Сущность - Лейла Тан

опаской приблизился к одному из них и дотронулся до зазубренного края гигантской клешни. Осмелев, он поставил ногу на сгиб стальной конечности, подтянулся и понемногу двинулся вверх. Так он добрался до выпуклого пуза паука и встал на его вершину.

С высоты хорошо просматривались окраины площади и зарево уходящего к Побережью боя. Разрушенный город затаился в ночи. Наверное, среди изящных зданий и садов стальные монстры смотрелись бы странно, но сейчас они были гармоничной частью панорамы, штрихом, подчеркивающим ее пугающую естественность.

Салам вздохнул и опустился на корточки. Приложил ладони к металлу и почувствовал вибрацию в животе паука. Что-то там внутри все еще работало. Машины, как и люди, умирают в мучениях, подумал он. Какой-то упрямый и живучий чип терзает огромный организм, не давая ему успокоиться навсегда. Салам поймал себя на мысли, что думает о пауке как если бы это было живое существо. А что, может быть, в некоторой степени это и так. Наставник всегда говорил, что земные кошмары на самом деле – не плод человеческого воображения, а отражение чего-то, существующего реально, но где-то в другом, темном мире. Наверное, изобретая такие машины, люди не задумывались над тем, кто направлял их мысли, вызывая на свет из потусторонних миров образы чудовищ, воплощенные ими затем в стали и броне.

Послышалось шипение, и внизу живота монстра внезапно распахнулся люк. Оттуда повалил дым. Салам вскрикнул и отскочил назад, соскользнул с туловища и полетел вниз. Он ударился о землю, с кряхтением поднялся. В дымящемся люке показался бритоголовый. Человек, видимо, был ранен. Он еле двигался, вытаскивая свое тело из машины, стонал и хрипел. Выбравшись наполовину, он вывалился наружу и повис, зацепившись одеждой о зубец клешни. Салам метнулся к лежащему неподалеку огнемету, схватил его и забросил ремень на плечо. «За Оскара, за Дельту, за надежды…»

– Помогите, – простонал человек.

Салам напрягся, прислушиваясь к себе. Он почему-то не слышал грохота боевых барабанов. Это было очень некстати. Конечно, он в любом случае не стал бы стрелять в беззащитного врага, но по крайней мере не испытывал бы к нему жалости, как сейчас. Эта жалость показалась ему ненормальной. Бритоголовый, наверняка, убил не один десяток его друзей и прикончил бы его самого, окажись он в такой ситуации.

– Помогите…

Он забросил огнемет за спину и подошел к человеку. Тот приоткрыл глаза и взглянул на него с такой мольбой, что заныло сердце. Салам поднатужился и помог бритоголовому освободить одежду, а затем опуститься на землю. Человек дрожал от озноба, он был тяжело ранен, но у Салама не хватило бы сил протащить его не то что до Штаба, но даже на двадцать шагов. Все, что он мог сделать, это набросить на него свою бронекуртку и перетянуть ремнем бедро выше раны, чтобы остановить кровотечение. Раненый попросил воды. Воды у него не было. Он развел руками, сказал «прости» и пошел прочь.

Салам удалялся от стального паука в задумчивости, размышляя о мире и человечестве. Он шел, пока не услышал за спиной щелчок. Он обернулся. В лицо ему смотрело дуло пистолета. Он не испугался, он не поверил своим глазам. Как же так, ведь он помог этому человеку, был к нему милосерден, не добил, да еще перевязал его рану. Почему же он так поступает? Это неправильно, ведь Мастер говорит, что человек создан для добра, а Мастер не может ошибаться. И этот бритоголовый, наверное, тоже создан для добра. Почему же тогда он собрался стрелять ему в спину?

Салам смотрел на оружие и на человека и чуть не плакал от обиды. Он не пытался уклониться от выстрела, спастись, он был настолько потрясен, что не думал об опасности. И человек опустил пистолет. Готовое разродиться смертью дуло скользнуло по воздуху и ткнулось в землю. Бритоголовый отвел взгляд.

Салам развернулся и продолжил свой путь, утирая прорвавшиеся-таки слезы. Это была победа.

Эпизод 28

Эта ночь была еще темнее, чем вчерашняя. Звезды, густо разбросанные по небосводу, казались нарисованными. Черные вершины громоздились на фоне созвездий волнами окаменевшего шторма. Ветер гулял среди мертвых камней, заметая тропинки странного мира, в котором затерялись два человеческих существа.

Они устроились на ночлег там, где застали их ранние сумерки. Не отягощенные поклажей и мыслями о прошлом, они лежали во мраке, одни на всем белом свете. Холод ночи подползал к людям и испуганно замирал, не смея коснуться их тепла. Сана жалась к исхудавшей груди любимого, обнимала обеими руками его горячее тело под распахнутой курткой, вдыхала его запахи, и страх отступал. Сана улыбалась и еще крепче прижималась к нему. Там, под грубым свитером жила боль, она чувствовала ее и хотела забрать ее у него.

Эли целовал ее лицо, гладил ее волосы и плечи, медленно, задумчиво, будто во сне. Он был и рядом с ней, и где-то в других мирах.

– Эли, – позвала она.

– А?

– Ничего, я просто так… Я хотела убедиться, что ты здесь.

– Я здесь, – сказал Элиот.

Небо заволокло дымчатой пеленой, звезды скрылись, и сверху посыпался мелкий колючий снег. Ветер прекратился. В неподвижном воздухе белые хлопья падали не спеша, кружились в медленном танце и ликовали, встречаясь с холодом камней.

Они остались лежать на земле, только накрылись с головой непромокаемыми термоодеялами. Искать убежище в таком мраке бесполезно. Горы были черны и неприступны, и вряд ли согласились бы пригреть людей на своей груди. Они обнимали друг друга и слушали, как шуршат по ту сторону пространства льдистые хлопья.

– У меня такое ощущение, что это конец мира, – прошептала Сана, – крайняя точка бытия, дальше ничего нет… совсем ничего. Мне кажется, что утро больше никогда не настанет. Будет вечная ночь и эти страшные звезды… Мне страшно, Эли.

Элиот вздохнул и провел рукой по ее волосам.

– Эх, малышка… Не стоит бояться. Через два дня наступит конец света, а мы с тобой в другом измерении, в стране, которой нет на карте. Здесь даже воздух другой и снег другой, и звезды. Так что если утро действительно не настанет, я этому не удивлюсь. Хотел бы я знать, что там на Земле сейчас творится…

– Два дня! – с ужасом произнесла Сана. – Всего два дня, а мы идем и идем, неизвестно куда! Эли, я боюсь, что мы потеряли направление.

– Может быть, и потеряли, – сказал он. – Теперь уже ничего не поделать, мы сделали все, что могли, все, что было в наших силах. В конце концов, мы не боги, а люди. Но я ни