Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII-VI вв. до н. э.) - Альфред Хасанович Халиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сожжение наземного «дома», очевидно, было весьма сложным ритуальным обрядом, в результате чего полагали, что последняя душа умершего отрывалась от родного поселка и уплывала по реке смерти в нижний мир. Недаром в марийском языке слова гореть (йулаш), сжечь (йулалташ), обычай — вера (йула)[217] имеют один и тот же корень — йул или юл[218], что обозначало Волгу — основную реку смерти по представлению древних ананьинцев.
Кладбища, т. е. поселки мертвых тел и их еще не умерших душ, так же, как и поселки живых, очевидно, огораживались. Остатки такой ограды изучены почти по всему северо-восточному, северному и северо-западному краям территории Ст. Ахмыловского могильника (рис. 11, Б), занимавшего площадь более 10 000 кв. м. Вероятно, такие же ограды существовали и на других кладбищах. Это делалось не только, и не столько с целью сохранить покой умерших, сколько живым уберечься от мертвых, ибо «даже после того, как уничтожатся все следы бывшего на том или другом месте кладбища, сравняются с землей могильные насыпи, упадут и сгниют росшие на нем священные деревья — это продолжает оставаться страшным для живущих»[219].
С I Новомордовского, Тетюшского и Пустоморквашинского могильников происходят группы интересных каменных плит-стел, поставленных скорее всего несколько в стороне от погребений. По крайней мере ни под новомордовскими, ни под тетюшскими стелами захоронений не обнаружено, хотя несомненна их установка именно в честь умерших, погребенных на этом же кладбище. Какие же культурные традиции и какие общественно-экономические причины побудили постановку этих стел? Если в Евразии каменные стелы с изображениями или надписями, поставленные в честь умерших, известны довольно широко как в территориальном, так и в хронологическом отношении, то в Волго-Камье подобные стелы относятся лишь к двум периодам — эпохе раннего железа (стелы Ананьинского могильника) и к булгаро-татарскому времени (эпиграфические памятники)[220].
Из Ананьинского могильника происходят две стелы. Первая из них, обнаруженная К.И. Новоструевым в 1868 г., представляет собой каменную плиту прямоугольной формы с закругленным верхом. На лицевой выглаженной стороне камня вырезано во весь рост изображение ананьинского воина, на голове которого была одета остроконечная шапка. На шее изображена пластинчатая гривна, по талии проходил ремень, на котором висят: справа — кинжал, слева — колчан со стрелами. В правой руке — топор-секира. А.В. Збруева склонна была датировать стелу VI–V вв. до н. э.[221] Поэтому можно считать, что ананьинская плита с изображением воина, будучи позднее новомордовских и тетюшских, не могла служить для них прототипом, скорее последние явились образцом для нее. Вторая плита отличается от первой и от более ранних бесформенностью очертаний и сильной схематичностью прочерченного на ее поверхности изображения мужчины. При раскопках П.А. Пономарева на Ананьинском могильнике было обнаружено еще несколько плит меньших размеров, в том числе одна правильной треугольной формы, лицевая сторона которой была разделена рельефной чертой на две части, в верхней был врезан кружок[222].
Итак, можно считать, что обычай постановки каменных стел в Волго-Камье возникает лишь в эпоху раннего железа и не имеет корней в предшествующих местных культурах. Для того чтобы выяснить, какие традиции побудили постановку такого рода стел на ананьинских кладбищах, нам придется проделать экскурс в предшествующее и синхронное время Евразии. Древнейшие стелы с изображениями в Европе относятся к ранней поре металла. Как в Западной, так и в Восточной Европе можно выделить несколько групп стел такого рода.
Наиболее ранняя группа плит, известная под именем антропоморфных стел, относится к древнеямной культуре, т. е. ко времени, не позднее рубежа III–II тысячелетий до н. э.[223] Это простые прямоугольной формы плиты с выступающей в центре верхней части головой. По характеру оформления выделяется два типа — схематичные стелы, передающие лишь контуру головы и туловища, и стелы с прочерченным рисунком рук, лица и иногда других деталей (груди, как, например, стелы из Тиритаки).
В первой половине II тысячелетия до н. э. в Западной Европе распространяются стелы-менгиры, изображающие богиню погребения с оружием (топором, или кинжалом) в руках. Такого типа стелы известны из Южной Франции (Авейрон, Гаре, Эро и др.), среди памятников культуры Сены, Уазы и Марны, а также из Дингельштедта[224]. На этих стелах наряду с врезными или нарисованными изображениями появляются и рельефные рисунки (выпуклые руки, грудь, нос), но оружие всегда врезанное. Интересно отметить закругленный рельеф головы, который довольно часто сливается с туловищем, так что образуется монолитная плита с округлым верхом, по форме приближающаяся к новомордовским и тетюшским. Интересным также является размещение изображений оружия — топор помещается у правого края, а кинжал — у левого края лицевой стороны.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. в период расцвета эпохи бронзы появляются стелы с изображением оружия независимо от изображения человека. Наиболее ранние стелы подобного рода известны в Юго-Западной Франции, Северной Португалии и в Швейцарии. Особенно примечательной среди них является стела из Дефеса, где изображены кинжал и топор примерно в таком же положении, как и на новомордовских стелах[225].
Таким образом, намечается определенная схема развития надмогильных стел в Европе от простейших с изображением животных к антропоморфным схематическим, затем к антропоморфным с прорисовкой деталей, антропоморфным с оружием и, наконец, к изображению оружия.
Такую же картину можно наблюдать, рассматривая хронологически близкие стелы Сибири. Здесь наиболее ранние памятники подобного типа, датируемые Г.А. Максименковым и Э.Б. Вадецкой афанасьевско-окуневским временем (рубеж III–II тысячелетия до н. э.), также первоначально изображали антропоморфные, преимущественно женские, фигуры, так называемые «каменные бабы» без вещей[226].
В карасукское время эти стелы усложняются и в ряде случаев заменяются изображением животных, в основном бараньих голов, рассматриваемых «как наиболее полное представление образа родового божества предка-покровителя, единого в двух лицах, состоящего из двух начал — мужского (зверя, наверху) и женского (девы, внизу)»[227].
Но уже в первой половине I тысячелетия до н. э., т. е. в конце эпохи бронзы и начале эпохи раннего железа, в Забайкалье, на Алтае и в Монголии распространяются так называемые оленные камни, где изображаются
