и продолжают сегодня работать миграционные службы на местах? А программа переселения соотечественников, не подкреплённая деньгами, так на бумаге и осталась? По крайней мере другим моим знакомым, тоже рождённым в России и тоже бежавшим из Луганской области к родным в Питер, так и сказали: надейтесь в лучшем случае на «упрощёнку», никакого льготного переселения вам не светит – нет денег.