Ночной молочник - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы что-нибудь узнали? – спросила Вероника, усевшись за кухонный столик.
Игорь кивнул. Взял из ниши кофеварки две чашечки кофе, одну поставил перед соседкой. Уселся.
– Знаете, я больше не могу, – проговорил он, заискивающе заглядывая в глаза Вероники. – Меня припугнули…
– Кто?
– Я ведь тогда, как и обещал, пошел за ним ночью. А оказалось, что за ним уже следят. Такой невысокий крепкий мужчина в штатском. Он меня к стенке прижал, и я сам понял, что я им мешаю. То есть вы, скорее всего, правы в своих подозрениях. Недолго ему гулять осталось…
Вероника побледнела. К чашечке с кофе она не притронулась. Смотрела в лицо соседу неподвижным холодным взглядом. Теперь ему и за Семена страшно стало, и за себя.
– А откуда они? Те, что следят? – спросила она после минутного молчания.
Игорь пожал плечами.
– Не из милиции, – произнес он задумчиво. – Скорее всего из СБУ.
– Я пойду, – Вероника встала из-за стола и не сдержалась, всхлипнула.
– А кофе? Посидите еще! – попросил сосед. – Успокойтесь! Все будет хо… – он сам себя оборвал на полуслове, вспомнив, что этот слоган «Русского радио» был в этой ситуации не уместен.
Вероника все-таки ушла. Вернулась домой, но и там не могла прийти в себя. Хотелось с кем-то поговорить, но уж точно не с мужчиной, носящим по утрам красные носки.
Позвонила Дарье Ивановне. Напросилась в гости, хотя можно было и не напрашиваться. Любой разговор с вдовой аптекаря заканчивался предложением повидаться. Однако в квартире у Дарьи Ивановны они надолго не задержались. Только хозяйка бутылку коньяка на журнальный столик поставила, как зазвонил телефон. Дарья Ивановна почти ни слова не сказала, но слушала невидимого собеседника минуты три. После чего произнесла в трубку: «Я с подругой приду!»
– Знаешь, – обратилась она к Веронике, опустив трубку на аппарат. – Мы коньяк с собой возьмем. Надо мою близкую знакомую поддержать. Этот тут рядом, на Воровского.
По дороге Дарья Ивановна и Вероника сделали небольшой крюк, чтобы мимо веночка на углу Стрелецкой и Ярославова Вала пройти. У веночка остановились. Дарья Ивановна поправила его, чтобы висел ровненько. И пошли дальше.
– Ты не удивляйся, она немного странная, – говорила по дороге вдова аптекаря. – У нее тоже несчастье произошло. Только чуть раньше. От нее муж хотел к молодой уйти, но не смог. От инфаркта умер. Молодой, красивый. Шахматами увлекался. Его сегодня утром домой привезли. Звонила, плакала. Но ведь надо привыкать! Одиночество еще хуже!
– Привезли для похорон? – спросила Вероника.
– Нет, уже готового. Вот увидишь. С моим Эдичкой тоже такое сделают. Он на послезавтра записан.
– Пластилизацию? – Вероника уже без труда выговорила новое для себя слово.
– Ну да, – кивнула Дарья Ивановна.
Хозяйка – брюнетка лет сорока – встретила их приветливой улыбкой.
– Аня, – представилась она Веронике. – А мне кажется, мы уже где-то виделись.
Вероника попыталась припомнить, но не смогла.
В комнате по центру стоял круглый стол с тремя коньячными бокалами. Дарья Ивановна достала бутылку «Арарата». Оглянулась по сторонам. Остановила любопытный взгляд на хозяйке.
– А Вася где? – спросила.
– В спальне, – Аня кивнула на закрытую дверь.
Присели втроем за столик, выпили коньяка. Тишина в квартире показалась Веронике тревожной, и тревога эта только усилила тяжесть ее собственных мыслей и сомнений. Конечно, поговорить вдвоем с Дарьей Ивановной было бы легче, но душевный груз уж очень сильно давил на Веронику, и потому решила она считать Аню своей давней знакомой, с которой они действительно, как ей теперь показалось, где-то раньше встречались.
– Ой, девочки, – выдохнула она с горечью. И Дарья Ивановна с Аней тут же посмотрели на нее внимательно и сосредоточенно.
– У меня большие неприятности, – продолжила Вероника. – За моим Сеней следят. Или милиция, или другие органы.
– А что он сделал? – Аня перешла на шепот.
– Может, даже убил кого-то…
В этот момент Вероника так перепугалась собственной откровенности, что сама налила себе полбокала коньяка и сделала глоток.
«Ты что, дура, собираешься Дарье Ивановне рассказать, что Семен ее мужа зарезал?!» – гулко прозвучал в голове у Вероники внутренний голос.
– А почему вы думаете, что он кого-то убил? – осторожно спросила Аня. – Только потому, что за ним следят?!
Вероника вдруг ощутила себя совершенно раздетой и беззащитной перед этими двумя спокойными и не агрессивными женщинами. Ей захотелось плакать, и слезы сами потекли из ее глаз. Внутреннее напряжение покидало ее вместе с этими слезами.
– Не надо, – упрашивала ее Дарья Ивановна. – И не нужно про своего мужа такое думать! Может, это чей-нибудь муж за ним следит, а не милиция!
– Муж? – повторила сквозь слезы Вероника. И перевела взгляд с Дарьи Ивановны на Аню. Аня кивнула.
– Может, и муж, – произнесла Вероника тихим слабеньким голосом. – Только зачем Сенечка чужому мужу?
– Никочка, – Дарья Ивановна протянула руку и погладила Веронику по плечу. – Ты должна воспринимать жизнь женщины спокойнее. В каждой женщине живет вдова, мы ведь все равно живем дольше мужчин. Мы вот с Анечкой – уже состоявшиеся вдовы. А ты еще нет. Ты о нем лучше хорошо думай. Рано или поздно останешься без него. Думаешь, мой Эдик идеальным был? Как бы не так! Но я ему о нем самом всегда только хорошее говорила. А теперь пользуюсь старым правилом: «О покойнике или хорошее, или ничего». Понимаешь?
– Аня, – Дарья Ивановна обернулась к хозяйке квартиры. – Ты нам Васю покажешь?
Аня кивнула. Поднялась из-за стола и приоткрыла дверь в спальню. Дарья Ивановна подошла первой. Заглянула в щелку. За ней – Вероника.
Мужчина в клубном джинсовом пиджаке и в вельветовых брюках лежал с закрытыми глазами на кровати. На спине. Цветом лица он больше был похож на живого и спящего. Веронике даже показалось, что его грудь приподнимается и опускается, показалось, что он дышит.
– Я еще не знаю, куда его, – немного растерянно выдохнула хозяйка. – Мне сказали, что лучше посадить в кресло перед окном.
– Да, в кресло – это хорошо. Только надо проверить по фэн-шую, – вставила свое мнение Дарья Ивановна. – Я вот завтра книгу про фэн-шуй принесу, вместе почитаем. Там все разъясняется.
Вероника втянула ноздрями своего маленького носика воздух. Показалось ей, что в комнате лекарствами пахнет. Душно ей стало. А еще слова Дарьи Ивановны о том, что все женщины – вдовы, заставили о своем будущем вдовстве задуматься. И от этих мыслей еще больше на свежий воздух выйти захотелось.
Сослалась Вероника на головную боль, и отпустили ее Аня и Дарья Ивановна домой. Но перед тем как отпустить, вытребовали у нее обещание завтра вместе в «Кофе-Хаус» пойти.
Шла Вероника по Воровского к Львовской площади и на ходу о Семене думала. Думала и почти плакала, так ей его жаль было. Понимала она, что любит своего мужа. Понимала, что ничего пока с ним не случилось.
В гастрономе на углу Гончара и Ярославова Вала купила палку сырокопченой колбасы, которую Семен любит, свежего черного хлеба и бутылку темного пива. Все для него.
Из гастронома вышла совсем в другом, более спокойном настроении. Снова мимо веночка на углу своей улицы прошла, но не остановилась и даже постаралась его не заметить. Чужие покойники на время стали Веронике не интересны. Ведь у нее был свой и пока что совершенно живой Семен.
«Придет он сегодня домой, я его прямо в коридоре поцелую», – решила Вероника.
37
Город Борисполь. Улица 9 Мая
Сквозь некрепкий сон слышал Дима, как жена на работу собиралась. Про то, что делать с его звонким выигрышем, они еще не поговорили. Говорить об этом сейчас смысла не было. Так что решил Дима подождать, пока закроется за Валей входная дверь, а тогда уже вставать и завтракать в гордом одиночестве на кухоньке за столом, под которым прямо на полу возле туалетного ящика «кухонного» мурика мешочек с деньгами лежит.
Ждать пришлось недолго. Наступила «чистая», как выстиранная простынь, утренняя тишина. За окном какая-то зимняя птичка пела. Сквозь щелки в темных занавесях солнечный свет пробивался. Воздух, прорезанный этим солнечным светом, выдавал свое подвижное пыльное содержимое. И, заметив эту воздушную пыль, Дима, поднимаясь с кровати, закрыл рот и стал дышать носом, полагая, что в носу хоть какой-то природный волосяной фильтр против всякой этой гадости есть. Рот перед опасностью этой пыли был совершенно беззащитен.
Натянув на себя спортивный костюм, Дима умыл лицо и провел ладонями по щекам, примеряясь к щетине и решая: бриться или нет. То ли щетина напомнила ему о вчерашней колючей проволоке, то ли просто он об этом вспомнил, но тут же ему захотелось проверить свои ладони. Посмотрел он на них и глазам своим не поверил. Ни царапинки, ни ранки. Кожа чистая, линии жизни беспрепятственно с линиями любви пересекаются.