Шотландия. Автобиография - Розмари Горинг

Что же касается нас, то на следующий день после нашей высадки, то есть 1 декабря 1699 года, на берегу подняли шотландский флаг, весьма торжественно, с пальбой из пушек, распитием бренди и т. д. После всего советники и офицеры созвали общее собрание, чтобы решить, оставаться ли здесь, и после долгого обсуждения было решено, что мы остаемся и будем обустраиваться. Подсчеты показали, что продовольствия у нас, если отмерять строго, на полгода, и каждому причитается полфунта хлеба, столько же говядины и треть чарки бренди в день, а потому решили отправить корабли на поиски провизии и погрузить на борт всех, кто был непригоден к труду. Весть об уходе кораблей и о том, что они пойдут на Ямайку, побудила некоторых попытаться захватить корабли, чтобы впоследствии использовать их в своих целях. Этот заговор своевременно раскрыли, и одного из зачинщиков повесили 20 декабря. В день его казни на берегу Каледонской бухты священники впервые совершили церковный обряд. В последний день декабря, выпавший на субботу, мы впервые молились на берегу, а в следующую среду держали пост и возносили хвалу Господу. Если в скором времени не придут депеши из Шотландии, нам придется покинуть поселение, как сделали те, кто приплыл прежде нас, ибо продовольствия у нас меньше, чем мы считали сначала, да и многие оказались обессиленными из-за недугов…

Что же до местности, в которой мы очутились, она весьма удобна для возведения укреплений, но не слишком хороша для плантаций… Участок, на котором построена колония, изобилует невысокими холмами, не считая того места, где стоит форт, и здесь негде сажать семена, ибо земля болотистая, и тут множество крабов, каковые уничтожают все посевы. Вдобавок здешний климат чрезвычайно неблагоприятен. И тут не растут плоды, пригодные к употреблению в пищу, нужно пройти 3 или 4 мили вглубь, к поселениям индейцев. Вот там жить вправду хорошо и в изобилии встречаются плоды, как-то: бананы, картофель и прочие, но нам приходится за них платить вдвое против обычной цены. Край сей богат птицей, дикими кабанами, обезьянами и т. д., но поймать их нелегко, потому что леса тут весьма густые, и невозможно сквозь них пробраться, если не знать тропок, протоптанных индейцами, а таковые попадаются крайне редко. Вкратце же можно землю сию назвать страной чудес…

Тут нередки грозы с молниями и громом, а когда начинается дождь, то кажется, что на вас пролилась вся влага небесная. Зимой здесь еще можно дышать, но говорят, что с марта до начала декабря непрерывно льет дождь и очень душно…

Что касается местных жителей, они мало примечательны, живут в бедности, сопоставимой с нищетой. Их заботит лишь то, что происходит здесь и сейчас. Они питаются плодами, которые выращивают на своих плантациях… время от времени промышляют птицу или кабанов и пойманную дичь жарят на костре, покуда она не обуглится. Всем этим занимаются мужчины; женщины готовят повседневную еду и прядут, а также делают из древесной коры гамаки для лежания, и эти гамаки растягивают между двумя деревьями. Из одежды у них только то, что на них надето, и то, что они получили от нас, лишь женщины надевают еще фартуки, которые сами же шьют. Местные женщины весьма скромны…

Это люди жадные и завистливые, особенно их привлекает холстина. Говорят они на диковинном языке, который невозможно разобрать. Некоторые звуки в нем настолько причудливые, что ни один разумный человек не сможет их повторить. Наиболее охотно они учатся, а некоторые уже научились, у наших людей дурным повадкам. Если их что-то сердит или злит, они кричат: «Разрази меня гром» или «Ах ты, сукин сын!»

За путешествие умерли почти 160 человек, не считая тех, кто скончался здесь…

В первый день нового года позволено было вынести бочонки со спиртным, и все перепились и пошли гулять по кораблям, и двое свалились за борт, причем один, покуда голова его не скрылась под водой, не переставал божиться и сквернословить.

Союз между Англией и Шотландией, 1707 год

Даниель Дефо, городской совет Стерлинга, Джордж Локхарт из Карнуэта

В период, о котором идет речь, широко распространилось мнение, что кучка богатых шотландцев организовала объединение шотландского и английского парламентов, преследуя собственные цели. И пусть позднее выяснилось, что союз принес немало пользы и даже выгоды и Шотландии, и Англии, это событие получило неоднозначную оценку, а некоторые националисты сожалеют о нем до сих пор. Не подлежит сомнению, что в месяцы, предшествовавшие заключению союза, народное негодование достигло беспрецедентного накала: приводились многочисленные, обоснованные доводы против, кое-где отмечались мятежи, и властям приходилось это учитывать.

Писатель и агент правительства Даниель Дефо был направлен в Шотландию, чтобы изучить настроения в стране. Ему вменялось общаться с народом и убеждать шотландцев поддержать унию, каковую он сам считал выгодной для обоих королевств. С немалым изумлением он обнаружил, что шотландцы отнюдь не разделяют его воззрений, даже в Эдинбурге.

Я пробыл там недолго, но услышал громкий шум и, выглянув наружу, увидел, что по Хай-стрит движется огромная толпа, и барабанщик впереди, и все они вопят и кричат, что Шотландия должна быть заодно. Никакой унии! Никакой унии! Английские собаки — и тому подобное.

Не могу сказать, что у меня не возникло дурных предчувствий, да и печальная участь г-на де Витта не выходила из головы (этот голландский государственный деятель был растерзан толпой в Гааге. — Ред.), особенно когда сия толпа накинулась вдруг на некоего джентльмена, который имел неосторожность сказать что-то, что им не понравилось, прямо под моим окном.

Он отважно защищался и звал на помощь стражу, каковая оказалась неподалеку и с готовностью обнажила клинки и двинулась на толпу. В итоге они спасли джентльмена, а того, кто на него нападал, забрали в тюрьму.

К тому времени уже весь город был охвачен недовольством. В стражников летели угрозы и камни, а еще толпа затушила все огни, и потому никто не отваживался выходить да улицу, да и в окнах свет не зажигали из опасения, что кто-нибудь швырнет камень.

18 ноября 1706 года

ЕГО МИЛОСТИ ИХ ВЕЛИЧЕСТВ ВЫСОКОМУ КОМИССАРУ И ПАРЛАМЕНТУ

нижайшее обращение от провоста, бальи,

городского совета и прочих обитателей города Стерлинг

Обсудив и рассмотрев великое дело объединения двух народов, о котором много говорилось в печати, рассудили мы, что нашей наипрямейшей обязанностью перед сей страной и ее жителями является выражение нашего отношения к сему делу, каковое смеем покорно представить вашей милости и достопочтенному парламенту. Желаем мы истинного мира и дружбы и ненарушимого соседства с Англией… однако полагаем мы, что союз, каковой ныне хотят заключить, ляжет тяжким бременем податей на сию страну, ведь всякие выгоды свободной торговли покуда существуют лишь на бумаге, да и будут определяться англичанами в парламенте Британии, а последние, если пожелают, смогут изрядно воспрепятствовать нашей торговле, если та покажется им помехой.

Еще союз этот может оказаться разрушительным для наших мануфактур, губительным для нашей веры и церкви, а также для наших прав, законов, свобод и для всего, что мы столь ценим. Почему должны мы подчиняться и повиноваться тем, чьи интересы и чьи принципы, каковых они истово придерживаются, могут привести к тому, что мы и остальные королевские города сей страны лишимся в значительной степени нашего основополагающего права быть представленными в законодательной власти, хотя наше государство одно из старейших в мире, и получится тогда, что наши прославленные патриоты понапрасну проливали в его защиту свою кровь? Наш парламент есть то, что нам дорого, и если его устранить, окажемся мы и вся страна под ярмом, какового не сможем вытерпеть, а роковые последствия этого жутко даже воображать…

В эти дни… Парламентский переулок и внешний двор парламента запружены людьми всякий день, когда собирается парламент, и людей множество, все выкрикивают что-то против унии и бросают весьма вольные упреки тем, кто ратует за ее принятие: комиссара (маркиза Куинсберри. — Ред.), когда он шел к зданию, проклинали и бранили в лицо, а герцога Гамильтона (лидер Национальной партии. — Ред.) всегда сопровождают бесчисленные добровольные помощники и вообще молодые люди, когда он идет от парламента к аббатству или обратно, и все желают ему бороться за страну и не отступать. А накануне 23 октября три или четыре сотни таких сопровождающих, едва герцог от них ушел, двинулись все вместе к дому сэра Патрика Джонстона (их «ненаглядного» провоста, одного из комиссаров, жарко призывавшего к принятию унии и сидевшего в парламенте рядом с депутатами от Эдинбурга), кидали камни в окна, разломали ворота и ворвались в дом, но его самого не нашли, так как он успел бежать, иначе был бы разорван в клочья. Оттуда толпа, каковая значительно возросла в численности, пошла по городским улицам, угрожая расправой всем, кто поддерживал унию, и так продолжалось четыре или пять часов; только ближе к трем часам утра отряд стражи был отправлен к воротам Нетерброу-Порт, чтобы отогнать людей и оборонять здание парламента. Нельзя описать в словах, сколь велик был испуг придворных, когда они увидели, что происходит. До сей поры они не верили, или делали вид, что не верят, в недовольство народа унией, но теперь-то убедились и устрашились за собственные жизни, ибо стало ясно, что дело с унией застряло костью в шотландской глотке. Против унии были и молодые, горячие и несдержанные, и старцы, умудренные сединами, и даже солдаты, когда выдвигались к воротам Нетерброу, говорили, как передавали, друг другу: «Почему должны мы разгонять тех, кому дорога наша страна?» и «Пусть у нас есть приказ, мы и сами знаем, что делать». Когда толпу рассеяли, стража разместилась в Парламентском переулке, у Уэйхауса и ворот Нетерброу-Порт, армия же, как пехота, так и конница, пошла маршем к Эдинбургу, и так продолжалось во время всей парламентской сессии: комиссар (будто его вели на виселицу) каждое утро проходил от здания парламента до Креста (где ожидал его экипаж) между двумя шеренгами мушкетеров и отправлялся оттуда в аббатство, а Конная гвардия окружала карету, а под вечер к ней присоединялась и пехота…