Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если они вымрут от голода, трупы будут сухими, как опавшие листья. Разлагаться будет нечему.
— Вы рассуждаете слишком легкомысленно, Фараатаа.
— Неужели? Что ж, пусть легкомысленно. С присущим мне легкомыслием я разгромил угнетателей, под пятой которых мы корчились четырнадцать тысячелетий. Так же легкомысленно я вверг их в хаос. Легкомысленно я…
— Фараатаа!
— Я очень многого добился, Данипиур, за счет своего легкомыслия. Причем не только безо всякой поддержки с вашей стороны, а, напротив, при вашем в большинстве случаев прямом противодействии. А теперь…
— Выслушайте меня, фараатаа! Да, вы выпустили на свободу могучие силы и нанесли неизменным такой удар, который я, признаться, не считала возможным. Но теперь пришло время остановиться и подумать о дальнейших последствиях содеянного вами.
— Я подумал, — ответил он. — Мы отвоюем наш мир.
— Возможно. Но какой ценой? Вы наслали болезни на их земли, — а как вы думаете, так ли уж просто будет остановить эти болезни? Вы расплодили чудовищных, ужасных животных и выпустили их на волю. Вдобавок вы хотите, чтобы мир задохнулся от миллиардов гниющих тел. Так скажите, Фараатаа, вы спасаете наш мир или уничтожаете его?
— Болезни исчезнут, когда погибнут растения, которые их питают, для нас большей частью бесполезные. Новых животных немного, а мир большой, и ученые заверили меня в том, что они неспособны размножаться самостоятельно; так что мы избавимся от них, когда они сделают свое дело. А что касается гниющих тел, то по этому поводу я не разделяю ваших страхов. Стервятники наедятся так, как никогда не ели, из гор оставшихся костей мы возведем храмы. Победа за нами, Данипиур. Мир отвоеван.
— Вы слишком самоуверенны. Они еще не начали наносить ответных ударов, но если они начнут, Фараатаа, что будет, если они начнут? Прошу вас вспомнить, Фараатаа, что сделал с нами лорд Стиамот.
— Для завоевания лорду Стиамоту потребовалось тридцать лет.
— Да, — согласилась Данипиур, — но его войска были немногочисленны. А теперь неизменные значительно превосходят нас числом.
— А мы научились насылать на них болезни и чудовищ, чего не умели во времена лорда Стиамота. Их многочисленность сыграет с ними злую шутку, когда у них закончатся запасы пищи. Как они смогут сражаться против нас хотя бы тридцать дней, не говоря уж о тридцати годах, если голод уже раздирает на части их цивилизацию?
— Голодные воины могут сражаться гораздо ожесточенней, чем сытые.
Фараатаа расхохотался.
— Воины? Какие воины? Это же нелепость, Данипиур. Люди изнежены!
— При лорде Стиамоте…
— Лорд Стиамот жил восемь тысяч лет назад. С тех пор жизнь для них была чересчур легка, и они стали расой дураков и трусов. А самый большой дурак среди них — их лорд Валентин с его святой простотой и благочестивым отвращением к насилию. Чего их бояться с таким королем, у которого кишка тонка для убийства?
— Согласна: его нам нечего бояться. Но мы можем его использовать, Фараатаа. Именно это я и собираюсь сделать.
— Каким образом?
— Как вы знаете, он мечтает договориться с нами.
— Мне известно, — сказал Фараатаа, — что он появлялся в Пи-урифэйне с дурацкой надеждой вступить с вами в переговоры, но вы проявили мудрость и избежали встречи.
— Да, он пришел добиваться дружбы, а я не стала с ним встречаться. Верно. Мне было нужно побольше узнать о ваших намерениях, прежде чем вступать с ним в любые переговоры.
— Теперь мои намерения вам известны.
— Да, известны. И я прошу вас перестать распространять эти болезни и оказать мне поддержку, когда я встречусь с короналем. Ваши действия срывают мои планы.
— Какие именно?
— Лорд Валентин отличается от других короналей. Как вы говорите, он — сама святая простота: мягкий человек, у которого не хватает духу на убийство. Отвращение к войне делает его сговорчивым и податливым. Я собираюсь добиться от него таких уступок, которых нам не предоставлял ни один из предшествующих короналей. Право вновь поселиться на Алханроэле, получить обратно во владение священный город Велализиер, место в правительстве — короче говоря, полное политическое равноправие в пределах Маджипура.
— Проще все уничтожить, а потом выбирать место на свое усмотрение, не спрашивая ничьего разрешения.
— Но вы же должны понять, что это невозможно, что нельзя ни изгнать, ни уничтожить двадцать миллиардов живых существ. Единственное, что мы можем, — установить с ними мир. И именно в Валентине заключается наш шанс на установление мира, Фараатаа.
— Мир! Какое гнусное, лживое слово! Мир! Ну уж нет, Данипиур, мне не нужен мир. Меня интересует не мир, а победа. А победа будет за нами.
— Ваша вожделенная победа обречет нас на гибель, — резко ответила Данипиур.
— Я так не считаю. И я думаю, что ваши переговоры с короналем ни к чему не приведут. Если он дарует нам те уступки, о которых вы собираетесь просить, собственные принцы и герцоги свергнут его и заменят более жестоким человеком, и что тогда будет с нами? Нет, Данипиур. Я должен продолжать войну, пока в нашем мире не останется ни одного неизменного. Любой другой путь означает продолжение нашего порабощения.
— Я запрещаю.
— Запрещаете?
— Я — Данипиур!
— Да, вы — это вы. Ну и что? Я — Король Сущий, о котором говорилось в прорицаниях. Как вы можете запрещать мне что-либо? Неизменные передо мной трепещут. Я их уничтожу, Данипиур. А если вы будете мне мешать, я уничтожу и вас. — Он поднялся и, взмахнув рукой, отпихнул в сторону бокал с нетронутым вином, расплескав по столу его содержимое. У двери он остановился и оглянулся, ненадолго приняв форму, известную под названием Река, выражавшую неуважение и презрение. Затем он возвратился в свое прежнее обличье. — Война будет продолжаться, — сказал он. — Пока я позволяю вам оставаться на вашем посту, но предупреждаю: оставьте предательские попытки связаться с противником. А что касается святого лорда Валентина, то его жизнь принадлежит мне. В день освящения Велализиера его кровь омоет Столы Богов. Берегись, Данипиур, иначе я использую твою кровь для тех же целей.
Глава 6
— Корональ лорд Валентин со своей матерью Повелительницей Снов во Внутреннем храме, — сказала иерарх Талинот Исульд. — Он просит вас, принц Хиссун, провести ночь в королевской резиденции в Нуминоре и прибыть к нему с утра.
— Как будет угодно короналю.
Хиссун смотрел мимо иерарха на огромную белую стену Первого утеса, нависавшую над Нуминором. Она была ослепительно яркой, до боли в глазах, светилась почти как солнце. Когда несколько дней назад во время плавания с Алханроэля они впервые увидели Остров, он прикрывал глаза рукой от нестерпимого белого сияния, ему хотелось вообще отвернуться, а стоявшая рядом с ним Эльсинома так и сделала, воскликнув: «Что там такое яркое? Мы не ослепнем?» Но теперь, при ближайшем рассмотрении, белый камень уже не пугал: исходивший от него свет выглядел чистым, успокаивающим и напоминал скорее лунное, а не солнечное сияние.
С моря дул прохладный, ласковый ветерок, тот самый ветер, который так стремительно — но не настолько быстро, чтобы утихомирить растущее в Хиссуне с каждым днем нетерпение, — нес их корабль от Алаизора до Острова. Нетерпение еще подгоняло его, когда он ступил на берег Острова. Но сейчас он уже понимал, что нужно проявить выдержку и приспособиться к неспешному ритму жизни Острова и его безмятежной госпожи, иначе ему никогда не удастся сделать то, ради чего он здесь появился.
И правда, он ощутил, что начинает проникаться этой неторопливостью, когда в сопровождении иерарх проходил по небольшому портовому городку к королевской резиденции Семь Стен. Он подумал, что магии Острова невозможно противиться: такое это спокойное, безбурное, мирное место, которое каждой своей чертой свидетельствует о присутствии Повелительницы Снов. Сейчас бедствия, потрясавшие Маджипур, представлялись Хиссуну пустой выдумкой.
Однако ночью Хиссун обнаружил, что заснуть здесь не так-то просто. Он лежал в великолепных покоях, убранных восхитительными темными тканями старинной работы. Здесь, насколько он знал, до него отдыхали великие лорды Конфалюм, Престимион и сам Стиамот; и ему казалось, что все эти древние короли бродят поблизости, переговариваясь шепотом между собой, а их слова — насмешка над ним: выскочка, щеголь, павлин. Нет, говорил он сердито самому себе, то всего лишь шелест волн внизу. Но сон не приходил, и чем сильнее он хотел заснуть, тем меньше ему это удавалось. Он встал, принялся расхаживать по комнатам, вышел во двор, решив поднять кого-нибудь из слуг, чтобы ему принесли вина, но никого не нашел и через некоторое время вернулся в спальню и опять закрыл глаза. На этот раз ему показалось, что Хозяйка Острова Сна слегка, мимолетно, коснулась его души: нет, то было не послание, а лишь прикосновение, легкое, как дуновение, пахнувшее на его душу, нежное «Хиссун, Хиссун, Хиссун», после чего он успокоился, задремал и погрузился в глубокий сон безо всяких сновидений.