Русские — это взрыв мозга! Пьесы - Михаил Задорнов

В окошке – белёсый прибалт. Говорит с сильным акцентом, но громко, чтобы его слышали по соседству.

Прибалт. Как хорошо, что мы от вас отделились! Вы всё-таки, русские, такие некультурные.

В окне над прибалтом – золотозубая тётка со сковородой слышит слова прибалта, свешивается из окна и тоже говорит громко, чтобы слышали остальные.

Тётка со сковородой. Вы посмотрите, какой культурный нашёлся! У нас, у русских, между прочим, Менделеев был, Лермонтов… Кто там ещё? Ещё много кто был. А у вас? Один Паулс… И тот – пустое место с тех пор, как отделился от нашей Пугачёвой. (Смеётся. Хихикают и другие лица в окнах рядом.) Мы – некультурные! А ты на себя посмотри! У русской бабы живёшь. Прилипала! И страна ваша – прилипала. По телевизору вчера показывали, как вы там над людями нашими издеваетесь. Изверги! Понял?

Прибалт. Ваши слова есть вмешательство во внутренние дела нашей независимой страны. Я – работник посольства. Я вам навсегда закрою визу в нашу страну. Как ваша фамилия?

Тётка со сковородой. Плевать я хотела на тебя и на твою страну. Понял?

Прибалт. Плевать на мою независимую страну вы не имеете права. Нас недавно приняли в Совет Европы!

Ещё на одном балконе – бизнесмен. Живот, золотая цепь, пижама, расписанная под палехскую живопись, золотые часы, телефон в руках…

Бизнесмен (говорит по телефону). Охрана? Вы где? О’кей! Подъезжаете? О’кей! Машину поставьте у самого входа в подъезд, о’кей? Внизу, о’кей, драка, о’кей. И пока я буду спускаться, о’кей, никого не пускайте, о’кей! Что молчите? Я вас русским языком спрашиваю: о’кей или не о’кей?

К бизнесмену подходит его жена-бизнесменша. Живот – в поясе для похудания. Пол-лица в гриме – очень красиво, пол-лица без грима – страшно смотреть. В руках – тени, кисточка. Красится.

Бизнесменша. Надо скорее заканчивать наш дом, мюмзик, о’кей? Не к лицу нам жить среди этих плебеев. О’кей?

Бизнесмен. Ноу проблем, о’кей, по факту.

На балкон дома напротив выходит молодой крупный батюшка. Борода – снежной лопатой. На богатырской груди – богатырский золотой крест. Свысока взирает на происходящее во дворе. Потягивается.

Батюшка. Прости, Господи, этих грешных людей. Они сами не ведают, что творят. Дочери мои, Анастасия и Варвара, приготовьте мне праздничную рясу. Пойду образумлю беса.

Из двух окон с обеих сторон от балкона выглядывают две прехорошенькие женские головки, явно фотомодели.

Анастасия. Какие джинсы, батюшка, под рясу одевать будете?

Батюшка. «Ливайс», дочь моя. Люблю эту фирму. Жалко, она рясы не шьёт.

Варвара. А крест который?

Батюшка. Крест подай, сестра, от Версаче. Он поувесистей. Мало ли чего… Всё-таки народец наш оголтелый. Пригодится.

На соседнем с бизнесменом балконе поливает цветы пожилой человек. Коротко стрижен. В спортивном отечественном костюме шестидесятых годов. Так в коммунистическом прошлом одевались милиционеры, военнослужащие и кагэбэшники. Однако грамотная речь и манеры указывают, что он в прошлом – не милиционер и не военнослужащий. Поливая цветы, одним глазом, как учили, зорко наблюдает за происходящим и напевает: «Наша служба и опасна, и трудна…»

На балкон к нему выбегает жена.

Жена кагэбэшника. Ты что поёшь? Услышат же. Запомни: ты – простой лифтёр. Никто не знает твоего прошлого. Пой что-нибудь из современного. Например, «Зайка моя…».

Кагэбэшник. Ты, Марина Николаевна, зайка моя, погляди, до чего новые русские страну довели. Стыдно смотреть! Эх, если б раньше. Ты же знаешь. Я бы их всех.

Жена кагэбэшника. Тихо! Замолчи! Ты сошёл с ума. Что ты такое говоришь? На, лучше кактус пересади. (Даёт ему горшок с землёй.)

Кагэбэшник (ворчит). Скоро, скоро вернётся наше время. А пока. (Напевает.) «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна.» (Одним глазом продолжает поглядывать за тем, что творится во дворе.)

А во дворе уже несколько человек из наблюдающих и проходящих мимо не выдерживают, решают разнять дерущихся.

Выбегают во двор из подъездов ещё какие-то люди. Всё смешалось. Не поймёшь, кто за кого. Появляется золотозубая тётка со сковородой.

Два милиционера стоят в сторонке. Курят. Спокойно наблюдают за разрастающимся конфликтом.

Первый милиционер. Пойдём отсюда, Колюня. Что-то здесь неспокойно становится.

Второй милиционер. Вообще, Андреич, пора уходить из милиции. Не платят ни черта. Пошли в бизнес, а?

Первый милиционер (невесело вздыхает). Пошли!

Уходят.

Бойкий мужичонка, из тех, которые никогда не проходят мимо, потому что больше всего на свете любят борьбу за справедливость и демонстрации, искренне возмущённый происходящим, выламывает доску из забора вокруг футбольной площадки, и, размахивая ею, бросается на дерущихся с криком: «А ну-ка, прекратите хулиганить, а то всех перебью!»

Чуть поодаль от зевак – заядлый драчун и его жена Люся. Он с завистью смотрит на тех, кто дерётся.

Драчун. Ух, как бы я сейчас кому-нибудь врезал! (Делает воображаемый удар правой по воздуху.)

Люся. Ты опять за своё? А ну стой спокойно.

Драчун. Люсь, ну разреши! Один ударчик сделаю и вернусь. Сразу вернусь, клянусь. Люсь, а? Я уже месяц не дрался.

Люся. Я сказала – нет. Мы столько денег на гипнотизёра истратили, чтобы он тебя от твоей драчливости закодировал. Я трюмо себе не купила. А ты опять за своё. Сделаешь шаг в сторону – будешь спать в прихожей.

Драчун тяжело вздыхает. Люся уводит его за руку. Он оглядывается, как ребёнок на детскую площадку с играющими сверстниками.

Квартира хозяйки, у которой живёт прибалт. Она – очень русская, очень румяная женщина, спокойная, как «баба с чайника», возле которой всегда тепло.

Хозяйка. Я тебе русских вареников приготовила. Я знаю, с тех пор как вы отделились, ты по ним скучаешь.

Прибалт (не обращая на неё внимания, говорит по телефону). Хэлло! Это телевидение? Приезжайте скорей! Улица Радостная, дом 14. Хороший материал для новостей будет. Что? Кто говорит?

(Гордо.) Представитель Совета Европы!

Вплотную к подъезду подкатывает «мерседес». Из него выходят два телохранителя.

Один огромный, по кличке Сокол, второй – маленький крепыш Зяблик.

Кагэбэшник на балконе пересаживает кактус. Смотрит на «мерседес» у входа.

Кагэбэшник (про себя, ворчливо). Совсем обнаглели! Скоро в квартиру въезжать будут. Ух, если б раньше… Я бы… Ух бы!

Оглядывает соседские окна. Убеждается, что никто не видит его, и носком ботинка подталкивает горшок с землёй с балкона.

Горшок падает прямо на капот «мерседеса». Кагэбэшник тут же уходит с балкона в квартиру.

Кагэбэшник (довольный, напевает из-за занавески). «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…»

Зяблик (задирает голову). Кто? Кто это сделал?

Сокол. Стой здесь. Я найду его.

Бежит вверх по лестнице, звонит в первую дверь на втором этаже.

Мужской голос (осторожно, из-за двери). Кто там?

Сокол. Я!

Голос. Этого мало. Кто вы? И зачем звоните?

Сокол. Это вы бросили горшок на «мерседес»?

Голос. Нет. Мы горшками не пользуемся.

Сокол (недоумённо). А кто ж тогда это сделал?

Голос. Это сверху, из восемнадцатой. Она нас всегда заливает, а ремонт делать не хочет. Вы уж ей задайте как следует.

Телохранитель бежит наверх, звонит в 18-ю квартиру.

Женский голос. Кто там?

Сокол. Это вы запустили горшком в машину?

Женский голос. В какую машину?

Сокол. В «мерседес».

Женский голос. А марка? Сокол. Шестисотый.

Женский голос. Новый?

Сокол. Совершенно новый. Женский голос. Отделка – люкс? Сокол. Отделка – люкс. Обогрев сидений, две подушки безопасности, биотуалет под каждым сиденьем с электроподогревом!

Женский голос. Интересно, кто же владелец этого совершенства? (В глазок смотрит женский глаз.) О, какая шея!

Дверь приоткрывается. Женская рука хватает за рукав телохранителя.

Заходи, бычок. Это я сбросила. Виновата. Каюсь. Как ты хочешь, чтобы я перед тобой покаялась? Говори скорей, не тяни. (Затягивает в квартиру, дверь закрывается.)