Жуков - Владимир Дайнес

За семь месяцев пребывания в должности командира 3-го конного корпуса Жуков смог возродить его репутацию как одного из лучших соединений Белорусского военного округа. Части корпуса успешно действовали на окружных маневрах, которые были проведены осенью 1937 года под руководством нового командующего войсками Белорусского военного округа командарма 1-го ранга И.П.Белова (вскоре его постигла та же трагическая участь, что и предыдущих командующих, — он был арестован как «враг народа»). Кстати, вместе с наркомом обороны К.Е.Ворошиловым и начальником Генерального штаба Б.М.Шапошниковым на маневрах в качестве гостей присутствовали генералы и офицеры немецкого Генерального штаба.

25 февраля 1938 года Г.К.Жуков, недавно получивший «досрочно и вне очереди» воинское звание комдива, был назначен командиром 6-го кавалерийского корпуса. До этого корпусом командовал активный участник Гражданской войны Е.И.Горячев, назначенный на должность заместителя командующего войсками Киевского Особого военного округа. Однако вскоре на одном из партсобраний ему предъявили обвинение в связях с «врагами народа». Не желая подвергаться репрессиям со стороны органов госбезопасности, Горячев покончил жизнь самоубийством.

Положение в корпусе в связи с арестами опытных командиров было не лучше, чем в других соединениях округа. В частях царила атмосфера доносительства и подозрительности, которую создал Л.3.Мехлис, назначенный в 1937 году начальником Главного управления пропаганды и агитации Красной Армии. Многие из избежавших репрессий превращались в доносчиков, и к Мехлису, по установленному им порядку, лавиной шли доклады, содержавшие клевету на командиров разных степеней. Жукову приходилось неоднократно вмешиваться в работу политорганов, чтобы пресекать травлю своих подчиненных.

Вступив в командование 6-м кавалерийским корпусом, Жуков сосредоточил внимание на оперативной подготовке. Этого требовал приказ наркома обороны от 14 декабря 1937 года № 0109 «Об итогах боевой подготовки РККА за 1937 год и задачах на 1938 год», который отмечал необходимость «продолжать подготовку Сухопутных войск и Военно-Воздушных Сил в тесном взаимодействии по овладению сложным боем в маневренных условиях и при борьбе за укрепленные позиции, опираясь на современные технические средства борьбы (авиация, артиллерия, танки), отводя должное место и учитывая значение и роль пехоты в общевойсковом бою».[86]

В войсках в первую очередь отрабатывались вопросы боевого применения конницы в составе конно-механизированной армии. В то время это были крупные, проблемные вопросы. В военной теории того времени предполагалось, что конно-механизированная армия, состоявшая из 3–4 кавалерийских дивизий, 2–3 танковых бригад и моторизованной стрелковой дивизии, в тесном взаимодействии с бомбардировочной и истребительной авиацией, а в последующем и с авиадесантными частями, будет в состоянии решать крупные оперативные задачи в составе фронта, способствуя успешному осуществлению стратегических замыслов. Жуков, учитывая, что будущее в значительной степени принадлежит танкам и механизированным соединениям, требовал от командиров и штабов детальной отработки вопросов взаимодействия с танковыми войсками и организации противотанковой обороны. На полевых учениях и маневрах Жукову пришлось действовать с 21-й отдельной танковой бригадой (комбриг М.И.Потапов) и с 3-й отдельной танковой бригадой (комбриг В.В.Новиков). Оба эти командира в прошлом были сослуживцами Жукова, и они понимали друг друга с полуслова.

Темные тучи репрессий продолжали висеть над головами военачальников, и Жуков не составлял исключения. От комиссара корпуса Фомина он неожиданно узнает, что на активе коммунистов 4-й дивизии, 3-го и 6-го корпусов его будут разбирать в партийном порядке. Причину Фомин пояснять не стал, но предположить тему собрания труда не составляло.

На другой день собралось человек 80 коммунистов. Собрание началось с чтения заявлений, поступивших из 4, 24 и 7-й дивизий. В них указывалось, что Жуков многих командиров и политработников незаслуженно наказывал, грубо ругал и не выдвигал на высшие должности, что он умышленно замораживал опытные кадры, чем сознательно наносил вред Вооруженным Силам. Суть всех выступлений сводилась к одному: в воспитании кадров Жуков применял «вражеские методы». Жукову припомнили также его хорошее отношение к Уборевичу, Сердичу, Вайнеру и другим «врагам народа» и то, что Уборевич при проверке дивизии обедал лично у Жукова.

Как и полагалось, в прениях выступили в первую очередь те, кто подал заявления. Взял слово и начальник политотдела 4-й кавалерийской дивизии С.П.Тихомиров, с которым Жуков проработал вместе несколько лет. Все ожидали от Тихомирова принципиальной политической оценки деятельности командира-единоначальника Жукова. «Но, к сожалению, его речь была ярким примером приспособленца, — отмечал впоследствии Георгий Константинович. — Он лавировал между обвинителями, а в результате получилась беспринципная попытка уйти от прямого ответа на вопросы: в чем прав и в чем не прав Жуков? Тихомиров уклонился от прямого ответа. Я сказал коммунистам, что ожидал от Тихомирова объективной оценки моей деятельности, но этого не получилось. Поэтому скажу, в чем я был не прав, а в чем прав, чтобы отвергнуть надуманные претензии ко мне».[87]

Жуков в своем выступлении признал, что у него были срывы, и он был не прав в том, что резко разговаривал с теми командирами и политработниками, которые здесь на него жаловались, что, как коммунист, он «обязан был быть выдержаннее в обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять нервозность». Относительно того, что у него «обедал Уборевич — враг народа», Жуков отметил, что у него «обедал командующий войсками округа Уборевич» и тогда никто не знал, что он враг народа. Ответил он и на обвинение Тихомирова в недооценке политработников, подчеркнув, что действительно не любит и не ценит «таких политработников, как, например, Тихомиров, который плохо помогал мне в работе в 4-й кавдивизии и всегда уходил от решения сложных вопросов, проявляя беспринципную мягкотелость, нетребовательность, даже в ущерб делу. Такие политработники хотят быть добрыми дядюшками за счет дела, но это не стиль работы большевика. Я уважаю таких политработников, которые помогают своим командирам успешно решать задачи боевой подготовки, умеют сами работать, засучив рукава, неустанно проводя в жизнь указания партии и правительства, и, не стесняясь, говорят своему командиру, где он не прав, где допустил ошибку, чтобы командир учел в своей работе и не допускал бы промахов».[88]