Загадка старого альбома - Наталья Калинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куда же он пропал?
Это был старинный альбом в переплете из темной, почти черной кожи, протертой на корешке, с нарисованными золотой краской завитушками и с плотными листами из темно-серого картона, заломленными по углам. Сам альбом уже представлял ценность. Но для Павла Ивановича куда дороже были помещенные в нем снимки. Здесь хранились фотографии, относящиеся к разным временным периодам, люди на них тоже были совершенно разные. Начинался альбом с большой фотографии незнакомца лет тридцати, одетого в сюртук. Мужчина сидел на стуле с тонкими, декоративно изогнутыми ножками, чинно сложив на коленях руки. Кисти у незнакомца были тонкими и изящными, аристократичными. Мужчина смотрел в объектив, но разглядеть его черты было невозможно, так как за давностью лет фотография утратила краски и сильно выцвела именно на том месте, где находилось лицо незнакомца. В уголке фотографии значилась дата – апрель 1914 года.
На следующем снимке примерно того же времени была запечатлена дама, судя по богатому платью, также принадлежавшая к высшим слоям общества. Однако в альбоме имелись снимки не только аристократов, но и людей, относящихся к рабоче-крестьянскому классу. Например, фотография, сделанная на каком-то собрании. На первом плане стоял усатый толстый мужчина. Лицо его оказалось смазано, четко выделись лишь усы. На другой фотографии были запечатлены девушки, которые, смеясь, шагали по дороге, кажется, возвращаясь с фабрики. Этот снимок сохранился лучше, чем предыдущие, но тоже имел дефект. Очевидно, его перегибали пополам. Залом проходил по хорошенькой девушке в середине группы.
В альбоме были фотографии и женщин, и мужчин, и стариков, и детей. Разные снимки, разные люди, разные времена. Некоторые фотографии выцвели, другие оказались испорчены чернильными пятнами, либо заломами, либо царапинами. Но Павел Иванович не обращал внимания на такие мелочи, для него главной была атмосфера, которую передавали снимки.
Альбом попал в руки своего нынешнего владельца случайно. В один из непримечательных дней Павел Иванович, любитель старинных книг, марок и открыток, по привычке зашел в букинистическую лавку, в которой уже не раз находил настоящие сокровища. Вот и тогда ему повезло. Продавщица Тамара, милейшей души человек, расцвела в приятной улыбке, едва мужчина переступил порог. Знала, знала, что старичок приходит не просто так, обязательно что-нибудь да купит. Впрочем, Тамара симпатизировала Павлу Ивановичу, поэтому всегда сберегала для него настоящие сокровища.
– Иваныч, у меня для тебя кое-что есть, – загадочно улыбаясь, поманила она его в тот день. – Гляди-ка!
Женщина выложила на прилавок пыльный фотоальбом в черной коже, и не ошиблась.
– Тамарочка, я вас обожаю! – признался Павел Иванович, беря под мышку завернутый в бумагу драгоценный альбом.
Женщина зарделась и кокетливо махнула рукой:
– Ну тебя, Иваныч! Ты заходи, заходи иногда, не забывай. Глядишь, еще что-нибудь интересное для себя найдешь.
Однако больше он к Тамаре не заходил. Не потому, что затаил на нее обиду или оказался недоволен покупками, нет. Напротив. Последнее приобретение настолько поглотило Павла Ивановича, что ничто пока не могло перебить этот интерес. Фотоальбом оказался находкой для человека, обладающего воображением. Павел Иванович любил перелистывать тяжелые картонные страницы и, вглядываясь в выцветающие снимки, «угадывать» истории жизни запечатленных на них людей.
* * *Почти всю дорогу до Зинаиды Львовны говорил только Илья. Дело было вовсе не в том, что ему хотелось болтать без остановки, но Варя буквально засыпала его вопросами. Она расспрашивала Шахова и о том, где он работает, и куда ездит отдыхать, и какой фильм он смотрел последним, и какую книгу сейчас читает. Это показалось бы лестным, если бы вопросы были вызваны ее жадным любопытством. Но у Ильи почему-то возникло ощущение, что Варя расспрашивает его с такой пытливостью не столько потому, что ей на самом деле так интересна его жизнь, сколько для того, чтобы не дать ему возможности задавать вопросы ей. Варваре не хотелось рассказывать о себе – это стало ясно с самого начала, когда они сели в машину, и девушка на вопрос Илья, как дела, отделалась односложным «нормально» и поспешно взяла ситуацию в свои руки: вопросы так и сыпались горохом.
Она нервничала. Это было почти незаметно: Варвара вела себя вроде бы непринужденно, улыбалась, кивала, подбрасывала поленья в костер их однобокой беседы, не давая ему угаснуть. Но все же нервничала и пыталась скрыть это даже не столько от Ильи, сколько от себя самой. Несколько раз она открывала сумочку, доставала сигареты, но, так и не решившись попросить у Ильи разрешения закурить в салоне его машины, комкала пачку и прятала ее. А потом снова доставала, и комкала, и убирала в сумочку.
– Кури уж, – с усмешкой разрешил Илья, когда девушка в очередной раз запустила в сумку руку.
– Спасибо, – обрадованно выдохнула Варя.
Она торопливо сунула в рот сигарету, прикурила и жадно затянулась.
Илья воспользовался паузой и «отфутболил мяч»:
– Твоя очередь. Обо мне ты знаешь уже практически все: и о работе, и об отдыхе, и о житье-бытье, и о вкусах и предпочтениях, и о девушке. А сама отмалчиваешься. Нехорошо!
Она с улыбкой пожала плечами, будто говоря «ну раз так просишь...». И стала рассказывать о своей работе: о лаборатории, опыте, сотрудницах, какой-то «мышиной возне» в коллективе, об аспиранте Вовочке, который вроде бы и способный парнишка, но вот ленивый и неорганизованный до ужаса, и Варе без конца приходится его «толкать» и «пинать». О каком-то гранте, который они то ли получили, то ли нет...
Илья слушал ее и думал о своем. О том, что Варвара точь-в-точь такая же, как в юности, несмотря на то, что ей уже исполнилось тридцать, и по-прежнему красивая, хотя видно, что очень устает на работе: это выдают темные круги под глазами и бледность, которую она сегодня попробовала заретушировать нанесенными на скулы румянами. Думал и о том, что стрижка ей, пожалуй, идет. Хоть и жаль, очень жаль, что остригла свои шикарные волосы. Раньше, когда она их распускала, локоны струились по плечам и спине золотым каскадом. Илья даже чуть не застонал, так ему отчетливо вспомнилось, какие шелковистые на ощупь эти волосы. И как они щекотали его голую грудь, когда он с Варей занимался любовью. Легкое касание ее волос возбуждало его сильнее других ласк. Илья потряс головой, прогоняя опасные воспоминания: не о том он думает, не о том.
Одета Варвара была очень просто – в бежевый свитер с воротником под горло, голубые джинсы классического кроя и болоньевую светло-серую курточку. Вещи явно недорогие, купленные если не на рынке, то в дешевом магазине. Но для Ильи это не имело значения. Казалось, надень на Варю любую одежду, хоть рабочую робу, и в ней она будет выглядеть так же привлекательно. От девушки пахло чем-то тонким, нежным, свежим. Ненавязчиво, а лишь тогда, когда она поворачивалась к Илье или делала какое-то движение. Лена же всегда пользовалась тяжелыми и сладкими, «душными», как их называл про себя Илья, ароматами. Однажды Шахов, бродя в одиночестве по торговому центру, забрел в парфюмерный магазин. Желая сделать Лене подарок, он перенюхал почти весь представленный ассортимент и вдруг среди разнообразия запахов нашел один, от которого сердце маятником забилось в груди. Варины духи. Или очень похожие. Илья стоял и сжимал в одной руке флакончик, который своими гранями впивался в мякоть ладони, а второй – бумажку-тестер. Стоял и непонимающе смотрел то на флакон, то на бумажку. В голове не укладывалось, что Варин аромат заключен в стеклянный пузырек и упакован в картонную коробку. Даже не так. Не запах Вариных духов, а запах его любви. Разве у любви бывает синтетический запах? Как можно заточить во флаконе беспечность ветра, легкомысленность юности, запах молодой весны, сладость надежд и горчинку разлуки? Варины духи имели именно такую смесь. «Вам что-то подсказать?» – подошла к нему девушка-консультант. Илья покачал головой и поставил пузырек на место. Так ничего он и не купил. Уходил из магазина с расцарапанным сердцем. Зашел в первый попавшийся ювелирный и приобрел для Лены золотой браслетик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});