Жизнь в древнем Риме. Повседневная жизнь, тайны и курьезы - Альберто Анджела
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правила такие же, как и всегда. Подсчитываются очки на тех сторонах костей, которые выпали вверх. Разные варианты комбинаций выпавших очков по-разному называются. Когда на всех костях выпала единичка, явно неудачный бросок, то говорят, что это «собачье очко». А если все кости показывают самое большое число, шестерку, тогда говорят, что выпало «очко Венеры».
По краям стола разложены маленькие кучки бронзовых сестерциев и серебряных денариев. Здесь играют на большие ставки. Все это вполне отражает ту страсть к азартным играм, что испытывают римляне. Удивительно, все в Риме играют или делают ставки. И речь не только о простонародье. Вошел в историю случай с Августом, умудрившимся проиграть целых 200 тысяч сестерциев (что соответствовало бы в наши дни 400 тысячам евро) за один день. Если бы он жил в наше время, этот великий человек римской истории был бы помещен в психиатрическую лечебницу. Для него игра действительно была настоящей болезнью: когда он приглашал к себе в дом гостей, то вручал каждому из них мешочек с 25 серебряными денариями для игры (и часто вновь раздавал свои выигрыши, чтобы продолжить игру!)…
Выйдем из зальчика. Крики и напряжение настолько усилились, – того и гляди, влипнем в неприятную историю.
Выходя, мы вновь видим старичков, шумно играющих в «угадайку». Чуть поодаль за стол уселись двое солдат и начали партию в «двенадцать надписей» (duodecim scripta, игра, похожая на наш трик-трак или нарды), еще одно излюбленное развлечение римлян.
10:00
Латынь на улицах Рима
Смогли бы мы объясниться на улицах Рима эпохи Траяна с помощью латыни, которую изучали в школе? Нам с самого утра не терпится это выяснить. Давайте проведем эксперимент: подойдем под портики, к паре женщин, рассматривающих шелка в лавке. Это дамы из высшего сословия, им вроде бы не пристало ходить за покупками на многолюдные улицы простонародья. Но мы догадываемся, что их привел сюда особый повод: женщины выбирают ткани для свадебного наряда. Это мать и дочь. Вот что они говорят:
– Placetne tibi, mater, pannus hic, ut meam nuptialem pallam conficiam? (Мама, тебе нравится эта ткань для моей свадебной накидки?)
– Paulum nimium speciosus est. Tamquam meretrix ornata nubere non potes, filia. (Она слишком броская. Тебе не пристало выходить замуж наряженной подобно проститутке, дочь моя.) Certe, matrimonium hoc primum tibi non erit, sed maiorum mores servandi sunt. (Конечно, это не первый твой брак, но нам надо соблюсти традицию.)
– Mater, festína. Nam cena parandest, musici conducendi, eligendique nuptiarum testes… (Мама, поторопись. Нам еще надо решить, что подавать на пир, нанять музыкантов и выбрать свидетелей…)
Женщины заходят в лавку, продолжая беседовать. Но мы не можем следовать за ними: на пути вырос рослый и плечистый бритоголовый раб и выразительно на нас уставился. Все ясно, «закрыто на спецобслуживание». Придется отойти. В любом случае мы уже поняли, что дочь выходит замуж не в первый раз и это никого не смущает (разводы столь же распространены в римском обществе, как и в наше время).
Другой интересный аспект – это язык. Некоторые слова произносятся почти так же, как в современном итальянском. Например, cena (ужин) через «ц». Это важная деталь. Ведь в начале римской истории и, возможно, до эпохи Юлия Цезаря, как полагают многие ученые, латинский язык отличался от того, который нам преподавали в школе.
Слово ancillae, которое мы читаем в школе как «анциллэ», произносилось «анкилла-э». То есть вместо «ч» произносилось «к», а «ae» читалось раздельно, а не как «э». Возможно, так говорил сам Юлий Цезарь (Caesar), произнося свое имя как «Каэсар».
Так что подслушанная нами беседа, случись она полутора веками ранее, звучала бы совсем иначе.
В общем, тенденция заключалась в том, что латынь со сменой поколений все более смягчалась, пока не появилась манера произносить слова, общая для многих европейских языков: итальянского, испанского, португальского, французского, румынского, английского…
В том Риме, который мы рассматриваем, эти изменения уже выражены в значительной степени, что позволяет нам различать многие слова. Процесс будет идти в течение всей древнеримской истории и в Средние века (и окажет глубокое воздействие на зарождающиеся новые европейские языки). Что, напротив, усиливает различия между латынью римских улиц и школьной латынью, – это то, как на ней говорят. Фразы произносятся с интонацией и акцентами, часто искажающими слова до неузнаваемости.
То же самое происходит и в наше время: достаточно переехать в другой город или область, и услышишь, как на том же языке говорят чуть иначе. Представьте себе затруднения туриста, знакомого лишь с началами итальянского и слышащего венецианский, флорентийский или неаполитанский говор…
На улицах Рима происходит то же самое: более того, мы улавливаем в толпе значительные различия в произношении, говорящие о том, что многие люди прибыли сюда из самых дальних уголков империи.
Например, жесткий выговор двух высоких светловолосых солдат, проходящих мимо нас, выдает в них уроженцев Северной Европы. Точно так же, как и в наше время…
10:10
В школу… на улицу
Мы останавливаемся: до наших ушей доносится хор детских голосов где-то вдалеке, с трудом пробивающийся через выкрики торговцев и шум ремесленников за работой.
Попытаемся выяснить, откуда он идет. Свернем в переулок: голоса становятся все слышнее. Мы ускоряем шаг, нам навстречу попадается двое рабов с тяжелыми корзинами на головах.
Переулок выходит на второстепенную улицу, где не так людно, она окаймлена длинными портиками. Вот откуда слышались детские голоса. В месте, где портик образует угол, сидят на простых табуретах около тридцати ребятишек, читающих наизусть какой-то текст. Косые лучи солнца ласкают их головки, превращая волосы в светящиеся ореолы. В лучах летают мухи, становится заметной летающая в воздухе пыль. Солнце освещает и ритмично покачивающуюся в воздухе указку, задающую темп нашему «хору». Это указка учителя, пожилого, худого, лысого мужчины с бородой. Рядом с ним примитивная школьная доска. Люди проходят мимо, не обращая никакого внимания на урок, лишь некоторые останавливаются и, прислонившись к колонне, пытаются уловить суть, «подслушивая с галерки».
Дети перестали скандировать двадцать три буквы алфавита и теперь читают хором «Законы двенадцати таблиц», первые записанные законы Рима. Некоторые отвлекаются. Неожиданно указка резко ударяет одного из учеников по плечу, подобно молнии, со свистом
