Узы крови - Сидни Шелдон

– Я тебя хочу!

И всякий раз она мягко отказывала.

Они не понимали, в чем дело. Зная, что она красива, они, сообразно той же мужской логике, наивно полагали, что она должна быть глупа. Им и в голову не приходило, что она была умнее их. Где ж это видано, чтобы девица была одновременно и красива и умна?

Итак, Элизабет гуляла с мальчиками, чтобы не перечить отцу, но все они были скучны ей.

Как-то на виллу приехал Рис Уильямз, и Элизабет саму удивило, как она обрадовалась его приезду. Он даже стал еще более красивым с того времени, как она впервые увидела его.

Рис, казалось, тоже был рад ее видеть.

– Что произошло с вами? – спросил он.

– В каком смысле?

– Вы в зеркало смотрелись сегодня?

Она зарделась.

– Нет.

Он обернулся к Сэму.

– Либо молодые люди тупы, глухи и слепы, либо скоро Лиз нас покинет.

Нас! Элизабет было приятно, что он сказал «нас». Она старалась по возможности не отходить от обоих мужчин, подавая им напитки, выполняя их мелкие поручения, радуясь тому, что видит Риса. Сама, оставаясь незаметной, она с восхищением прислушивалась к их деловым разговорам: о слиянии компаний, о новых заводах, о лекарствах, которые успешно шли на рынке, и о тех, что не котировались на нем, о причинах такого рода неудач. Говорили они и о своих конкурентах, планировали стратегию поведения и контрмеры, которые необходимо предпринять, чтобы блокировать их решения. В ушах Элизабет все это звучало прелестной музыкой.

Однажды, когда Сэм работал в своем башенном кабинете, Рис пригласил Элизабет на ленч. Она предложила поехать в «Красный лев» и с интересом наблюдала, как Рис с местными мужчинами играл там в дартс. Ее поражало, как запросто он держался с ними. Он везде был на своем месте. Однажды она услышала одну испанскую поговорку, смысла которой не могла постигнуть до тех пор, пока не увидела играющего в дартс Риса: «этот человек вольготно чувствует себя в своей собственной шкуре».

Они сидели за небольшим угловым столиком, накрытым красно-белой скатертью, на которой стояли картофельная запеканка с мясом и эль, и разговаривали.

Рис попросил ее подробнее рассказать о школе.

– В общем, там не так уж плохо, – призналась Элизабет. – Во всяком случае, я поняла, как мало знаю.

Рис улыбнулся.

На такое признание решаются немногие. Вы заканчиваете школу в июне, да?

Элизабет удивилась, откуда ему это было известно.

– Да.

– А чем хотели бы заняться потом?

Она и сама неоднократно задавала себе этот вопрос.

– Честно говоря, не знаю.

– Может, собираетесь выйти замуж?

На какое-то мгновение у нее замерло сердце. Но она тут же сообразила, что ничего личного в этом вопросе не было.

– Не за кого.

На ум пришло воспоминание о мадемуазель Аррио, прелестных обедах перед пылающим камином, снеге, падающем за окном, и она невольно рассмеялась.

– Секрет?

– Секрет.

Ах, как ей хотелось поведать ему этот секрет, но она ведь почти ничего не знала о нем. Скорее всего, не почти, поправила себя Элизабет, а вообще ничего не знала о нем. Он был очаровательным незнакомцем, однажды пожалевшим ее и из жалости пригласившим отпраздновать свой день рождения в роскошном парижском ресторане. Она знала, что он был незаменимым в делах фирмы и что отец во многом полагался на него. Но она ничего не знала о его личной жизни и что вообще он был за человек. Наблюдая за ним, Элизабет чувствовала, что большая его часть была совершенно скрыта от глаз любопытных, что внешне проявляемые им чувства скорее призваны успешно маскировать то, что он действительно переживал, и она задавала себе вопрос: а кто вообще что-нибудь знал о нем?

Рис Уильямз оказался косвенно замешанным в том, как Элизабет лишилась невинности.

Мысль о том, что пора обзавестись мужчиной, все более привлекала Элизабет. Частично это шло от полового влечения, которое волнами накатывало на нее столь внезапно и охватывало столь сильно, что причиняло почти физическую боль. Но было в желании и огромное любопытство, желание знать, что это за ощущение. Естественно, она не могла переспать с первым попавшимся мужчиной. Он должен быть особенным, таким, кого она очень высоко ценит и кто, естественно, высоко ценит ее. В одну из суббот отец устроил на вилле большой прием.

– Надень все самое лучшее, – сказал Рис Элизабет. – Я хочу похвастать тобой перед всеми.

Элизабет затрепетала, подумав, что на приеме будет его дамой. Но Рис приехал на прием в сопровождении итальянской княгини, красивой статной блондинки. В гневе и чувствуя себя обманутой, Элизабет оказалась в постели с пьяным бородатым русским художником по фамилии Васильев.

Их короткий роман завершился полным фиаско. Элизабет так нервничала, а Васильев был настолько пьян, что Элизабет так и не поняла, где были начало, середина и конец полового акта. В качестве нежного вступительного аккорда Васильев быстро стянул с себя штаны и плюхнулся на кровать. Элизабет готова была немедленно дать деру, но желание отомстить Рису за его предательство удержало ее на месте. Она разделась и юркнула в постель. Секунду спустя без всякого предупреждения Васильев уже овладел ею. Это было необычное ощущение. Оно не было неприятным, но и земля явно не застыла на своей орбите. Тело Васильева вдруг напряглось и, вздрогнув, обмякло. Элизабет лежала рядом, ничего, кроме отвращения, не испытывая. Трудно было поверить, что это и есть то, о чем ученые пишут книги и что воспевают поэты. Она подумала о Рисе, и ей захотелось плакать. Наспех одевшись, она ушла к себе. Когда на другое утро художник позвонил ей по телефону, Элизабет попросила экономку сказать, что ее нет дома. На следующий день Элизабет уехала назад в школу.

Летела она на борту авиалайнера фирмы вместе с отцом и Рисом. Самолет, предназначенный для перевозки сотни пассажиров, был переоборудован в роскошную летающую гостиницу. В хвосте находились два просторных изящно оформленных спальных отделения с отдельными ванными комнатами и удобный рабочий кабинет, в средней части корабля гостиная, сплошь увешанная картинами, и прекрасно оборудованная кухня впереди, рядом с кабиной пилотов. Элизабет про себя называла этот авиалайнер волшебным ковром-самолетом.

Мужчины почти всю дорогу говорили о делах. Когда Рис немного освободился, они с Элизабет сыграли партию в шахматы. Партия закончилась вничью, и, когда Рис сказал: «Я поражен», она зарделась от удовольствия.

Быстро пролетели последние месяцы школьной жизни. Пора было подумать о будущем. На память пришел вопрос, заданный Рисом: «А чем хотели бы заняться потом?» Она и сейчас не смогла бы на него ответить. Под влиянием старого Сэмюэля Элизабет новыми глазами стала смотреть на дело своей семьи, и ей ужасно хотелось принять в нем посильное участие. Но какое именно? Может быть, начать с помощи отцу? Она помнила легенды о своей матери, которая слыла великолепной хозяйкой, и в этом качестве была незаменимой помощницей для Сэма.

Теперь она займет ее место.

И это будет началом.

14

Свободной рукой шведский посол оглаживал зад Элизабет, но она плавно кружась с ним в вальсе, старалась не замечать этого; ее глаза оценивающе оглядели элегантно одетых гостей, оркестр, слуг в ливреях, буфет, ломившийся от разнообразных экзотических блюд и тонких вин, и она мысленно похвалила себя: «Вечер удался на славу!»

Прием проходил в бальном зале их поместья на Лонг-Айленде. На прием было приглашено двести особо важных для «Роффа и сыновей» персон. Неожиданно Элизабет почувствовала, что посол очень сильно начинает прижиматься, пытаясь возбудить ее. Языком он тихонько прикоснулся к ее уху и прошептал:

– Вы прекрасно танцуете.

– Вы тоже, – улыбаясь сказала Элизабет и, неожиданно сбившись с такта, оступилась и острым каблуком бальной туфли, как бы нечаянно, сильно наступила ему на ногу.

– Ради бога, простите, ваше превосходительство, – с деланным раскаянием воскликнула Элизабет, – позвольте я принесу вам чего-нибудь выпить.

И она оставила его, легко скользя меж танцующих пар, направляясь к бару, по пути проверяя, все ли на месте и все ли довольны.

Поскольку отец во всем требовал совершенства, Элизабет, будучи к этому времени хозяйкой уже свыше ста его официальных приемов и встреч, никогда, даже на минуту, не позволяла себе расслабиться. Каждая встреча была событием, премьерой с десятками непредсказуемых мелочей, любая из которых могла преподнести неприятный сюрприз. Но никогда она не была так счастлива. Сбылась мечта ее юности стать близким другом отца, стать полезной ему, сознавать, что он нуждается в ней. Она примирилась с тем, что нужда эта была лишена личностного отношения, что ценилась не она сама, а то, какой вклад она вносила в дело развития фирмы. Ибо это был единственный критерий, по которому Сэм оценивал людей. Элизабет достойно заполнила брешь, зиявшую со времени смерти ее матери: она стала хозяйкой всех его официальных раутов. Но будучи очень умным и наблюдательным человеком, она многому и научилась. А учиться было чему: вместе с отцом она бывала на деловых встречах в самолетах, гостиницах, заводах, посольствах и дворцах. Она видела, как отец умело распоряжается данной ему властью, как, ворочая миллиардами долларов, покупая или продавая, строя или разрушая, не упускает из виду никакой мелочи. «Рофф и сыновья» представлялись ей огромным рогом изобилия, и она видела, как мудро и щедро отец одаривает из него друзей и мастерски оберегает богатства концерна от врагов. Это был восхитительный мир интереснейших людей, и Сэм Рофф царил в нем на правах владыки.