Собака, которая любит - Наталия Криволапчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато в логовах зверей уж чего-чего, а обглоданных-то косточек хватает. Разумеется, никаких доказательств того, что эти косточки могли служить инструментами или художественными произведениями, нет и быть не может. Но тут у меня уже наготове следующий вопрос. Зачем нашим домашним собакам инструменты для преобразования окружающего мира, когда такими инструментами они сделали нас с вами? А что касается произведений искусства… что ж, тут, как вы знаете, на вкус и на цвет товарищей нет. Тем более среди столь различных биологических видов. Вдруг бы оказалось, что обглоданная с таким тщанием вчерашняя косточка, которую вы поторопились выбросить в помойку, доставляла вашему любимцу чисто эстетическое удовольствие? Согласитесь, не с нашими художественными воззрениями об этом судить. Равно, как не вашей собаке обсуждать мадонну Рафаэля.
Впрочем, не судите меня строго за безудержный полет фантазии. Господь с ней, с материальной культурой. У вас наверняка есть куда более существенное возражение против моих смелых заявлений о существовании собачьей цивилизации, и я знаю, в чем оно состоит. Конечно, это язык. «Вторая сигнальная система», по Павлову.
Ну, так с языка и начнем. С него начинала и я, профессиональный лингвист, пытаясь понять, в чем же состоят особенности собачьего мышления. Ведь и у нас, людей, языковое мышление полностью отражает наш способ осмысления мира и наши отношения с ним.
Язык языку — рознь
Как, вы тоже полагаете, будто ваша собака начисто лишена дара речи? А как же, позвольте спросить, вы ее понимаете? Не думаю, что именно ваш любимец столь обездолен злым роком, что не в состоянии объяснить вам, когда ему хочется поесть или погулять, когда он слишком устал, чтобы бегать за палочкой, и когда он попросту не желает выполнить вашу команду, потому что ровно в этот момент у него нашлись гораздо более срочные дела. Так вот он, собачий язык! Ведь и наши человеческие языки вовсе не сводятся к набору слов, соединенных в предложения по более или менее строгим правилам, называемым грамматикой.
Взять, к примеру, сугубо специальный, но общепонятный язык, которым пользуется, должно быть, больше половины человечества, хотя и он различается по странам и континентам. Я имею в виду язык дорожных знаков, расставляемых нашей заботливой Госавтоинспекцией (простите, уже ГИБДД!). Эта система знаков обладает своим словарем и своей грамматикой, в роли которой выступают правила расстановки и сочетания знаков. Скажем, знак с табличкой под ним значит вовсе не то же самое, что без оной. Есть и запрещенные сочетания — ну, только представьте себе «кирпич», висящий вместе с «ограничением скорости»! Этот язык описан в специальном учебнике, именуемом Правилами Дорожного Движения, где предусмотрены и дополнительные «диалекты» — язык светофора, язык жестов регулировщика. При необходимости мы учим этот язык, как любой иностранный, и даже экзамены сдаем. И владеем, как иностранным, кто лучше, кто хуже, хотя мало пользуемся им для активной речи. Ну, разве иногда (дай вам Бог, чтобы пореже!) обозначаем аварийную стоянку красным треугольником, фонарем, или заменителями, рассчитанными на догадку — канистрой посреди проезжей части или распахнутым багажником застрявшей не на месте машины.
Но ведь и в языке ГАИ имеется дополнительная информация, содержащаяся не в самих знаках и их сочетаниях, а в целом комплексе обстоятельств. Так, например, временный знак говорит вам о том, что произошло что-то не вполне обычное; знак железнодорожного переезда не просто характеризует некий объект, а велит приготовиться к неожиданностям и т. п.
Чем не язык? Конечно, в любви на нем не объяснишься, научного трактата или шедевра мировой литературы не напишешь, но нам сейчас важны не выразительные возможности. Для своей, сугубо прагматической, предметной области этот язык вполне достаточен. Я могла бы даже порассуждать о том, что предписывающие знаки очень напоминают по смыслу существующее в речи повелительное наклонение, а предупреждающие можно рассматривать как своеобразные существительные или назывные предложения… если, конечно, вы не утратили интереса к школьной грамматике.
Стало быть, в «ненастоящих» наших языках вовсе необязательны склонения, спряжения и прочие хорошо забытые нами премудрости, но языками быть они от этого не перестают. Главная функция любого языка передавать информацию от одного субъекта к другому. Элементы языка знаки, и в строгом соответствии с канонами науки о знаках, семиотики, мы вправе считать знаком все, что имеет две стороны — форму и содержание, обозначение и смысл. И самое главное требование к любому языку состоит в том, чтобы он отражал объекты и их отношения, реально существующие в описываемой части мира.
А есть на свете и такие языки, которых никто не придумывал, которые нигде не описаны, но все-таки они очень эффективно выполняют эту самую коммуникативную функцию, связывающую отдельных индивидуумов в единое сообщество.
Предположим, что мне понадобилось сообщить вам, что место на садовой скамейке, откуда я отлучилась на пяток минут, занято. Я оставлю там любой предмет — газету, полиэтиленовый пакет, носовой платочек, наконец. Вы поймете мое сообщение быстрее и лучше, чем если бы я положила на скамейку малозаметную записочку. А кроме того, я не только сказала вам «Место занято», но еще и дала возможность строить далеко идущие предположения о себе самой: какую газету я читаю, жалко ли мне красивенького полиэтиленового пакета, изящен ли мой платочек, а стало быть, есть ли у меня хоть какой-нибудь вкус. Условный знак, не описанный ни в каких словарях и учебниках, одинаково понятен и англичанину, и малайцу, да еще и несет гораздо больше самой разнообразной информации, чем можно передать словами. Взять хотя бы платок. Сколько бы я ни писала, ни твердила это слово, вы никогда не узнаете ни о том сочетании цветов, какое мне нравится, ни о моих любимых духах, которыми еще пахнет реальный платочек, оставленный на скамейке. А тут — вы, чего доброго, будете знать обо мне больше, чем даже мне хотелось бы.
Есть у меня примеры еще увлекательнее. Скажем, вы сидите в ресторане и видите на соседнем столике табличку «Занято». Все, что она вам скажет, сводится к тому, что не стоит претендовать на это уютное местечко. Но вот подошел официант, снял табличку и принялся накрывать на стол, готовя его к приходу предусмотрительных гостей. И тут — хоть роман пиши! Столик-то накрывается на двоих, на нем уже красуется букет дорогих цветов… Следом появляются фужеры для шампанского и коньячные бокалы… ну, не будем продолжать, ваша фантазия легко дорисует все остальное. И самое-то главное в большинстве случаев вы в своих догадках окажетесь правы. Да, это не текст на общепринятом языке, но в чем — в чем, а в недостатке информации эту систему знаков никак не упрекнешь. Хотя, честно сказать, она вовсе не предназначена для передачи стороннему наблюдателю, а реальные вещи исполняют роль знаков, так сказать, помимо воли человека.
Стало быть, важна не явная природа языкового знака, а язык выполняет свои важнейшие «обязанности» в обществе независимо от того, каков характер используемых знаков. Больше того, бессловесные «сообщения» могут нести гораздо больше информации, чем слова, скажем, написанные на бумаге. Даже в письменном тексте есть такие аспекты, которые никак не опишешь явным образом — например, выбор лексики и порядок слов тоже несет определенную информацию об авторе, о его намерениях и ситуации. А в устной речи таких внеграмматических средств еще больше — тут вам и интонация, и мимика, и жесты. Хочу подчеркнуть еще раз: эти дополнительные средства отражают главным образом сиюминутную и очень конкретную информацию о целом комплексе обстоятельств, сопутствующих речи, которые не всегда осознаются говорящим и слушающим, но при желании легко могут быть расшифрованы.
Человеческие языки, каковых на Земле насчитываются тысячи, вообще очень отличаются друг от друга по структуре, хотя описываемая ими реальность (с точностью до набора конкретных объектов и действий) принципиально одинакова в Пекине и Дакаре, в Петербурге и Гонолулу, в Нью-Йорке и Аделаиде. Скажем, время везде течет одинаково, и во всех странах, у всех народов оно осознается как прошедшее, настоящее и будущее. Так почему же в русском языке глагол имеет всего лишь эти три грамматических времени, а в английском — целых шестнадцать, что служит источником неисчислимых бедствий для наших студентов и школьников? Цвета окружающих нас предметов одинаковы и в туманном Альбионе, и в деревне под Саратовом, однако у нас любой дальтоник различает «синий» и «голубой», а у них и Гейнсборо рисовал один только «блю». Зачем же англичане придумали столько сложностей на наши и свои головы? И почему тогда русский язык считается одним из самых сложных в мире? Не по прихоти ли мирового империализма именно английский стал наиболее распространенным языком международного общения, вопреки многолетним стараниям Международной Ассоциации Преподавателей Русского Языка и Литературы (МАПРЯЛ), светлая ей память? Нет! Причины тому — не только геополитического свойства.