Безжалостный распутник - Барбара Картленд

— Что еще ты покажешь его светлости? — спросила Сиринга.

Бен извлек из-за пазухи молоденького лесного голубя. Он осторожно взял его в широкие ладони, и все заметили, что к одной лапке птицы аккуратно привязана небольшая щепка.

Старый Бен ласково погладил сизые перья, и голубь затих, как будто понял, что ему ничего не грозит.

— У тебя есть еще что-нибудь? — спросила Сиринга, и, когда старик отрицательно покачал головой, повернулась к Роттингему: — Неужели вы думаете, что он может запятнать руки кровью живых существ, которые ему так доверяют? — спросила она.

Мгновение помолчав, граф ответил:

— Вы доказали свою правоту, Сиринга. Этот человек свободен.

— Но милорд! — запротестовали егеря. — Если ему позволить бродить по лесу в тот сезон, когда птицы вьют гнезда, он будет тревожить фазанов, а ведь мы хотим к осени создать для вашей светлости хорошие условия для охоты.

— Охоты?

Услышав их слова, Сиринга побелела как мел. Так вот что означает обход егерями лесов! Если так будет продолжаться и дальше, они наверняка наткнутся на ее тайное место. Что же тогда будет?

Не отдавая отчета в своих действиях, она схватила графа за руку, и тот моментально понял, что она хочет сказать.

— Я уже распорядился, — сказал он, — что Монахов лес должен остаться заповедным. Егеря туда не пойдут.

Облегченно вздохнув, Сиринга повернулась к Бену, чтобы сказать, что он свободен, но старик уже ушел.

Он выскользнул из комнаты так же беззвучно и быстро, как ходил по лесам, и вернулся в привычный ему мир. Мир птиц и зверей, живых существ, которые получили увечья, страдали от боли и доверяли ему.

Во время верховой прогулки в парке Сиринга поблагодарила графа:

— Спасибо, что отпустили Бена. Я знала, что найду у вас понимание.

— А я рад, что вы не позволили мне совершить ошибку, — в свою очередь ответил граф.

— Вам обязательно держать егерей в поместье? — поинтересовалась девушка. — До сих пор в лесу было так спокойно, так мирно.

— К несчастью, лес полон хищников, — ответил Роттингем. — Если позволить им стать хозяевами леса, они будут такими же безжалостными, как и люди.

— Понимаю, — вздохнула Сиринга. — Я всегда любила дикую природу лесов, царящую в них свободу и безмятежность.

— Надеюсь, со временем и мое поместье станет образцом подобного рода, — отозвался граф.

По его тону Сиринга поняла, что граф серьезно намерен заняться нововведениями и ничто не может поколебать его решимость.

После приятной прогулки они повернули обратно к дому, и граф заметил, что щеки девушки раскраснелись. Казалось, будто она светится от счастья.

Ее костюм для верховой езды был старым, изношенным едва ли не до дыр. Однако темно-синий бархат платья удачно подчеркивал белизну ее кожи, а треугольная шляпка придавала ее облику нечто такое, чего граф раньше не замечал.

Сиринга держалась в седле великолепно. Ее по праву можно было назвать прирожденной наездницей, способной подчинить своей воле даже самого своенравного скакуна.

— В моей конюшне много лошадей, — произнес граф. — Я намереваюсь расширить ее, и скоро у вас появится богатый выбор.

— Мне не нужен никто, кроме Меркурия, — ответила Сиринга. — Сомневаюсь, что найду коня, который был бы лучше его.

— Вы бросаете мне вызов, — улыбнулся граф. — Но я действительно согласен с вами, что Меркурий — превосходный образчик лошадиной породы.

— А вы знаете, что его подарил мне полковник?

— Вот как? Лично я слышу об этом впервые, — удивился Роттингем.

— Меркурий родился в конюшне поместья, — сообщила Сиринга. — Когда он был совсем маленьким жеребенком, полковник решил, что у него слишком много лошадей, и предложил мне на выбор пятерых жеребят, среди которых был и Меркурий.

— Вы сделали правильный выбор!

— Знаю, — согласилась девушка. — Видите, Меркурий сам направляется к дому?

— В любом случае, я вижу, что он как будто незримыми узами связан с поместьем, — заметил граф.

— Мне тоже нравится так думать, — согласилась Сиринга, глядя на величественное здание. Кингс-Кип высился прямо перед ними; от оконных стекол слепящими бликами отражался солнечный свет. По водной глади пруда величественно и неспешно скользили белые лебеди.

За несколько недель отсутствия графа сад расцвел, и теперь вишни и миндаль, усыпанные белыми и розовыми лепестками, придавали ему сходство со сказочным миром. Воздух в саду был напоен благоуханием белых и лиловых гроздьев сирени. Сад был настолько красив, что даже Сиринге, которая за много лет уже привыкла к нему, он показался краше прежнего.

Она тут же сказала себе, что это потому, что сейчас она очень счастлива.

Наконец они подъехали к дому и спешились. Конюхи отвели животных на конюшню, а Сиринга поднялась наверх, чтобы переодеться.

Когда она спустилась вниз, то, к своему удивлению, услышала громкие голоса: у входной двери стояло несколько мужчин. Она вопросительно посмотрела на Барнема, который, перехватив ее взгляд, поспешил ее успокоить:

— Это те самые итальянцы, мисс, с западной стороны поместья. Они ждут его светлость.

— Итальянцы?! — воскликнула Сиринга. — Я должна поговорить с ними!

Выбежав через дверь наружу, она увидела на нижней ступени лестницы примерно два десятка людей, главным образом мужчин.

— Да это же мисс Сиринга Мелтон! — с заметным акцентом воскликнул какой-то пожилой человек.

— Синьор Джулио, как вы поживаете? Что вы здесь делаете? Я думала, что вы никогда не выходите из своего дома и мастерской!

— У нас ужасные новости, синьорина! — ответил ей старик. — Действительно ужасные новости!

— Что же случилось? — спросила Сиринга.

— Нам велели уезжать, мисс Сиринга, приказали оставить дома и выметаться отсюда вон.

— Да кто вам мог такое сказать? — спросила Сиринга, и ей почему-то стало страшно.

Она знала живших в поместье итальянцев едва ли не с самого детства. Здесь даже образовалось нечто вроде небольшой итальянской колонии. Итальянские семьи обитали тут десятки лет с тех пор, как прибыли в Англию.

Многие старики уже умерли, зато другие подросли и обзавелись потомством. По мнению Сиринги, итальянцев было человек сорок-пятьдесят. По своему положению эти люди не слишком отличались от жителей соседних деревень и ухитрялись существовать на те скудные средства, что доставались им за счет местных заказов.

То, что им после стольких лет, прожитых в этих краях, было приказано уезжать, показалось Сиринге невероятной несправедливостью, и она нетерпеливо ждала, что ей ответит старый итальянец.