Период разделения Русской Церкви на две митрополии - Митрополит Макарий

Последнее (15-е) правило составляет собственно заключение соборного деяния и имеет целию утверждение и ограждение всех постановленных Собором правил. «Если, – говорят святители, – господарь или какие-либо вельможи и власти будут присылать к митрополиту или епископу, чтобы исполнить их волю и нарушить в чем-либо хотя одно из положенных нами соборне определений, то никому из нас на то не дерзать, а всем нам съехаться, на собственный счет, к митрополиту и бить челом господарю и непоколебимо стоять, чтобы закон нашей православной веры не был нарушен. Все это мы соборне, единоумно и единодушно положили, и записали, и утвердили нашими печатьми, чтобы все эти правила нам и по нас будущим митрополитам и епископам беречь и содержать ненарушимо. А если кто-либо из нас или будущие после нас церковные пастыри по своему нерадению или скупости захотят преступить эту заповедь, положенную и утвержденную нами, и за нее не пострадают, те да будут лишены своего сана». Не напрасно с такою силою и настойчивостию отцы Собора желали утвердить постановленную ими заповедь: они видели и сознавали, как велико зло, против которого боролись, и как необходимо положить ему преграду. Особенно эта покупка святительских кафедр и других священных степеней, эта непокорность епископов митрополиту, их неявка на Соборы, нерадение о своих паствах и занятия мирскими делами, эта безнравственная и соблазнительная жизнь вдовых попов, эти своевольные распоряжения князей, бояр и самого великого князя в делах православной Церкви угрожали ей самыми гибельными последствиями. Деяние Виленского Собора, бывшего под председательством митрополита Иосифа Солтана, заметим кстати, служит неопровержимым свидетельством, что Иосиф вовсе не был униатом: во всем деянии нет ни слова ни о папе, ни об унии, ни о каком-либо отношении к папе Литовской митрополии; напротив, отцы Собора говорят только о нашем греческом православном законе и свое постановление о вдовых священниках основали прямо на примере Вселенской великой Константинопольской Церкви.

Издав несколько правил по поводу вопиющих нужд своей местной Церкви, западнорусские иерархи, конечно, понимали, что эти правила могут иметь силу только для православных, но вовсе не обязательны для живущих с ними латинян и, кроме того, далеко не исчерпывают всех церковных канонов и постановлений. И вот, спустя полтора года после Виленского Собора митрополит Иосиф со всеми своими епископами, а также все князья и паны греческого закона и во главе их князь Константин Иванович Острожский, великий гетман, били челом Сигизмунду, чтоб он подтвердил все духовные права, какие только от начала христианства на Руси дарованы были митрополиту Киевскому и подведомым ему епископам на основании Номоканона Восточной Церкви, и положили пред королем грамоты его предка Витовта, отца Казимира и брата Александра, пожалованные в свое время для подтверждения этих прав. Сигизмунд, рассмотрев представленные ему грамоты, дал и от себя такую же грамоту, в которой прежде всего определил: «Имеет Киевский митрополит держать в своей власти все церкви греческого закона в нашей отчине и управлять ими; давать им, по св. правилам, епископов, архимандритов, игуменов и всякий священнический чин греческого закона; судить и рядить как духовных, так и светских и виновных карать и вообще отправлять всякие духовные дела по уставам соборной Восточной Церкви совершенно невозбранно; также и епископы, находящиеся под Киевскою митрополиею, имеют судить и рядить и отправлять все духовные дела в своих епископиях, по давнему обычаю». Затем приказал князьям, и панам, и вообще светским лицам не только греческого, но и римского закона словами известной уже нам такой же грамоты Александра, чтобы они не чинили кривды митрополиту Киевскому и епископам и в церковные доходы и во все справы и суды духовные не вступались, и повторил приказание той же Александровой грамоты панам римского закона, имевшим в своих вотчинах и поместьях православные церкви. Грамота дана Сигизмундом на великом сейме, бывшем в Бресте 2 июля 1511 г., и представляет новое свидетельство, что ни митрополит Иосиф, ни все вообще православные в Литве тогда не знали никакой унии.

В 1514 г. митрополит созвал новый Собор, вероятно в Вильне, на котором обсуждался вопрос об установлении празднования в честь преподобного Елисея Лаврашевского. Этот Елисей происходил от знатных родителей-литовцев. Сначала он служил при дворе великого князя литовского и занимал высокие должности. Потом, любя уединение, удалился в пустыню, где, будучи найден каким-то православным иноком, принял от него монашеское пострижение. Когда молва о его суровой жизни собрала к нему многих желавших подвизаться под его руководством, он построил для них на берегу Немана, неподалеку от Новогрудка, церковь и основал около 1225 г. монастырь, так называемый Лаврашевский, в котором и был первым настоятелем-архимандритом. После многолетних подвигов Елисей был умерщвлен каким-то юношею в ночь 23 октября и погребен в монастырской церкви. У гроба его начали совершаться чудесные исцеления и привлекать к нему толпы усердных чтителей и богомольцев. Во дни польского короля Александра, следовательно, уже в начале XVI в., когда татары вторглись в литовские владения и произвели страшные опустошения вокруг Новогрудка, они не осмелились напасть на Лаврашевский монастырь, а поспешно бежали от него: им показалось, что монастырские дворы наполнены отборною конницею, тогда как там не было ни одного воина. Чудо приписали заступничеству преподобного Елисея, и уважение к нему еще более усилилось в среде православных жителей Литвы. Это, может быть, особенно и расположило митрополита Иосифа созвать Собор, который и определил праздновать преподобному Елисею в день его кончины – 23 октября. Был ли установлен праздник общий для всей Западнорусской Церкви или только местный, не знаем, но несомненно, что его праздновали литовские униаты, прежде бывшие православными, еще в половине XVII в. и что тогда еще существовало какое-то рукописное житие преподобного Елисея на славянском языке, не сохранившееся доселе.

Два Собора, созванные первосвятителем Иосифом, и испрошенная им вместе с епископами королевская грамота о неприкосновенности их церковных прав – все это говорит о деятельности Иосифа как митрополита. Сохранилось несколько известий и о деятельности его как епархиального владыки. Вскоре по своем избрании на митрополию он узнал, что в разных местах подведомой ему епархии многие христиане живут незаконно с женами, без церковного венчания, не хотят крестить детей, не ходят на исповедь, и начал посылать своих слуг, чтобы они брали виновных и представляли к нему на суд. Но местные власти и жители стояли за виновных и не выдавали их. Иосиф обратился к королю, и Сигизмунд издал (10 февраля 1509 г.) окружную грамоту к местным войтам, бурмистрам, радцам и всем жителям, чтобы они не заступались за таких людей, которые нехорошо держат свой закон, а выдавали их слугам митрополита пред королевским дворянином Иваном Черкасом, иначе этот дворянин будет насильно брать виновных и представлять на суд митрополита. Через три с небольшим года Иосиф вынужден был принести новую жалобу королю, касавшуюся, впрочем, одного Слонимского уезда, который, следовательно, принадлежал к митрополичьей епархии. В этом уезде были также православные князья, бояре и другие, которые с женами жили незаконно и не хотели быть послушными в делах духовных поставленным там от митрополита начальственным лицам: десятиннику-дворянину Деннице и протоиерею. Сигизмунд приказал своею грамотою (15 сентября 1512 г.) обывателям Слонимского уезда, чтобы они непременно были послушны и подсудны в духовных делах местному митрополичьему десятиннику и протоиерею. Таким образом, и в епархиях Литовской митрополии, как Московской, кроме главных духовных судов при кафедрах архиереев существовали еще местные духовные суды по округам, или десятинам, – суды десятильничьи.

В другом роде известны нам действия Иосифа в его кафедральном городе Вильне. «Поведали нам, – говорит он в своей благословенной грамоте (от 20 сентября 1509 г.), – сыны нашего смирения, виленские мещане (т. е. граждане) нашего православного христианства греческого закона, братство дома Пречистой Богоматери, что господин святейший Вселенский патриарх Константинопольский прислал им подвижный антиминс, и просили нас, чтобы мы дозволили служить на том антиминсе Божественную службу пред ними в странах польских, немецких и других, где случится им быть в дороге. И мы на просьбу и желание их благословили и дозволили им то иметь, посему, когда какому-либо священнику придется ехать с ними из Вильны в какую бы то ни было сторону, мы благословляем того священника и дозволяем ему служить пред ними Божественную службу на том антиминсе». Грамота указывает на частный и неважный случай, но имеет большой исторический интерес: она свидетельствует о том живом церковном единении или унии, какую имели митрополит Иосиф Солтан и его духовные дети с Вселенским патриархом Царьграда, а отнюдь не с папою Римским и в первый раз упоминает о братстве, существовавшем при виленском Пречистенском соборе. Это уже второе братство в Вильне, отличное от братства кушнерского, которое было основано полстолетия тому назад и не числилось при какой-либо одной виленской церкви. «Братство дома Пречистыя Богоматери» называлось не по имени какого-либо цеха или сословия виленских граждан, а по имени кафедрального собора, на котором, конечно, и сосредоточивало свои попечения, и имело характер братства вполне церковного.