Комната воды - Кристофер Фаулер

– О, да тут, кажется, фаллос.

– Что-то я не заметил. Ты уверен? – с явным удивлением спросил Мэй.

– Вполне. Он плохо виден. – Брайант накрыл медальон листком бумаги и заштриховал бумагу карандашом, обрисовывая рельеф. – Теперь видишь? – Он поднял листок. – Но это не просто фаллос. Я видел такой раньше.

На лице у него была загадочная улыбка, внушавшая Джону благоговейный страх, говорившая: «Я знаю кое-что, чего ты не знаешь».

– Ну не тяни. Тебе же не терпится мне рассказать.

– Взгляни на нижнюю часть медальона. Этот фаллос изображен отдельно от тела. У него есть крылья – видишь? Высокие цветы на заднем плане – листья лотоса. А те, другие, переплетенные с ними, – папирус.

– И что все это значит?

– Цветок лотоса и папирус – символы Верхнего и Нижнего Египта. Когда они связаны таким образом, возникает новое значение, символизирующее мощь и единство. Это широко распространенные символы, в особенности когда их используют в сочетании со знаками воды. Реки играли огромную роль в египетской мифологии, потому что воды Нила являлись источником жизни. Но фаллос… – Брайант задумчиво почесал небритый подбородок. – По Плутарху, Осириса убил его собственный брат, злобный Сет. Он обманом заманил Осириса в саркофаг, затем отправил саркофаг в открытое море, а впоследствии разделил труп на четырнадцать кусков и разбросал их по Нилу. Исида и ее сестра Нефтида нашли все части тела, кроме проглоченного крокодилом фаллоса, и предали их земле. Так они дали Осирису новую жизнь: он стал судьей и правителем подземного мира. Потому-то фаллос Осириса почитают как могущественный символ плодородия и возрождения.

– Очень интересно. Но разве это как-то связано с Гринвудом?

– Это браслет Осириса, на котором смерть изображена в облике мужчины, а возрождение – в женском обличье. Рисунок мог символизировать уход солнца и приход луны или иные великие перемены. Куда интереснее символика полета: в эпоху Тюдоров крылатый фаллос был талисманом проституток Южного Лондона, особенно тех, кто работал у реки между Блэкфрайарз и Ламбетом.

– Разве браслет старый?

– Нет, вероятно, он сделан недавно. Такими штуковинами торгуют по всему Верхнему Нилу. Символика изображения явно связана с местом, где оно было найдено. Ни шнурок, ни застежка не повреждены, а значит, браслет не могли обронить случайно.

– Тогда почему же его там оставили?

– Думаю, Джон, мы сможем это выяснить. Древние верования живут вечно. Подвал или фундамент каждого лондонского здания, мостовая каждого переулка таят в себе какой-нибудь символ. Более сложный вопрос – кто положил туда браслет. Надо бы поздравить Бимсли с находкой. – Артур приколол браслет к стене у себя над столом. – Пока вы с ним были на выезде, мы с Мирой тоже проводили расследование. Разрушенное здание, в которое вы вторглись, некогда было штаб-квартирой часовой фабрики Каролсона, а фабрика, в свою очередь, приобрела его у скрипичного мастера. Известно, что скрипки изготавливались по этому адресу еще в тысяча восемьсот тридцать пятом году, и это наводит на мысль, что здание должно быть в списке охраняемых объектов, хотя его и не видно с улицы. Но Мира обратилась в муниципалитет и выяснила: снос дома ведется на законных основаниях. Участок только что куплен компанией-застройщиком, и даже если Джексон Убеда в этом участвует, его имя вряд ли числится в списке сотрудников компании. Все, что нам теперь остается, – ждать, пока Гринвуд снова туда придет.

– Допустим, он знает, как пробраться в сохранившийся туннель Флита, – предположил Мэй. – По твоим словам, туннель не проходит ни под одним из важных зданий на пути к Темзе, но ты можешь ошибаться. За Ладгейт-Серкус есть один скромный банк – новый, с тонированными стеклами и решетками на окнах, – он как раз занимается денежными переводами с Верхнего Нила. Пожалуй, Артур, твоя первая мысль не была такой уж идиотской. Джексон Убеда родился в Теннесси, но, согласно его досье, по происхождению он египтянин.

– Думаешь, он собирается заглянуть к старому другу?

– Или врагу. – Джон помог напарнику собрать карты. – У нас, конечно же, нет ни малейшей улики, значит, нам остается надеяться только на то, что Гринвуд решит заняться спелеологией, а мы при этом сможем держать его на мушке.

– У меня есть идея получше, – сказал Брайант. – Дженис, ты не заглянешь к нам на минутку?

– Когда они наконец установят в твоем кабинете дверь, ты уже не сможешь мною помыкать, – откликнулась Лонгбрайт. – Ну, чего тебе?

– Скажи, у тебя есть дорогие украшения?

– На мою-то зарплату? Не смеши меня.

– Тогда, может, мы позаимствуем на пару часов кое-что из вещдоков?

– Меня чуть не уволили в прошлый раз, когда мы покусились на вещдоки. Что у тебя за блажь?

– Хочу, чтобы ты примерно на полчаса стала богатой египтянкой.

Сержант Лонгбрайт разгладила юбку и подумала, не переборщила ли она с гримом. Она знала, что немолодые замужние дамы в Каире одеваются так же, как их товарки по всему Средиземноморью, – очки от солнца в золотой оправе и свободные яркие пиджаки, – но сейчас она ощущала себя помесью Клеопатры с Далидой.[27] Ее шею украшало броское изумрудное колье, извлеченное Брайантом из запечатанного пакета с вещдоками к полному ужасу Кершо. Приемная «Компании финансовых услуг Верхнего Нила» представляла собой холодный мраморный саркофаг. Дженис примостилась между композициями из засушенных цветов, словно осиротевшая родственница в ожидании выноса тела.

Она записалась на прием к менеджеру, мсье Эдуарду Ассаду, сообщив, что хочет перевести деньги из городка возле суданской границы на счет в Лондоне. Она надеялась, что мсье Ассад предпочтет говорить по-английски, а не по-французски или арабски. Чтобы попасть в здание, Лонгбрайт пришлось пройти через металлодетектор и предъявить сумку для осмотра в соответствии с правилами банковской практики в Каире. Мэй особенно интересовался хранилищем, и Дженис ломала голову, как бы вывести разговор на эту тему. Тут как раз вошел Ассад.

Он согласился встретиться с Лонгбрайт, чтобы лично заверить ее: «Компания финансовых услуг Верхнего Нила» – надежный и разумный выбор для женщины со средствами. Маленький и до смешного аккуратный, от глянцевой черной тонзуры до свежевычищенных оксфордских туфель, Ассад приветствовал ее сердечным рукопожатием и провел в боковую комнату, декорированную малиновыми гобеленами и напольными подушками.

– Не исключено, что я также захочу передать вам на хранение несколько ценных вещей, – сказала Дженис, заметив появление серебряного подноса с мятным чаем. – Возможно ли это?

– Мы, безусловно, можем это устроить, – пообещал Ассад, руководя чайным ритуалом.

– Мне дали понять, что у вас есть тайник прямо в здании.

– Боюсь, вас неправильно информировали, мадам. Мы главным образом занимаемся электронными переводами, но, если вы пожелаете, мы могли бы связаться с дочерней компанией, которая предоставила бы вам место в надежном хранилище.

– Благодарю вас.

Лонгбрайт забеспокоилась, не нарушила ли она этикета общения, слишком быстро перейдя к обсуждению деловых вопросов. Как и Брайант, она не была сильна в светской беседе.

– Мне вас рекомендовал один старый друг, мистер Джексон Убеда. Полагаю, он ваш клиент?

– Уверен, вы сами оцените то обстоятельство, что мы не раскрываем имена клиентов.

Поведение мсье Ассада стало чуть менее любезным. Дженис поняла, что вызвала у него подозрения. Возможно, его встревожило упоминание имени Убеды. Тем не менее она решила слегка надавить:

– Но ведь у вас наверняка есть какие-нибудь подземные хранилища?

– К сожалению, нет. Подземные этажи вот уже много лет как засыпаны. По-видимому, возникли определенные проблемы из-за сырости.

– Конечно, ведь рядом с вами протекает старая река.

– Насколько мне известно, да. – Мсье Ассад явно терял терпение. – Полагаю, вы бы хотели видеть нашего администратора – он снабдит вас всей документацией, необходимой для открытия счета. – Набрав номер телефона, он в ожидании ответа прикрыл трубку рукой. – У нас множество друзей и клиентов в Асуане – уверен, наши услуги покажутся вам неоценимыми.

«Черт, неловко получилось, – думала Дженис, поджидая автобус на Фаррингдон-стрит. – Он видел меня насквозь». Впрочем, ее куда больше смущало, что у здания нет подвальных помещений. Это означало, что Брайант шел по ложному следу и расследование нельзя продолжать, поскольку оно не было официально санкционировано начальством. Как только городская полиция оставит их отдел в покое, Раймонд Лэнд не преминет поручить им ряд новых дел, и у них просто не останется времени на оказание дружеских любезностей.

«Сначала Рут Сингх, а теперь еще и это, – рассуждала сержант. – Наши доблестные рыцари вернулись к работе всего пару недель назад и уже вовлекли всех в рискованную авантюру». Конечно же, она будет на стороне Брайанта и Мэя, что бы ни случилось; это долг по отношению к старым друзьям, пусть даже с годами у них испортился характер. И все же Лонгбрайт гадала, как долго сумеют они следовать по своему извилистому пути, оставаясь при этом неподотчетными руководству. Министерство внутренних дел требовало результатов, и последствия провала пришлось бы расхлебывать всему отделу.