Бойцовский Клуб - Чак Паланик

– На долю нашего поколения не досталось великой войны или великой депрессии, поэтому мы должны сами объявить войну, и война эта будет духовной. Мы начнем революцию, направленную против культуры. Наша великая депрессия – это наше существование. Это депрессия духа.

– Мы должны научить людей свободе, поработив их, и показать им, что такое мужество, испугав их.

– Наполеон хвастался, что он может заставить людей жертвовать жизнью за орденскую ленту.

– Представьте себе, что весь мир объявит забастовку и откажется работать, пока богатства не будут перераспределены справедливым образом.

– Представьте себе, что вы охотитесь на лосей в сырых лесах на склонах каньона вблизи от развалин Рокфеллер-центра.

– То, что ты сказал про свою работу, это серьезно? – спросил механик.

Да, серьезно.

– Вот поэтому мы и едем туда, куда мы едем.

Мы на охоте, на охоте за жиром.

Мы едем в хранилище больничных отходов.

Мы едем в хранилище больничных отходов при станции сжигания. Там, среди использованных бинтов и перевязочных материалов, застарелых опухолей, использованных трубок для капельниц и игл, и прочих жутких, по-настоящему жутких, вещей, посреди образцов крови и ампутированных конечностей, мы найдем больше денег, чем может найти за ночь водитель мусорной машины.

Мы найдем столько денег, что, если ими нагрузить этот «корниш», он будет задевать днищем землю.

– Жир, – говорит механик, – жир, удаленный при липосукции, с ляжек богатой Америки. Самый лучший, самый густой жир в мире.

Мы привезем большие красные мешки с жиром на Бумажную улицу, смешаем со щелочью и экстрактом розмарина и продадим тем самым людям, которые заплатили за то, чтобы этот жир у них отсосали. Наше мыло стоит двадцать долларов за брусок: такую цену могут позволить себе только богатые.

– Самый густой, самый нежный жир в мире, тук земли, – говорит механик. – Так что сегодня ночью мы играем в Робин Гуда.

Маленькие восковые огоньки ползут по напольному коврику.

– Кроме того, – говорит он, – нам также поручили поискать материалы, зараженные вирусом гепатита.

20

Теперь он плачет уже по-настоящему; слеза прочертила след на стволе пистолета, стекая к скобе спускового крючка, и теперь жжет мой указательный палец. Раймонд Хессель закрывает глаза, а я прижимаю ствол посильнее к его виску, чтобы он постоянно помнил, что я – рядом, что я могу отнять у него жизнь в любой миг.

Пистолет стоит недешево, и я спрашиваю себя, не испортит ли его соль?

Все прошло так гладко, что я сам удивился. Я сделал все, что просил механик. Вот для чего нам потребовался пистолет. Это было мое домашнее задание.

Тайлер приказал, чтобы каждый из нас принес двенадцать водительских прав в доказательство того, что мы осуществили двенадцать человеческих жертвоприношений.

Я ждал в машине за углом, когда Раймонд Хессель около полуночи закончит свою смену в ночном магазине и направится на остановку. И пока он стоял и ждал дежурного автобуса, я подошел к нему и сказал: «Привет!»

Раймонд Хессель мне ничего не ответил. Ах, Раймонд Хессель, Раймонд Хессель! Вероятно, он думал, что мне нужна его получка, его жалкие ежедневные четырнадцать долларов. Эх, Раймонд Хессель, за все твои двадцать три года жизни ты так ничему и не научился! Когда я прижал пистолет к твоему виску, и твои слезы покатились по стволу, ты думал, что все дело в деньгах. Далеко не все сводится к деньгам, Раймонд Хессель.

Ты даже не поздоровался со мной, а я с тобой поздоровался.

Деньги в твоем кошельке не имеют значения.

Я сказал: «Отличная ночь, холодная, но дождя нет!»

А ты со мной даже не поздоровался.

Я сказал: «Не вздумай бежать, не то выстрелю тебе в спину». В руке у меня был пистолет, а на руке – резиновая перчатка, на тот случай, если мой пистолет когда-нибудь станет вещественным доказательством, на нем нельзя будет обнаружить ничего, кроме высохших слез Раймонда Хесселя, белого мужчины двадцати трех лет без особых примет.

Тогда ты и обратил на меня внимание. Твои глаза стали такими большими, что даже при тусклом свете фонарей было видно, что они у тебя зеленые, как антифриз.

Ты начинаешь слегка раскачиваться вперед и назад каждый раз, как только ствол пистолета касается твоей кожи, как будто он очень холодный или, напротив, очень горячий. Пока я не приказал тебе не шевелиться, но и тогда ты все время пытался отстраниться от пистолета.

Ты отдал мне бумажник, как я и просил.

Тебя звали Раймонд К. Хессель, так было написано в твоих водительских правах... Ты жил по адресу 1320 ЮВ Беннинг, квартира А. Такие номера дают квартирам, расположенным в подвале. Буквы вместо цифр.

Раймонд К. К. К. К. К. Хессель, я с тобой разговариваю.

Ты задрал голову вверх и назад, пытаясь отстраниться от пистолета, и сказал: «Да».

Я нашел несколько фотографий в твоем бумажнике. Среди них – фотографию твоих родителей.

Тебе было несладко, я заставил тебя одновременно смотреть на фотографию, на которой улыбались твои папа и мама, и на пистолет, а потом ты закрыл глаза и заплакал.

Великолепное, восхитительное чудо смерти ожидало тебя. Еще мгновение назад ты ходил и говорил, и вот – ты уже неодушевленный предмет, и твоим родителям придется обращаться к твоему стоматологу, чтобы идентифицировать личность, потому что от твоего лица мало что останется. А ведь мама и папа всегда так надеялись на тебя, а жизнь у них была трудная, и вот до чего они дожили.

Четырнадцать долларов.

Это твоя мама? – спрашиваю я.

Да. Ты плачешь, ты всхлипываешь. Ты глотаешь слезы.

Читательский билет. Членская карточка видеоклуба. Страховое свидетельство. Я хотел взять сначала проездной, но механик велел забирать только права. Просроченный студенческий билет.

Так ты учился?

В этот момент ты всхлипнул так громко, что я прижал ствол сильнее к твоей щеке, и ты начал пятиться назад, пока я не рявкнул: стой на месте или я тебя пристрелю. Итак, что ты изучал?

Где?

В колледже? У тебя есть студенческий билет.

О, так ты не помнишь. Всхлип. Стон. Всхлип. Биологию.

Послушай, сейчас ты умрешь, Рай-монд К. К. К. Хессель. Сегодня ночью ты умрешь. Сию секунду или через час – это уж от тебя зависит. Так солги мне. Скажи первое, что на ум придет. Сочини что-нибудь. Мне же наплевать. У меня же пистолет.

Наконец, ты начал меня слушать и отвлекся на миг от трагедии, которая разыгрывалась у тебя в голове.

Заполни анкету. Кем Раймонд Хессель хочет стать, когда вырастет?

Опусти меня домой, сказал ты, я просто хочу домой.

Нет уж, блин, сказал я. Как ты собираешься жить после того, что произошло? Ты хоть что-нибудь умеешь делать?

Соври.

Ты не знаешь.

Тогда ты умрешь прямо сейчас, сказал я. Поверни голову.

Смерть наступит через десять, девять, восемь.

Ветеринаром, сказал ты. Ты хочешь быть ветеринаром.

А, животных лечить? Для этого надо много учиться.

Слишком много учиться, сказал ты.

Или отправляйся в школу и учись до посинения, Раймонд Хессель, или готовься умереть прямо сейчас. Выбор за тобой. Я засунул бумажник в задний карман твоих джинсов. Итак, ты и вправду хочешь стать звериным доктором? Я отвел покрывшийся кристалликами соли ствол от одной щеки и приставил его к другой. Так вот, значит, кем ты всегда хотел быть, Раймонд К. К. К. К. Хессель, – ветеринаром?

Да.

Не гонишь?

Нет, в смысле, да, не гоню. Да.

Ладно, сказал я, и притронулся кончиком ствола сначала к твоему подбородку, затем к носу, оставляя повсюду влажный круглый след твоих слез.

Ну что ж, сказал я, возвращайся в школу. Если завтра утром ты проснешься живым, то придумаешь, как тебе туда вернуться.

Я приложил влажный конец ствола снова сначала к подбородку, затем к щеке, и, наконец, ко лбу. Ты можешь умереть в любую минуту, сказал я.

У меня есть твои права.

Я знаю, кто ты. Я знаю, где ты живешь. Я буду проверять, что ты поделываешь, мистер Раймонд К. Хессель. Через три месяца, затем через полгода, затем – через год, и если ты не выучишься на ветеринара, я убью тебя.

Ты ничего не сказал.

Убирайся отсюда и подавись своей жалкой жизнью, но помни – я слежу за тобой, Раймонд Хесселъ, и я убью тебя, если узнаю, что ты трудишься на дрянной работенке, зарабатывая себе на кусок сыра и на право пялиться в телевизор.

Теперь я ухожу, а ты стой и не поворачивайся.

Вот что приказал мне сделать Тайлер.

Слова Тайлера слетают с моих губ.

Я – рот Тайлера.

Я – его руки.

Все участники «Проекта Разгром» – члены тела Тайлера Дердена. Верно и обратное.

Раймонд К. К. Хессель, завтра ты проснешься и съешь самый вкусный завтрак в своей жизни, и проживешь день, который запомнишь навсегда.

21

Ты просыпаешься в международном аэропорту Скай Харбор.

Переведи часы на два часа назад.

Маршрутный автобус отвез меня в центр Феникса. В каждом баре, в который я захожу, я вижу парней со швами над бровью – там, где плоть их лопнула от столкновения с кулаком. У них свернутые набок носы, но увидев дыру в моей щеке, они признают меня за своего.