Кингсблад, потомок королей - Синклер Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэри пожаловалась:
— Вот не могу заставить Джона понять Жанну д'Арк или, уж если говорить о здравом смысле, то хотя бы Гарриет Табмен. В отношении женщин он несправедлив. Недаром в мужской парикмахерской работал.
Нийл сказал задумчиво:
— Говоря по совести, я еще не думал о том, чтобы объявить себя негром. А вы очень презираете тех негров, которые не решаются на борьбу и предпочитают сходить за белых?
Старики вздохнули. Джон ответил:
— Нет. Нам жаль терять своих, но мы понимаем, что им пришлось пережить, и у нас даже существует неписаное правило: если встретишь старого знакомого в компании белых и он тебя не узнает, ты и виду не подашь на людях. И точно так же мы скорей вырвем себе язык, чем расскажем кому-нибудь вашу тайну. И наш младший сын Райан тоже, если вы захотите оказать и ему такое же доверие. На него даже больше можете положиться, хотя он у нас самый левый и вам, белым, от него порой здорово достается.
— Знаете что, мистер Кингсблад, приходите к нам в пятницу вечером. Будет Клемент Брэзенстар, из Городской лиги, и Аш Дэвис, химик…
— Я знаю доктора Дэвиса. Видел его в банке.
— А может быть, и Софи Конкорд. Это медсестра из городской больницы, умница и очень хорошенькая. Все они страстные любители расовых споров, еще хуже меня. Будет вам развлечение на вечер — вместо безика. Ведь вы в безик играете?
— В бридж! — поправила более искушенная в светских обычаях Мэри.
— Я приду, — сказал Нийл.
Джон продолжал:
— Вам незачем говорить им о своем происхождении. Вообще, мистер Кингсблад, мне кажется, распространяться об этом не стоит, разве что с нами — для нас ведь вы почти родной. Эмерсон часто рассказывал о вас, когда вы учились вместе в школе. Вы ему очень нравились.
Вот придете в пятницу, поговорите с Клемом Брэзенстаром. Его стоит послушать. Это настоящий простой батрак с низовьев Миссисипи, черный, как сам дьявол, и он не учился ни в каком колледже, но не знаю, много ли найдется в колледжах профессоров, которые прочли столько книг.
Ну, а Дэвисы, Аш и Марта — эти, так сказать, середка на половинку. Они не черные и не родились на хлопковом поле как Клем, но и не белые и не выросли среди северных метелей, как мы с Мэри. Кожа у них желтая, а родом они из пограничных штатов, Теннесси и Кентукки, где белые еще сами не знают, чего хотят. Сегодня дают негру полицейский мундир, а завтра его линчуют, а послезавтра помещают о нем в «Курьер-журнале» прочувствованный некролог.
Нийл вздохнул.
— Боюсь, у меня самого не очень чиста совесть перед неграми.
— Как так?
— У нас одно время была прислуга негритянка, Белфрида Грэй, и вот я к ней очень нехорошо, очень пристрастно относился. Я считал, что она неряшлива, что у нее скверный характер, я почти возненавидел ее, а из-за нее и всех негров вообще. Вы ее не знаете?
— Ну как же, кто не знает эту потаскушку, — невозмутимо сказала миссис Вулкейп, и это слово так резнуло Нийла, как если бы он услышал его от своей матери.
Мистер Вулкейп подхватил так же беззлобно:
— Да, Белфрида — она непутевая, дурной пример для нашей молодежи. Мы из-за нее не будем на вас в обиде, не уподобляйтесь только другим белым, не судите по ней обо всех нас. Но и Белфриде найдутся оправдания. Родителей у нее нет, дед ее, Уош, человек слабый, а бабка — настоящая ведьма. Конечно, Белфрида — пренахальная девчонка. Для нее нет больше удовольствия, чем форсить перед польскими девушками — она, мол, и умней их и одевается шикарнее. Но это, пожалуй, лучше, чем быть Топси, унижаться и корчить из себя дурочку на потеху белым. Или превратиться в грязнуху, лентяйку и воровку, как раз такую, какими изображают своих цветных слуг южане. А с другой стороны, что и спрашивать с девушки, которой не на что надеяться в жизни? Да, много оправданий можно найти Белфриде.
— Перестань, — сказала его жена. — Ты меня раздражаешь. Терпеть не могу, когда начинаются эти ссылки на обстоятельства. Плохое это оправдание. Каждый убийца, белый или черный, всегда хнычет: «Я не виноват, это все потому, что мои родители меня не понимали». Разве родители когда-нибудь понимают своих детей? А ведь это — излюбленное оправдание пьяниц и развратников даже у нас, в Файв Пойнтс. Надоело! Если Борус Багдолл торгует наркотиками и живым товаром, я вовсе не намерена прощать его только потому, что он родился в семье разоренного фермера!
Муж запальчиво возразил:
— Даже Борусу приходится сталкиваться с дискриминацией…
То был первый из «расовых споров», которых Нийлу еще много предстояло услышать в Файв Пойнтс, споров, длившихся ночи напролет, противоречивых и страстных, порой ученых, порой беспомощно косноязычных: негры — портные, официанты и смазчики, — которые их вели, не покупали книг оптом, как Оливер Бихаус или Джон Уильям Пратт, чтобы в строгом порядке расставить их на дубовых полках, а брали по одной в городской библиотеке, но зато читали.
Нийл попытался вступить в разговор:
— Я не считаю, что все белые сознательно жестоки. Я уверен, многие из них даже не подозревают о существовании дискриминации.
Позади него вдруг кто-то откликнулся молодым, но глуховатым баском:
— Любопытно, а кто же ее выдумал, эту дискриминацию, чужой дядя?
— Мистер Кингсблад, это наш сын Райан, — сказала миссис Вулкейп.
— Наш сын Райан, который всегда опаздывает, — сказал мистер Вулкейп.
— Ваш любящий сын Райан, который всегда прав, в особенности когда дело касается расового вопроса. А с кем я имею честь?
21
Сержант Райан Вулкейп выглядел как типичный англосаксонский студент в военной форме. Росту он был шести футов с лишком, прямой, подтянутый и с такой же горделивой посадкой головы, как у отца. Он сразу же зарычал:
— Что это за дурацкая болтовня, будто вы, белые, не хотите дискриминации?
Джон резко осадил его:
— Уймись, Райан. Это наш друг — капитан Кингсблад из Второго Национального Банка.
— Эта лестная подробность мне известна, папа. Я видел капитана на его мостике в банке… Прошу извинить меня за наскок, капитан. Мое дурное настроение имеет причины. Я сейчас только из божьего храма, там выступал преподобный доктор Джет Снут, канзасский евангелист-фундаменталист и сволочь в квадрате. Меня б туда, понятно, и на порог не пустили, если б служители догадались, что я черномазый, — подхалимы елейные, язви их душу! Но, в общем, я там был и слышал разглагольствования Снуда о том, что наши миннесотские свежезамороженные христиане должны собраться и прогнать всех ниггеров обратно в Джорджию, ибо такова воля господня. Так что вы извините, капитан, но немудрено, если я взбеленился, обнаружив, что один такой белый джентльмен снизошел до этой убогой лачуги.
— Райан, — сказал мистер Вулкейп, — замолчи сейчас же!
— Райан, — сказала миссис Вулкейп, — мистер Кингсблад не белый в глазах закона.
(«Я знал, что нужно было молчать!»)
— Он нашей крови, Райан. Он совсем недавно узнал об этом. Но помни, ты честью обязан хранить тайну. Он пришел к нам за советом и дружбой, а ты набросился на него, как техасский шериф!
Райан протянул Нийлу свою ручищу, улыбнулся улыбкой веселого великана и пробасил:
— Сам не знаю, радоваться или соболезновать, но только теперь я понимаю, почему мне всегда казалось, что вы слишком славный малый для офицера. Будем друзьями! Понятное дело, я никому не скажу, и очень жалею, что расхорохорился так некстати. Но в армии привыкаешь ненавидеть всех белых офицеров.
Нийл спросил:
— А почему? Вы в самом деле очень чувствовали дискриминацию? Мне не пришлось служить там, где были цветные части.
— А вот послушайте, капитан. Когда мы были в лагерях на Юге, для белых солдат каждый вечер устраивали кино или концерт, у них был хороший зал со сценой, были комнаты отдыха — хочешь, пиши письма, хочешь, режься в карты — и сколько угодно баров, а вздумал съездить в город — тут тебе и автобус. У нас кино бывало только раз в неделю, написать письмо было негде, бара ни одного, до автобуса две мили пешком, да еще и не сядешь, а за каждым твоим шагом следили чины военной полиции, белые, так что ты и сам начинал себя чувствовать преступником.
А наши цветные офицеры не пользовались никакой властью, чины их были одна видимость, чтобы отвести глаза черным избирателям. Цветные полковники ездили в старых, расхлябанных железнодорожных вагонах «только для негров». Один капитан негр, одетый в военную форму и направлявшийся в официальную командировку, был посажен в обыкновенную каталажку за то, что вошел в зал ожидания для белых, — в зале для цветных не было телефона, а ему понадобилось позвонить своему начальнику!
Но одно преимущество мне все-таки дала военная служба: я побывал на Яве и в Бирме и узнал, как тамошний народ относится к своей дискриминации, выяснил, в частности, что все они готовы объединиться с нами, американскими «неприкасаемыми», против всей этой подлой белой олигархии!