Киноповести - Василий Шукшин

Владимир Николаевич прихватил портфель и прошел с ним к столу. Присел, портфель поставил возле ног.

— Тепло как на улице-то,— сказал он.— Все же — сентябрь месяц, должно уже чувствоваться...

— Ну что, Витька?— спросил дядя Коля.— Небось на улицу лыжи навострил? Ну, иди, иди, а то там дружки твои заждались.

Витька вопросительно глянул на мать.

— Иди поиграй,— разрешила мать. Витька ушел.

Дружков у Витьки было несколько. Но самый задушевный, самый верный и умный, кому Витька подражал во всем почти, был Юрка, девятиклассник, квартирант старика Наума Евстигнеича, что жил по той же улице, через три дома.

У Юрки нелегкое положение. Отца у него нет, погиб на лесоповале, одна мать, а у матери кроме Юрки еще трое на руках — мал мала меньше. Мать живет в небольшой деревне, в сорока километрах отсюда, там вот нет десятилетки. Мать бьется из последних сил: хочет, чтоб Юрка окончил десятилетку. Юрка и сам хочет окончить школу. Больше того, он мечтает потом поступить в институт. В медицинский. Единственный, перед кем Витьке совестно, что он плохо учится,— перед Юркой.

Огромный старик Наум Евстигнеич хворал с похмелья. Лежал на печке, стонал.

Раз в месяц — с пенсии — старик аккуратно напивался. И после этого дня по два лежал в лежку.

— Как черти копытьями толкут!— слабо удивлялся старик на печке.— О! О! Что делают!..

Юрка учил уроки.

— Кончаюсь, Юрка,— возвестил старик.— Все.

— Не надо было напиваться,— жестко сказал Юрка: старик мешал ему.

— Молодой еще рассуждать про это — надо, не надо. Шибко уж много вы нынче знаете!

Юрка ниже нагнулся к книге.

— А что же мне делать, если не выпить?— Старику охота поговорить: все, может, полегче будет.— Все ученые стали!— Старик всерьез недолюбливает Юрку за его страсть к учению. У него свои дети все выучились и разъехались по белому свету; старик остался один и винит в этом только учение.— В собаку кинь — в ученого попадешь.

Юрка молчит. Шевелит губами.

Вошел Витька.

— Здорово, Витька!— сказал старик.— Хвораю.

— Опять?— спросил Витька.

— Вон дружок твой ругает, что выпил... Должен же я хоть раз в месяц отметиться.

— Зачем?— спросил Юрка, откинувшись на спинку стула и подмигнув Витьке на старика.— Зачем напиваться-то?

— Что я, не человек, что ли?

— Хм...— Юрка качнул головой.— Рассуждения, как при крепостном праве. Это тогда считалось, что человек должен обязательно пить.

— А ты откуда знаешь про крепостное время-то?— Старик смотрит сверху страдальчески и снисходительно.— Откуда ты знаешь-то? Тебе всего-то от горшка два вершка, а сидит рассуждает...

Юрка скосоротился и безнадежно махнул рукой.

Витька подсел к нему.

— Как дела?— спросил Юрка негромко.

— Ничего!

— Все знают!— разошелся старик.— Все на свете знают. А чего человек с похмелья хворает, это вы знаете, товарищи ученые?

«Ученые» переглянулись...

— Отравление организма,— отчеканил Юрка.— Отравление сивушным маслом.

— Где масло? В водке?

— Так точно, ваше благородие!— Юрка с Витькой хихикнули.

— Доучились!— Старик доволен, что поймал зеленых на явной глупости.— А сыра там нет случаем? Хэх, елки-палки!..

— Хочешь, я тебе формулу покажу?— вскочил Юрка.— Сейчас я тебе наглядно докажу... На! Вот она, формула...

— Пошел ты со своей формулой! О-ох, опять накатило... О, что делается!

— Ну, похмелись уж тогда, чего мучиться-то?

Старик никак не реагирует на это предложение.

Витька заговорщически наклонился близко к другу и сказал тихо:

— Денег жалко. На похмелку-то.

Юрка согласно кивнул головой: знаю, мол.

— Я тебе сала маленько принес. В сенцах оставил.

— Дядька приехал?

Витька кивнул.

— Еще какой-то гусь пришел — к маме. Володя какой-то.

— Зачем.

Витька пожал плечами.

— Сватать, что ли... Он прямо не говорит. Пистолет вот подарил.

— Ну-ка? Ой, ну и пистолет!

— Он думал, я еще маленький.

— Витька, отец-то пишет?— спросил старик.— Где он счас?

— Не знаю,— неохотно сказал Витька.

— Помогает вот он вам?

— Не знаю. Помогает.

— Носит нынче людей по белому свету... И моих где-то черт носит. Вот оно, ученье-то!

— Радоваться надо, что дети выучились, а он... ворчит,— заметил Юрка.

Старик приподнялся на локте.

— Сколько тебе лет учиться до хирурга?

— Шестнадцать. Десять плюс шесть в медицинском институте.

— Так,— зловеще гнул старик.— А сколько ты будешь получать?

— Не в этом дело...

— Нет, сколько?

— Я не интересуюсь зарплатой.

— А-а, завилял? Зарплатой не интересуется... Видали ухаря? Витька, дай ему там подзатыльник, хвастунишке. Зарплатой они не интересуются!.. Только старикам шиш высылают.

— Что, у тебя денег, что ль, нету?

— Есть. Не про вашу честь.

— Ну и вот.

— Я тебе про другое толкую: на кой шут жилы-то из себя тянуть столько лет? Иди вон на шофера выучись да работай. Они вон по сколь зашибают. Да ищо приворовывают: где лесишко кому подкинет, где угля — деньги. И матери бы помог. У ей ведь трое на руках... Шутка в деле! Кажилится на тебя, кажилится, а ты потом — хвост трубой и завьесся в большой город.

— Не твое дело.

— Знамо, не мое. Я чужой человек, плотишь мне пять рублей — живи на здоровье. Мне матерю твою жалко. Легко, думаешь, ей одной с вами?..

— Проживем!— резко сказал Юрка.— Никому до этого... Нечего! Жили и проживем.

— Сбили вас с толку этим ученьем — вот и мотаетесь по белому свету. Ты ишо кто?— сосунок, а уж по квартирам вшиваешься. Дома родного не знаешь.

— Если дома нет десятилетки, что я теперь?

— Во-от! «Десятилетки», «пятилетки»... Жили раньше без всякого ученья — ничо, бог миловал: без хлебушка не сидели.

— У вас только одно на уме — «раньше»!

— А то... ирапла-анов наделали — дерьма-то.

— А тебе больше глянется на телеге?

— А чем плохо на телеге? На телеге-то я если поехал, то хоть знаю: худо-бедно — доеду. А ты навернесся с этого своего ираплана — костей не соберут.

Юрка махнул рукой.

— Витька, спорь с ним, если охота. Мне надо учить.

— А космос?— значительно спросил Витька старика.

— Что «космос»?

— Космос. Куда наши космонавты лётают...

— Летают,— поправил Юрка.

— Летают,— поправился Витька.

— Гагарин-то?

— Не один Гагарин. Много уже.

— А чего они туда летают? Ну и что, что летают? Что толку-то?

— Во, дает!— воскликнул Юрка, опять откинувшись на спинку стула.

— Понял?— сказал Витька.— А что, им лучше на печке лежать?

— Чего вы привязались с этой печкой?— обиделся старик.— Доживите до моих годов, тогда вякайте. Только сперва доживите.

— Я же не в обиду тебе говорю,— продолжал Витька.— Но спрашивать, зачем люди в космос летают,— это, я тебе доложу...

— Доложи, сделай милость. Доложи старику. Я, видишь, не спрашиваю, зачем ты, паршивец, ко мне в сад лазишь — знаю потому что, а в космос — не знаю, доложи, сделай милость.

Витька великодушно пропустил мимо ушей замечание про сад.

— Ну, во-первых: основание космоса — это... надо. Придет время, люди совсем сядут на Луну. А еще придет время — долетят до Венеры, так? А на Венере, может, тоже люди живут...

— На Марсе,— поправил Юрка.

— Ну, на Марсе. Разве ж не интересно глянуть на их?

— Они такие же, как мы?

Витька оглянулся на Юрку... Юрка пожал плечами.

— Этого я точно не знаю,— честно сказал Витька.— Может, маленько пострашней, потому что там атмосфера не такая — больше давит.

— Ишо драться кинутся,— сказал старик.

— За что?

— Ну, скажут: зачем прилетели?— Старик явно заинтересовался Витькиным рассказом.— Незваный гость хуже татарина.

— Не кинутся. Они тоже обрадуются.

— Еще неизвестно, кто из нас умнее,— включился в разговор Юрка.— Может, они. Тогда мы у них будем учиться. А потом, когда техника разовьется, дальше полетим...— Юрку самого захватила такая перспектива человечества. Он встал и начал ходить по избе.— Мы же еще не знаем, сколько еще таких планет, похожих на Землю. А их, может, много! И везде живут... существа. И мы будем летать друг к другу... И получится такое... мировое человечество. Все будем одинаковые.

— Жениться, что ли, друг на дружке будете?

— Я говорю — в смысле образования! «Жениться»...

— У них одно на уме — жениться,— недовольно заметил Витька.

— Может, где-нибудь есть такие человекоподобные, что мы все у них поучимся. Вот тогда будет жизнь! Захотел ты, допустим, своих сыновей повидать прямо с печи — пожалуйста: включил видеоприемник, настроился на определенную волну — они здесь, разговаривай. Ругайся, если хочешь. А медицина будет такая, что люди будут до ста — ста двадцати лет жить...