Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав

Углубившись в лес ещё метров на сто, он, наконец, что‑то услышал. Шелест, кажется, а может, шуршание шагов… Да, впереди определенно кто‑то был. Толя рефлекторно крепче сжал оружие, сделал осторожный шаг, затем ещё один, определяя с какой скоростью он сможет двигаться максимально бесшумно. Шум впереди не прекращался, но что‑то в нём было не так, будто это был не человек вовсе.

Толя подбирался всё ближе и ближе, он уже определил направление и примерно представлял расстояние до цели. Ещё чуть‑чуть, ещё шажок и вот! Толя выскочил из‑за дерева, уверенный, что его никто не слышал, но обнаружил там совсем не пилота, а зайца! Ушастый, и без того напуганный, отреагировал мгновенно и стремглав рванул в кусты. Толя про себя чертыхнулся и сжал губы – чертово зверьё, курва его мать, неслабо подъело ему нервы.

Осмотревшись, он снова выбрал направление, в котором нужно было двигаться, и продолжил поиски. Медленно и тихо Толя преодолел ещё две сотни метров и, наконец, нашёл какие‑то следы. Внимательно осмотрев их, он некоторое время шёл по ним, пока по ряду признаков окончательно не убедился, что принадлежат они не человеку. Снова неудача. Чертыхаясь, Черенко стоял на коленях, рассматривая траву и мягкую землю, а когда поднялся и выпрямился… Бах! Бах! Бах!

Лес наполнили звуки выстрелов. Рефлексы сработали моментально, и Толя рванулся в сторону, благодаря чему определённо немного исправил положение. Стреляли из пистолета, первая пуля точно прошла мимо, а вот вторая, благодаря его манёвру лишь вскользь ударила по бронежилету. Это было больно, но не так, как могло бы быть, если бы она попала под более прямым углом. Толя завалился в траву и заполз за дерево, инстинктивно облапал себя, определяя не ранен ли. В груди немного болело, но это была сущая ерунда – ему очень повезло.

Самым паршивым в этой ситуации являлось то, что Черенко имел очень смутное представление о том, откуда в него выстрелили. Но стрелок, похоже, был слабо обучен стрельбе, иначе точно хотя бы раз попал по неподвижной мишени. Как только Толя на мгновение высунулся из‑за дерева, намереваясь посмотреть что где, как услышал очередные хлопки выстрелов и увидел вспышки на десять часов.

Адреналин зашкаливал, и Толя не удержался.

– Вертел я тебя, крыса кустовая!

С той стороны не ответили. Толя снял с разгрузки гранату, выдернул чеку. Затем, в уме сосчитав до трех, отпустил скобу и, не высовываясь, прямо из‑за дерева бросил гранату в сторону противника. Лес быстро поглотил шум взрыва и шорох разлетающихся осколков. Толя не надеялся, что осколки поразят врага – он больше рассчитывал, что тот будет на время дезориентирован, и он сам успеет сменить позицию.

Выскочив из‑за дерева, Черенко со всей доступной прытью рванул вперёд и немного в сторону. Вспышки выстрелов, которые он видел, были недалеко, всего в каких‑то тридцати метрах. Двигаясь по сужающемуся кругу, Толя быстро ворвался на позицию противника и всего в паре метрах перед ним увидел его, судорожно пытавшегося перезарядить пистолет. Пилот, а это был он, как‑то неуклюже пытался это сделать, прижимая пистолет предплечьем к телу, а свободной рукой заталкивая в рукоять новый магазин. Завидев Толю, он протяжно взвизгнул и магазин, будто ободрённый его визгом, встал на место. Щёлкнул затвор.

Толя криво ухмыльнулся и нажал на спуск, но автомат промолчал. Улыбка мгновенно исчезла, и Толя судорожно дёрнул затвор и нажал повторно – ничего: то ли патроны попались никудышные, то ли он всё же намочил оружие, когда упал в пруд. Противник уже перехватил пистолет здоровой рукой и наводил на него. Решение нужно было принимать немедленно.

Тогда Черенко бросил в противника свой автомат, тем самым выиграв ещё секунду‑другую, а сам рванул вперёд и ухватил его за вооруженную руку. Завязалась слабая и очень короткая борьба, из которой Толя легко вышел победителем – после неприятного удара кулаком в лицо, пилот охнул и обмяк, повалившись на бок. Ни о каком сопротивлении он больше и не помышлял.

Не спуская глаз с противника, Толя подобрал свой автомат и повесил на плечо, а пистолет пилота навёл на него самого.

– Курва ж твоя мать, – на выдохе бросил он. – Такой дохляк, а столько мороки.

Пилот не отвечал. Лишь лежал и постанывал.

– Вставай, харэ скулить, – приказал Черенко.

Реакции не было. Пилот его будто игнорировал. Толя такого не любил и, не раздумывая, с силой пнул лежащего на земле человека. Сектант так заорал, что у Толи уж мурашки по коже забегали.

– Э! Ты чё орёшь, придурок?! – озадаченно спросил он, опасливо оглядывая противника.

Тот повернул к нему лицо с окровавленным носом, и только сейчас Толя увидел, что это совсем ещё молодой пацан, может, немного старше его Кирилла. Он что‑то промямлил, но Толя не смог разобрать, что именно.

– Нормально скажи, – потребовал он.

В ответ пилот выдал более осмысленную речь, но Толя всё равно ни слова не понял – язык, на котором тот изъяснялся, был ему совершенно не знаком.

– Курва ж ты такая, – покачал головой Толя. – Что ж с тобой делать… Встань хотя бы, слышишь? Это… Э‑э… Стадап… Стэнд ап! Во.

Пилот медленно, кряхтя, постанывая и постоянно морщась, перевернулся и разразился горячей тирадой о чем‑то, показывая левой рукой то на свою правую ногу, то на руку. Толя по‑прежнему ни слова не понял, но, сопоставляя факты, понемногу начал догадываться.

– Хочешь сказать, ты сломал руку? – недоверчиво спросил он. – И ещё и ногу?

Пилот молчал и смотрел на Толю как‑то жалобно, и одновременно с тем подозрительно. Черенко почему‑то стало жаль его. Совсем немного, чуточку, но достаточно для того, чтобы ему перехотелось его немедленно убить. Возможно, потому что он снова провёл параллель с Кириллом.

– Ох, лучше б ты шею сломал, курвин ты сын, – вздохнул Толя и продолжил размышлять вслух. – Вот что с тобой теперь делать? Забрал бы тебя как пленника, но это ж надо тебя на горбу тащить. Тогда что?

Он задумался. Он бы легко убил этого засранца, если бы не отказал автомат, но теперь, глядя в его молодое лицо, не спешил это делать. Перед ним был такой же молодой пацан, как и его Кирилл. Ему бы жить ещё да жить, жениться, рожать детей… На кой ляд он припёрся сюда убивать? И ведь убивал. Жестоко, методично, безжалостно: бросал бомбы, решетил людей из пулемётов. Может, даже его парней, «анархистов». И если выживет – будет делать это опять. Да, вне всяких сомнений он снова будет рвать людей на части, но всё равно Толя не торопился нажимать на спуск. Если бы пацан дрался, угрожал его жизни – Толя бы сразу его убил, но сейчас, когда тот не способен драться, он не почувствует удовольствия от такой победы. Но главное – он понимал, что с такими повреждениями пилот и сам умрёт в этом диком лесу, а это будет куда более жестоко.

– Я оставлю тебя тут, – сообщил он после долгих раздумий, совершенно не смущаясь, что пилот его, скорее всего, тоже не понимал. – И ты умрёшь. Сдохнешь, потому что сам не выберешься. И все вы тут передохнете – каждый, кто припёрся к нам сюда убивать, понял?

Пилот молчал. Толя поджал губы, будто раздосадованный этим.

– Молчишь. Конечно, молчишь, курвин сын. Ну, да ладно. Прощай.

Толя стал медленно пятиться, отходя в лес. Он допускал, что у парня может быть ещё какое‑то оружие, но не хотел обыскивать. Он просто хотел уйти дальше по своим делам. Пилот понял, что его бросают, но к удивлению Толи никак не стал его останавливать. Не обмолвился даже словом. Это было странно, но Черенко пока не придал этому значения. Отойдя достаточно далеко, он повернулся и двинул в свою сторону, размышляя о том, что сделал, и пытаясь дать себе оценку.

Через пару минут он услышал рёв автомобильного двигателя, доносившийся с полевой дороги. Учитывая, где находятся силы Альянса, Толя ни секунды не сомневался, кому принадлежала машина, и кто на ней приехал.

«Ах ты ж курва! Хер вам по всей морде!», – он сразу всё понял, выхватил пистолет и стремглав рванул обратно.

Пилот сидел на том же месте и ждал. Услышав шум шагов, он повернул голову и по испуганному выражению его лица Толя сразу понял, что он ожидал увидеть совсем других людей. Но испуг быстро исчез. Вместо него появилось другое выражение: теперь парень смотрел на него с тоской и обречённостью, уже понимая, что сейчас будет. Но всё равно не сказал ни слова. Не просил, не умолял даже на своём непонятном Толе языке – просто ждал, будто всегда был готов к тому, что сейчас должно произойти.